Приключения принца иогана альбрехта мекленбургского. эпизод девятый. и бысть сеча зла и ужасна.

Встречали нас как храбрецов. Кричали девушки «ура» и в атмосферу чепчики бросали! Принц Густав примчался на пристань и встречал меня совместно со всеми. Война с Данией началась очень неудачно. Кальмар забран, держался лишь замок. Король Карл IX подготавливался выступить с армией на помощь, и отечественный успех очень вдохновил шведов.

Нужно сообщить, король сейчас очень сильно сдал. В то время, когда Густав Адольф говорил ему о отечественном успехе, он смотрелся весьма рассеянным, сказал невпопад, а под конец поразил мою светлость в самое сердце. Он задал вопрос меня, готов ли мой полк к выступлению.

Я пара растерялся, но стоящий рядом с королем Густав Адольф кивнул мне и я с поклоном заявил, что по первому кличу буду в первых последовательностях либо что-то в этом роде. Уже по окончании приема Аксель растолковал мне, что его величество сейчас не всегда прекрасно себя ощущает, к тому же у него сравнительно не так давно был господин Спаре и чего-то наплел по моему предлогу.

— Все ясно, граф, но слово дано и мне безотлагательно нужен полк. Кстати, каков минимальный состав полка в вашей армии?

— Вы весьма своевременно спросили, ваша светлость. Ну, ну, я все осознаю, у вас не было времени. По большому счету пехотный полк должен иметь приблизительно тысячу – тысячу двести человек.

Но война началась так нежданно, что во многих полках нет и половины.

— И в случае если я приведу отряд в шестьсот человек

— Никто не посмеет сообщить вам, что вы не выполнили собственный долг! У вас имеется шестьсот человек?

— В случае если честно, то нет и половины. У меня рота мушкетер в полторы много стволов. Я могу навербовать местных обитателей?

— Лишь добровольцев. По большому счету шведы не через чур с радостью идут в армию, в особенности в нешведские части. Но вы стали популярны, так что дело может и выгорит.

А оружие у вас имеется?

— На шесть сотен хватит. Я думаю. Возможно.

Вечером был мозговой штурм, на котором находились все мои приближенные и офицеры. В то время, когда я заявил, что у меня имеется полторы много мушкетер — я безбожно преувеличил. Захват не прошел для моих людей напрасно, так что всего в строю было и немцев и померанцев девяносто шесть человек. Еще шесть десятков команды на «Марте», но от них на суше мало толка. Чуть выйдя из дворца, я заявил собравшимся окрест зевакам, что набираю отряд «истребителей датчан».

Присутствующие разразились приветственными криками, но записываться не торопились. Если бы возможно было смотаться в Германию, то возможно я навербовал бы нужное количество авантюристов . Но, увы, на это не было ни времени, ни возможности.

Хайнц как самый умелый в вопросах вербовки внес предложение завербовать пленных датчан. Идея была увлекательной, но пока ее отложили. Тем более что все военнопленные были моряками, а не пехотинцами. Ян внес предложение поступить по английски, другими словами напоить в местных кабаках как возможно больше народу, а утром заявить, как им повезло. В принципе также ничего, но так вербуют матросов — в то время, когда они утром просыпаются с похмелья, то корабль уже в море и деваться им некуда. Больше конструктивных предложений не было.

В задумчивости я вышел из трактира папаши Густава с целью подышать. Уж больно голова устала от шума, создаваемого моим «штабом». Мое бросилась в глаза вереница людей в цепях, которых гнали в сторону порта вооруженные стражники.

— А это кто? – Задал вопрос я у вышедшего совместно со мной Клима.

— Известно кто, – ответил он мне. — Каторжников на галеры гонят.

— Какие конкретно к нечистому галеры? Нас же до сих пор блокируют датчане?

— Так-то оно так. Лишь куда их девать, каторжников-то, не солить же!

— И что, большое количество тут каторжников?

— А кто их, окаянных, вычислял? Галер большое количество и на всех, почитай, каторжники. Вольного-то в том направлении никаким пряником не заманишь.

— А за что тут на каторгу отправляют?

— Да кто же их знает. Кого за разбой, кого за иную какую татьбу. Должников, не редкость, за весло сажают. Особенно тех, кто налоги задолжал, тут с этим строго.

Ну и военнопленные случаются, кто за себя выкуп заплатить не имеет возможности.

На следующий сутки я с утра был у Акселя Оксеншерны. Кратко я растолковал ему сущность собственной идеи. Тот в случае если и удивился, то виду не подал. Еще через два часа я стоял перед толпой заросших и оборванных людей в цепях.

Я дал возможность сказать Хайнцу, а сам всматривался в лица каторжников, пробуя осознать, что они за люди.

Хайнц не подкачал, он сказал несложными рублеными словами понятные любому недоумку вещи. Желаете и дальше горбатиться на веслах – сидите на попе ровно. Желаете вырваться из этого и жить как лучшие люди на земле – воины герцога мекленбургского, тогда поднимайтесь и идите к нам.

У нас таких, как вы, лишь и не достаточно. Но увы, ему не получалось достучаться до сердец будущих армейских. Только равнодушное молчание было ему ответом. Н-да, снова непруха… Опаньки, а что это? Один из сидельцев поднимает кудлатую голову и нежданно неприятным голосом кричит: «А чего это немак гавкает?» И все это на русском, причем очевидно оживившиеся каторжане одобрительно ржут.

Офигеть!

Выхожу вперед и, подпустив хрипотцы в голос, отвечаю.

— С тобой, свинья, не гавкает, а говорит капитан Ж Гротте. Слыхал про для того чтобы? Нет? Сочувствую!

И предлагает он вам, лишенцам, кинуть к линии эти вёсла и заняться более почетным делом. В частности стать моим воином.

— А ты-то что за гусь?

— Я-то? Принц заморский, Бова-королевич, слыхал? А тебе несколько хрен, кто тебя для того чтобы прекрасного из-за весла извлечёт?

Нет, в случае если тебе на галерах нравится – так я не против, оставайся. А вот в случае если кому надоело, то поднимайтесь и идем со мной, лишь думайте стремительнее – недосуг мне.

— А с кем хоть вести войну, королевич?

— А тебе не все едино? Ну, с датчанами.

— А кем верстаешь?

— Пикинёрами, ну либо копейщиками по вашему.

Тут из толпы вылез здоровый звероватого вида мужик и прогудел:

— Не по чину мне в пешцы, я сын боярский!

Ага, наверное, это и имеется неформальный фаворит данной тусовки.

— Да хоть княжеский, мне без отличия! Вот будешь на Москве – в том месте и будешь хоть боярином, хоть архиереем. А тут или у меня копейщиком, или на галере гребцом.

Продемонстрируешь себя, пожалую и саблей и конём.

— А правильно ли ты королевич, дабы жаловать?

— Я герцог, и папа у меня был мать и герцог из княжеского рода. В собственной почва я все равно что царь, никого нужно мной нет, а также за столом римского цесаря могу сидеть, не снимая шляпы.

— На православных нас войной не поведешь?

— на данный момент у меня война с датчанами. Как она закончится – неволить никого не стану: желаете – служите дальше, желаете – отпущу на все четыре стороны. Мое слово крепкое!

— А запивная деньга с собой? – опять вылез кудлатый с неприятным голосом.

— Какая, какая деньга?

— А задаток, герцог-батюшка! Мы мыслим так, что воинские люди без оплаты не помогают.

— Правильно говоришь, но лишь то воинские. Они на работу приходят одетые-обутые, со своим оружием. Строй воинский знают, а ты как датчанина в драной рубахе и обнажённым задом вести войну будешь? Вот то-то!

Кто ко мне отправится, того накормлю, напою, в баню свожу. Одену, обую и вооружу. Да лишь наблюдаю, не окажутся из вас солдаты, вы лишь языком горазды!

— Подожди, князь, слова обидные сказать! Воинское дело мы знаем. Тут почитай все ратные люди, имеется стрельцы, имеется казаки, Анисим, с которым ты лаешься – тот и вовсе пушкарь. Коли ты нас в самом деле от этот неволи ослобонишь и против православных не поведешь, я тебе крест на верность поцелую и в бой отправлюсь.

А в том месте как всевышний даст!

— Ну, вот и договорились! Эй, Гротте, сообщи стражникам, дабы колодки сбивали.

На громадной поляне рядом от памятного охотничьего домика мы поднялись лагерем. В четырех громадных котлах рядом с маленькой речушкой кипятили воду для импровизированной бани. В нескольких котлах мельче варилась каша для моих новоявленных воинов.

До тех пор пока бывшие каторжники добирались до места под управлением капитана Хайнца, я сделал маленькой крюк к лагерю королевских армий. Въехав в размещение, я сразу же направил коня к маркитантам. У них очевидно было затишье, что, но, ясно.

Армии готовятся к выступлению, все, что необходимо, уже приобрели, добычи еще нет и не светло, будет ли. Всё застыло в напряженном ожидании – в этот самый момент я таковой целый из себя. Одна отменно ужасная старая женщина, встретившись со мной, оживилась и закричала на целый лагерь неприятным голосом:

— Вы лишь посмотрите, какой красавчик пожаловал к нам! Что вам угодно, юный господин? Вы лишь сообщите, мы для вас все сделаем.

— Благослови вас господь, хорошая дама! У меня громадное горе, не знаю кроме того, как вам и сообщить.

— Уж вы, юный господин, сообщите как имеется, а мы-то придумаем, чем вам оказать помощь, – загалдели около отовсюду вылезающие из собственных кибиток маркитанты.

— Меня бросила моя любовница-графиня, и я плакал три ночи напролет, а сейчас думаю: может вы, хорошая дама, поможете моему горю? – проговорил я самым постным голосом, подняв глаза к небу.

Громкий смех, зазвучавший со всех сторон, был мне ответом. старая женщина, сперва опешившая, смеялась громче всех, а позже, скрючившись в подобии реверанса, заявила что «готова хоть на данный момент». Дождавшись до тех пор пока хохот стихнет, я, посерьезнев, заявил:

— Слушайте меня все! Я герцог Мекленбургский! Никто из шведов не желает идти в бой под моим знаменем, исходя из этого я нанял каторжников. Но потому, что мне не хочется вести в бой оборванцев, их нужно переодеть.

Кто у вас старший?

— Я, ваша светлость! – отозвался тучный мужчина, одетый в разодранный на пояснице колет не по размеру. – Вы обратились по адресу, но имеется ли у ваших людей чем заплатить?

— Идите за мной! В том месте практически двести человек и всех необходимо одеть. Мой секретарь запишет каждую вещицу, а мушкетеры проследят за тем, дабы вещи были стоящими.

Позже я оплачу все сходу!

С этими словами я снял с пояса кошель и потряс им, гремя серебром.

— Да здравствует герцог Мекленбургский! – раздались крики. – Да здравствует Странник! Слава победителю датчан!

Покушав, бывшие каторжники отправлялись в палатки, перевоплощённые в бани. Тут же цирюльники стригли и брили желающих, а маркитанты бросали им попеременно подробности гардероба и, стараясь перекричать друг друга, диктовали писарю, что за ее стоимость и вещь. Пробовавшим безбожно задрать цену люди Гротте тут же без бесед били в ухо, либо куда попадет.

Через какой-то час гребцы стали мало похожи на людей. Казаки отнеслись к одеванию в иноземные шмотки индифферентно. Одежа – она и имеется одежа.

Остальные, видно было, втихомолку плевались, но выбора у них все одно не было.

Позже следовала церемония крестоцелования. Православного священника, к сожалению, не было, а вот библия, как это ни необычно, нашлась. Клим откуда-то приволок.

Похоже, его лютеранство очень сильно преувеличено. Присягнув мне, любой приобретал шлем, кирасу, тесак и копьё либо шпагу, тут уж как повезет. Хватило практически на всех, остальным выдам на следующий день, в муниципальном арсенале по приказу Оксеншерны давали слово оказать помощь.

Замечая за всеми этими перемещениями, капитан светло синий задал вопрос меня:

— Ваша светлость, для чего вы связались с каторжниками?

— А разве был второй выход? Ты думаешь, они совсем неисправимы, Хайнц?

— Ну, Наверное, с какой стороны браться за саблю – они знают. Но для боя этого мало: нужно мочь держать строй, нужно маршировать.

— Хайнц, дружище, ты знаешь, что такое бой стена на стенку?

— Нет, а что?

— Это такая русская забава. Зимний период они собираются на собственных промерзших до дна реках, строятся приятель наоборот приятеля и дерутся. В строй может стать любой, богатый боярин либо житель, торговец либо смерд, приближенный русского царя либо последний холоп. В этом строю все равны. В драке возможно все, не считая одного. Запрещено разрешить разорвать собственный строй! Находись и держи бей и удар в ответ. Проигрывают те, кто не сдержал ударов и разрешил разорвать собственный строй.

Так что поверь мне, с этим неприятностей не будет.

— Необычный обычай. А как быть с маршированием?

— А ты думаешь, легко из капитанов выйти в майоры?

— Ва ваша светлость!

— Ну а ты что думал? Полковником буду я. Лёлик и Болек пока только лейтенанты. Твой лейтенант Клюге пускай принимает мушкетеров.

Ну а ты будешь майором!

— Ваша светлость, я не пожалею ни себя, ни палок, дабы выучить их маршировать!

— А куда же ты денешься, дружочек!

Тем же вечером Ян Петерсон привел ко мне одного человека, которого представил как привычного. Я пристально взглянуть на него. Немолодой, но еще крепкий мужчина, одетый как зажиточный крестьянин.

Диссонансом смотрелся пистолет, заткнутый за пояс, и достаточно дорогой кинжал на перевязи.

— Говорят, что вы, ваша светлость, желаете сражаться с датчанами? – задал вопрос он меня.

— Правильно, а тебе что до этого?

— Я не желаю, дабы датчане возвратились. Я не желаю, дабы король Кристиан назначал тут везде собственных фогтов. Я желаю вести войну с ними.

— Ты один этого желаешь?

— Нет, со мной люди из моего дискрита и из соседнего также имеется. Нас практически две с половиной много, и мы уже вести войну с датчанами. Но мы не желаем, дабы, в то время, когда мы выгоним датчан, нас отправили вести войну куда-нибудь еще.

Мы легко крестьяне, у нас большое количество собственных дел.

— Я осознал, а от меня ты что желаешь?

— У вас имеется оружие, но нет людей. У меня имеется люди, но мало оружия. Крестьянам нельзя иметь оружие.

Вы даете нам оружие, и мы вести войну с датчанами. Война кончается и кончается отечественный договор.

— А вы можете им пользоваться?

— Мало.

И без того это говорит, что я осознаю: может стервец. Не знаю, где обучился, но может. И вот что тут будешь делать? Хороших воинов с них скоро не возьмёшь, тут время необходимо. А времени-то именно и нет.

А вдруг поразмыслить, то все не так не хорошо: мотивация у этих людей имеется. Наемнику в принципе по барабану, кому помогать, часто проигравшие тут же нанимаются к победителю. А у этих людей имеется дом, семьи.

Им имеется за что сражаться.

— Как тебя кличут?

— Юрген Кноппе, ваша светлость.

— Я желаю видеть твоих людей. Если они такие же, как ты, я вас найму.

— До зимы?

— Прекрасно, до зимы. Кстати, а из-за чего вы не занимаетесь хозяйством, разве вам летом нечего делать на собственных участках?

— Громадные семьи отправили отца либо одного из сыновей. Одиноким оказывают помощь соседи. Одно одну осень и лето мы справимся.

Я подсуетился, и мой полк выдвинулся последним. Король обо мне, слава всевышнему, забыл, а остальные полководцы знают, что от моего полка толку мало. Идем медлено, в первых рядах Юрген со собственными партизанами.

Для представительства у них номинальный начальник Болек. После этого отряд бывших каторжников руководит ими майор Гротте лично. И замыкают отечественную колонну мушкетеры во главе с бывшим лейтенантом Клюге. Тот весьма рад, что стал капитаном, и весьма старается.

Замыкает перемещение маленькой обоз. Я забрал с собой кое-какие припасы, так, понимаете ли, на всякий случай. Ну и пара маркитантских повозок, куда же без них!

Люди Юргена в самом деле партизаны. Многие из них уже сталкивались с датчанами в прошлых войнах. Я выдал им сотню мушкетов, так, рота практически настоящая. Имеется и мушкетеры и пикинеры. Копья, действительно, у них коротковаты. Такое чувство, что люди в том направлении всегда подходят.

По всей видимости, датчане местным в самом деле не нравятся.

Имеется у меня и маленькая кавалерия. Два десятка моих померанских драбантов экипированы по-рейтарски и составляют мою свиту. Лошадей дал Густав Адольф. До настоящих рейтар им, само собой разумеется, как до Китая пешком, но вид бравый. Эх, где же ты, мой «любимый» капрал Шмульке! Ты бы из них людей сделал.

Но Шмульке у меня нет, и руководит «конницей» Кароль.

Я еду вровень с «каторжанской» ротой и расспрашиваю их обо всем, стараясь определить их получше. Здоровяка боярского сына кличут Аникита, и с бывшим пушкарем Анисимом они практически приятели. Практически вследствие того что вредный Анисим неизменно кого-нибудь донимает. В случае если некого, то Аникиту. Вторая обстоятельство в социальном происхождении. Аникита ни большое количество ни мало, вправду «сын боярский». Не в том смысле, что его отец боярин, а в том, что принадлежит к категории служилых людей по отечеству.

А Онисим происходит из посадских и на работу попал по прибору. Другими словами, исходя из европейских реалий, Аникита рыцарь, а Онисим из третьего сословия. Но неспециализированная беда их все равно как-то сплотила, и держатся они совместно.

Кстати, бывшим пушкарям и стрельцам я кроме этого выдал мушкеты. Так что громадный боярский сын идет с пикой, а намного более жидкий пушкарь тащит на плече сверхтяжелый карамультук. Всего вооруженных огненным боем оказалось четыре десятка. С устройством мушкетов они разобрались достаточно скоро, не смотря на то, что, они утвержают, что у русских пищалей более простое устройство. Не смотря на то, что куда несложнее-то?

Мало поворчали об отсутствии бердышей, но я внес предложение заменить их веслами. Намек осознали и больше не появлялись. Кстати, бердышами возможно и озаботиться, вещь хорошая.

Основное что меня интересовало, откуда на шведской каторге взялось столько русских. Ответ был несложен: большая часть из них были приверженцами Лжедмитрия. В то время, когда Василий Шуйский затеял человек и переворот, которого они честно вычисляли сыном Ивана Грозного, погиб, им ничего не оставалось, как присягнуть новому царю либо бежать. Не известно почему Шуйский их в качестве царя не устроил.

Из-за чего как раз – я не спрашивал, но если судить по тому, что я знал, человек царь Василий был препоганый. В то время, когда шведы вступили в войну на стороне Шуйского, они в плен и попали. Выкупать их было некому, и шведы не нашли ничего лучшего, как усадить их за весла.

В принципе, имели возможность и перебить.

— Так значит, Василий Шуйский нехорошей, а Гришка Отрепьев в самый раз? – задал вопрос я, дослушав историю злоключений русских в Швеции до конца.

— Не скажи неподобного, князь! – сверкнул глазами в ответ Аникита. – То был подлинный царевич, о том каждому ведомо! И обиженно замолчал.

— Ну посуди сам, герцог-батюшка! – вступил в беседу Анисим. – Беглого чернеца Гришку на Москве любая собака знала. Он у бояр Романовых, еще перед тем как сан принял, долгонько отирался. Как его с Дмитрием Ивановичем перепутать?

Чай в Москве люди-то не дураки!

— Значит, то был подлинный царевич?

— Подлинный!

— И Шуйские его убили?

— Как имеется убили, герцог-батюшка!

Нужно заявить, что большая часть русских переиначили мой титул на собственный манер и кликали меня князем. В случае если желали подмазаться, то «пресветлым». Но Анисим, не в противном случае как в пику остальным, именовал меня «герцог-батюшка».

— А вдруг его убили, то кто на данный момент в Тушине сидит?

— А кто же его знает, герцог-батюшка! Господь не без милости – может, и спасся царь от иродов.

Вот чует мое сердце, что Анисиму вопрос о престолонаследовании по барабану. В случае если и были какие конкретно мысли о «природном правитель», то плётка профоса и тяжёлая работа гребца выбила эту дурь из головы начисто. Другое дело Аникита, для него это вопрос первостепенный. Но крыть ему нечем.

Хоть самозванец Дмитрий, хоть нет, а его убили! Так что тушинский преступник самозванец совершенно верно, но что ему делать в данной ситуации и кому помогать – не ясно. Хотя тут я ему помогу разобраться. Помогать нужно мне, тут и по сей день!

А в том месте видно будет.

Как ни медлительно мы шли, но Кальмар был все ближе. По словам Юргена, еще пара миль и мы, выйдя из леса, заметим замок. Грохот канонады уже слышался.

Пора остановиться и оглядеться, в противном случае, чего хорошего, выйдем под удар латной конницы либо еще чего похуже. Так, а это кто?

К нам бегут разведчики из партизан Кноппе. Опаньки, пока я не спешил в бой, бой поторопился ко мне. Нам навстречу движется кавалерия, причем вероятнее датская.

И что тут прикажете делать?

— Вот что, Юрген, подели собственных и отведи по обе стороны дороги. Да так, дабы вас видно не было! В случае если это датчане – они атакуют нас, и в то время, когда завязнут, бейте их с обеих сторон. Хайнц! Стройте отечественных «каторжан» среди дороги! Клюге, где вы, линия вас дери? У вас вторая линия!

Vorwarts!

Сам со собственными импровизированными рейтарами занимаю позицию в центре. В случае если это неприятель, а в этом я практически не сомневаюсь, то будем драться. В случае если все же собственные, то буду смотреться импозантнее, потому как понты в отечественном герцогском деле дороже денег!

Непонятные кавалеристы спешили во целый опор, но встретившись с нами, перегородивших дорогу, остановились. Один из них настороженно приблизился и внезапно приветственно замахал руками.

— Ваша светлость! Слава всевышнему, это вы!

Елки зеленые! Это же один из камергеров Карла IX, а я уж было желал приказать стрелять.

— Что произошло? Вы спешили так, как словно бы за вами гнался сам сатана!

— Хуже! За нами гонится король Кристиан! Сражение проиграно, его величество ранен, и мы пробуем спасти его!

Прикройте отечественное отступление, ваш долг спасти короля!

Вот не нужно мне говорить, в чем мой долг!

— Где король?

— Он на носилках, скорее разрешите нам проехать!

— Эй! Православные! Ну-ка расступись! – руковожу я.

Кавалькада проезжает мимо нас на рысях. Между двух лошадей импровизированные носилки с телом короля. Он в забытьи, наверное, его прочно зацепило.

— Отправляйтесь с всевышним! Выручайте короля и не волнуйтесь. Тут сейчас датчане не пройдут!

— Храни вас всевышний, герцог!

— Что будем делать, Хайнц?

— То, что и планировали, ваша светлость! Эй, Клюге! Перегородите дорогу телегами. И маркитантскими также! У вас будет вторая линия.

Фон Гершов! Отведите вашу горе-кавалерию назад.

— Может, их также на баррикаду?

— Нет, ваша светлость, толку тут с них будут мало. Пускай будут отечественным резервом ну либо прикроют ваш отход. Кто его знает, как оно сложится.

И раз уж вы осознаёте безжалостный язык ваших новых воинов, переводите им мои команды.

По команде Гротте бывшие каторжане перегородили дорогу плотным строем в виде полумесяца. Оказался громадный ощетинившийся пиками ёж. В центре в глубине строя находились немногочисленные стрельцы в две шеренги. Скоро показался авангард датчан, численностью приблизительно в две много кавалеристов. Мы с Гротте именно заканчивали инструктировать собственных бойцов, и я, присмотревшись, сделал вывод, что они рейтары. Встретившись с нами, они разделились.

Одна добрая половина осталась в резерве, а вторая ринулась в наступление. Узкая дорога не через чур удобна для караколя, но датчане, наверное, готовы были выполнить его безукоризненно.

В нескольких шагах от пик моих «каторжан» они слаженно остановили коней и приготовились начать стрелять из пистолетов, но как раз сейчас по команде капитана Хайнца, продублированной мною, первые шеренги пикинеров, уперев собственный оружие в почву, опустились на одно колено и по вражеским рейтарам хлестнул залп отечественных стрельцов. Нельзя сказать, что маневр был безукоризнен, но в общем и целом удался.

Все же пистолет и мушкет владеют несопоставимой огневой мощью, да и стоят стрельцы плотнее, чем в принципе вероятно сомкнуть последовательности кавалерии. Кстати, знают они собственный дело туго, и чуть первая шеренга разрядила собственные ружья, их место заняла вторая. Пороховой дым мешает видимости, но деваться датчанам очень сильно некуда. Так что направляться второй залп, и если судить по крикам раненых, не меньше действенный, чем первый.

А вот на данный момент страшный момент: фитильный мушкет заряжается продолжительно, а у следующих шеренг рейтаров оружие наготове. Оборачиваюсь и вижу, что стрельцы, не ждя команды, зажав фитили в левой руке, споро заряжают собственный оружие. Два залпа в 60 секунд они, пожалуй, не дадут, тут тренировка нужна, но видно, что навык на веслах не растеряли.

Дорога завалена трупами и лошадьми и ранеными людьми, но датчане настойчиво рвутся вперед. Из клубов уже рассеивающегося дыма на нас опять скачут рейтары. Остановка, залп и разворачивают коней.

Следующая шеренга, остановка, залп, разворот. Нежданно в голову приходит идея, что если бы датчане не разворачивали коней, а сходу нападали палашами – они бы, пожалуй, нас смяли. Но вот мушкеты заряжены, фитили горят и стрельцы готовы. Залп! Следом второй!

Прекрасно дали! Но датчане настойчиво караколируют. От ружейного и пистолетного грохота ничего не слышно, и Хайнц символами показывает мне, что пора. Горниста у нас нет, но строй мал и мы с ним только что не пинками гоним стрельцов назад.

В баррикаде между телегами покинуты маленькие проходы. Лошадь с ходу не пройдет, а пехотинцу в самый раз. За телегами стоят мои мушкетеры и ожидают собственного часа.

Датский начальник не видит нас в дыму и пыли, но, разумеется, считает, что достаточно проредил своим огнем обороняющихся, и руководит атаку. Рейтары с лязгом врубаются в шеренги пикинеров, те в ответ с почетом принимают их на пики. Блин, ну кто же так делает, это же не рогатина! Аникита пробует поднять рейтара пикой, линия его дери! У него получается!

Тут Хайнц с силой толкает меня в бок и что-то кричит, страшно разевая рот. Да осознал я, осознал!

— Раздайся в стороны! – кричу я, срывая голос. И пикинеры, как и было задумано, раздаются по сторонам от дороги, освобождая путь вражеским рейтарам.

Они с весёлыми криками продолжают атаку и с ходу упираются в баррикаду. Что, не нравится? Караколируйте сейчас какое количество вам угодно, пока мои мушкетеры, пребывав в укрытии, будут вас расстреливать. Мои немцы действуют как единый механизм. Прицел, выстрел по команде и отходят назад заряжать. Следующие, прицел, залп. Следующие.

Ужасная машина убийства себе аналогичных действует без сбоев. Датские кавалеристы знают, что попали в засаду и пробуют отойти, но не тут то было. Хайнц снова руководит, и мы с дикими криками атакуем, выставив вперед пики.

Авангард датчан обречен, осатаневшие русские кидаются на них, стаскивают с седел и убивают.

Датский начальник пробует ввести в бой вторую половину рейтар, но нежданно их начинают обстреливать из леса «Болеслава» и партизаны юргена. Утратив полтора десятка человек, те на рысях уходят из ставшего столь негостеприимным леса.

— Остановить резню! – руковожу я. – По крайней мере, доставьте мне хоть несколько живых, дабы допросить!

Внезапно с огромным удивлением замечаю рядом с собой Аникиту. Он, разумеется, стащил какого именно то датчанина с коня и сейчас, подбоченившись, гарцует на нем. Красавчик, блин!

Но ничего не сообщишь – храбрец!

— Аникита!

— Да, княже!

— Отбери несколько десятков человек и в темпе соберите все датское оружие, доспехи, всех сохранившихся коней и по большому счету все, что отыщете полезного, пока шведы Юргена не налетели. Пускай грабят тех, кого сами ссадили. Стремительнее, говорю!

В темпе он не осознаёт!

До тех пор пока мои подчиненные занимаются добропорядочным обшариванием трупов, пробую разобраться с утратами. Немцы, наверное, их по большому счету не имеют. Ну не страно! Шведов хрен разберешь, но по всей видимости, их утраты кроме этого не громадны. На рожон они не лезли.

Главный удар пришелся на русских, и главные утраты у них. Вот же линия! И неизменно так как у нас так, в чужом пиру похмелье! Стоп, а что это я разозлился? Наподобие уже привык себя германским аристократом чувствовать, а вот поди же ты! Легко животная злоба накатила. Так, нужно безотлагательно искать позитив. В случае если поразмыслить, то все прекрасно.

Необученные толком воины продемонстрировали в сражении стойкость и в общем хорошие боевые качества. Дрались жестко и умело против замечательно обученного, передового по нынешним меркам соперника и победили! Не в одиночку, само собой разумеется, но все же! Вон Аникита уже прибарахлился, паразит! Шлем на голове и пистолеты за поясом, кирасу, действительно, не надел, так таскает.

На моих глазах заколол минимум двоих. К тому же коня отобрал у датчанина!

— Эй, сын боярский! Отбирай из собственной каторжной банды людей, которых на трофейных лошадей посадим. Буду вас настоящему конному бою учить!

Тот в ответ недоуменно пожал плечами.

— Да нас учить – лишь портить, князь-надежа! Мы и сами хоть куда!

— Вот как, а сообщи мне тогда, мил человек, чего же вас бьют-то кто хочешь? Так как не дураки, и руки откуда нужно растут, и дело воинское понимаете, а лишь вас какие-то сраные поляки по всей Руси-матушке гоняют! – опять завожусь я. – Что, мать вашу, вылупились? Ну, хреновый вам царь Шуйский! И Годунов негож! И Дмитрий самозванец, да и хрен бы с ними со всеми! Но из-за чего у вас какие-то казаки воровские, какие конкретно лишь и смогут, что от татар бегать, хозяйничают как в диком поле?

Тьфу, глаза бы мои на вас не наблюдали!

И я стремительным

Приключения принца иогана альбрехта мекленбургского. эпизод девятый. и бысть сеча зла и ужасна.

Кубанский казачий хор — Когда мы были на войне

Увлекательные записи:

Похожие статьи, которые вам, наверника будут интересны: