Приключения принца иогана альбрехта мекленбургского. эпизод восьмой. завтра была война.

Продолжение приключений. Полная версия тут.

В данный сутки случилось еще два увлекательных события. Во первых, возвратилась «Благочестивая Марта». Кароль и Ян блестяще выполнили все мои поручения: распродали железо, закупили на вырученные деньги зерно, завербовали четыре десятка молодых парней мне на работу. Посетили Щецин и Дарлов, привезли письма. Во вторых, королева Кристина пригласила меня вечером в собственные покои на беседу. Не считая нее я застал в том месте Мекленбургского посланника камергера фон Радлова.

Разговор предстоял очевидно о делах в герцогстве, и начала его королева.

— Дорогой Иоган Альбрехт, как ты себя ощущаешь в новом качестве?

— Сообщить по правде, ваше величество, еще никак. Тяжесть короны, само собой разумеется, приятно чувствуется на голове, но карманы мои так же, как и прежде безлюдны. Мекленбургские родственники очевидно забыли приложить к ней положенное мне содержание.

— Так уж и безлюдны, ваша светлость? Король Карл был очень щедр к вам, — вступил в беседу фон Радлов.

— Его величество может ценить верную работу. Но его щедрость не отменяет обязательств моих дорогих кузенов.

— Вижу, люди, обрисовывающие вашу хватку, нисколько не преувеличили, — улыбнулся камергер. — Это и имеется обстоятельство, по которой мы с вами встретились. Отправляясь в Швецию, я взял достаточно подробные руководства.

— Вот как! И какие конкретно же инструкции, разрешите задать вопрос?

— О, перечислять их все займет через чур много времени. Сообщу только, что ваши двоюродные братья имели сомнения в том, что человек, объявившийся в Стокгольме — как раз вы. Исходя из этого перед тем как передать вам символы герцогской власти, я должен был убедиться, что вы имеется вы.

— И что же вас убедило в том, что я имеется я?

— Вы меня не помните, ваша светлость?

— Нет, а обязан?

— Я достаточно довольно часто бывал в Стрелице при дворе вашего батюшки. Ваша матушка герцогиня Клара Мария упомянула о вашем недуге, но надеется, что он не так долго осталось ждать пройдет.

— Недуге? Я бы не назвал это состояние так. Наоборот, я считаю это благословением божьим. Забыв собственный прошлое, я забыл обо всех несправедливостях, допущенных по отношению ко мне. Обо всех неискренних словах и фальшивых улыбках.

Так что я совсем не удивился тому, что угодил в колонию по надуманному обвинению, и тому, что моя родня не стала за меня защищать. Не утрать я память, это стало бы для меня ударом.

— Вы полагаете, что в ваших злоключениях виноваты их светлости?

— Is fecit cui prodest! Ищи, кому выгодно!

— Что вы желаете этим сообщить?

— Я желаю заявить, что моим родственникам была бы удачна моя безвременная смерть. Их финансы, как я знаю, в очень неприглядном состоянии. Страна разорена, а коррупция превышает все мыслимые пределы, и они с ней, увижу, нисколько не борются. Мои любезные кузены тратят финансы государства и свою жизнь на безлюдные развлечения, так что моя скромная рента может воображать для них определенный интерес. Как и мои наследственные владения.

Ну а потому, что в таковой вещи, как совесть, их упрекнуть тяжело, то мои подозрения вряд ли возможно назвать беспочвенными.

— А что вы планируете делать сейчас, в то время, когда взяли корону?

— То же, что и раньше. Сейчас, в то время, когда мои права надежно защищены, я могу не опасаться, что Стрелиц, Миров и Ивенак будут у меня отобраны. Я собирается послужить его королевскому величеству Карлу IX, чтобы взять положение и необходимый опыт.

После этого я возвращусь в свои земли, женюсь, осную новую ветвь семейства, наконец.

— Увы, ваша светлость, в вашей оценке состояния Мекленбурга большое количество неприятной истины. И плохое управление, и совсем запредельная коррупция вправду имеют место. Но понимаете, имеется два островка самообладания в этом хаосе. Один из них — это вдовьи владения герцогини Софии, а второй

— Стрелиц, Миров и Ивенак, не так ли? Причем владения герцогини процветают благодаря умелому управлению тетушки, а мои наоборот, по причине того, что я не вмешиваюсь и все идет своим чередом?

— Я вижу, вы недурно осведомлены!

— Ещё бы, я интересовался этим вопросом, но, к чему данный разговор?

— В Мекленбурге имеется определённые круги, обиженные правлением ваших кузенов. И часть из них считает, что вы имели возможность бы стать им альтернативой. Если бы вы смогли дать определенные обеспечения городам и дворянству, полагаю, вы имели возможность объединить страну под своим управлением. Кстати, вдовствующая герцогиня кроме этого обижена собственными сыновьями и при определенных условиях имела возможность бы

Вот тут я задумался. Я в самом деле интересовался происходящим на собственной нынешней отчизне и чем больше выяснял, тем больше удивлялся. Двоюродные братцы Адольф Фридрих и мой полный тезка Иоган Альбрехт были людьми на уникальность безлюдными. Другой раз я вспоминал, а чего для я так шепетильно прятался? Может, нужно было легко заявиться в Мекленбург и пинками выгнать их из дворца?

Вряд ли кто стал бы очень сильно сожалеть об этих коронованных тунеядцах. Но, моя репутация и особенно репутация папеньки также, мягко говоря, не весьма. Да и до Мекленбурга еще нужно добраться, а патрули, искавшие меня впредь до самой Баварии, были в полной мере настоящи.

Как и Карл Гротте, разговор которого я так счастливо подслушал в свое время. Кстати, все забываю задать вопрос Хайнца, не родственники ли они. Но в случае если вся эта история не выдумка моих кузенов, а им такое очевидно не под силу, то кто мой неприятель? И чем я ему успел так насолить?

А сейчас мне открытым текстом предлагают выгнать родню из герцогства и занять их место. С чего бы таковой аттракцион невиданной щедрости?

— Господин камергер, давайте условимся так. Когда разрешат дела, я посещу, ну скажем, Росток, где я имел возможность бы встретиться с людьми, о которых вы рассказываете. И обсудить все интересующие нас вопросы.

Как вам такое предложение?

— Как будет угодно вашей герцогской светлости! — поклонился фон Радлов.

— Кстати, приятель мой, — обратился я к нему. – А под каким именем я стал герцогом Мекленбургским? Так как один из моих кузенов мой полный тезка?

— Как то так оказалось, ваша светлость, что в народе вы известны под именем «странствующий принц».

-Wandernde Prinz? Иоган Альбрехт Странник? Ну что же, почему бы и нет!

Ну что же, с посланником поболтали, и наподобие как продуктивно. Моя паранойя, действительно, шепчет мне, что все это ж-ж-ж неспроста, но посмотрим. Нужно бы прочесть письма, но у мне предстоит еще один визит. К Ульрике Спаре

Еще в то время, когда я вез ее из леса, по окончании достопамятной охоты, она тонко намекнула мне, что скучает вечерами. А ее падчерица не так долго осталось ждать уедет и покинет бедняжку мачеху совсем одну. И я совсем конечно дал обещание скрасить ее одиночество.

Действительно, пара позднее, в то время, когда возможность соображать возвратилась в ослабленные спермотоксикозом мозги, моя любимая паранойя стала во целый голос кричать, что это ловушка. Исходя из этого на свидание я заявился в кольчуге и до зубов вооруженным, а пути вероятного отхода из охотничьего домика, являвшегося местом отечественного свидания, закрывали мои бравые наемники во главе с капитаном Хайнцем.

В то время, когда до Ульрики дошло, чего для я так вырядился и из-за чего всегда подаю символы в окна, она жутко развеселилась и в один момент легко обиделась. Как-то у дам это не редкость в один момент. «Лишь таковой дурак, как ваша светлость, имел возможность не знать, что я терпеть не могу брата и своего отца»! — заявила она мне. Меньше, дабы извиниться, было нужно попотеть; причем Ульрика, зараза такая, намерено раскрыла окна и развлекала моих бравых мушкетеров собственными криками.

Желал было кроме того сообщить ей, что «так, как она кричит, не бывает», но воздержался. Сейчас мои наемники посматривают на меня с эмоцией глубокого уважения. А Хайнц Гротте, наверное, .

Как выяснилось, с мужем у нее чисто деловые отношения и все, что он требует — это соблюдения приличий. Вот уж не считал, что у термина «шведский брак» такая давешняя история. Как бы то ни было, нас отечественные отношения в полной мере устраивают. Потому, что она также придворная женщина, то днем мы время от времени видимся во дворце и обмениваемся колкостями на эйфорию греющим уши сплетникам.

Все уверенны, что мы друг друга на дух не переносим, и мой мнимый роман с Эббой Браге красивое тому прикрытие. Ульрика, кстати, активная участница данной интриги, что, но, в полной мере объяснимо. В каждой дамы сидит активная сводница, неизменно готовая помогать любви, в особенности запретной.

Ну, не считая тех случаев, в то время, когда на предмет страсти имеется собственные виды. Ночи же принадлежат нам, не смотря на то, что организовать встречу во дворце не редкость достаточно сложно. Все же до вежливого века еще лет сто и дворцовый разврат в моду не вошел.

В то время, когда поутру я заявился в штаб-квартиру, у меня наконец дошли руки до писем. Желал было напрячь с чтением Манфреда, но позже прикинул, что именно мне смогут написать из Дарлова, и начал читать сам. Первым прочёл письмо от герцога Филипа. Дядя ожидаемо писал, что весьма рад, что я прижился в Швеции и заимел собственный корабль. Давал слово все возможное содействие и высказывал надежду на меньше, дядя был счастлив, что я не буду висеть у него на шее.

Я как бы и не планировал. Хорошо, озадачу Манфреда написанием вежливого ответа. Дядя так как не в курсе, что я уже герцог.

Порадую родню.

Второе письмо было из Дарлова. Формально его писала фройлян Катарина, но обращение шла об Агнессе. В случае если кратко, юная вдова ощущала себя замечательно, беременность протекала без осложнений. Родственники притихли и ожидали результатов. Так что все шло по намеченному замыслу.

Тут буду писать ответ сам. Нужно намекнуть, что весьма страдаю в разлуке. Ночами не дремлю и совсем-совсем не могу кушать от тоски.

Причем не именуя имени, мало ли кто прочтёт. Мэнни тут точно не справится.

Третье письмо от матушки герцогини Браунгшвейг-Вольфенбютельской. Майн либер мутер информировала мне о Мекленбургских раскладах, косвенно подтверждая данные фон Радлова. Это имеется гут. Поиски невесты до тех пор пока были неудачными, но она старается. Это также гут. Хм, а не сказать ли маме, что кандидатура уже имеется? Очень сильно вряд ли она отыщет мне кандидатуру с бесхозным княжеством.

То, что Агнесса вдова с ребенком, мне как бы по барабану. Ребенок в том месте чужой лишь по паспорту, а Дарлов ничего так городишко. Цинично? Согласен.

Негодую вместе с вами. Но, не буду забегать вперед. Письмо до тех пор пока напишет Мэнни, на тему как я стал герцогом и какое количество взял плюшек от короля Карла.

Опаньки, а это что за приписка? «Знакомая вам особа, которая состоит на отечественной работе, ожидает ребенка»… Марта беременна? О блин! «Если она благополучно разрешится от бремени, я собирается позаботиться о малыше, поскольку он ни в чем не виноват». Благородно. Но, сын у нее один, другими словами я. Дети, рожденные от Августа Младшего, не выжили, а тут намечается внук. Все ясно, а мне вот что делать?

В прошедшей жизни у меня детей не было, так уж произошло. А вот тут уже сходу два, причем ни одного я своим не назову. Так уж легли карты. Но в случае если с Агнессой все, вероятнее, будет прекрасно, то Марте нужно бы как-то оказать помощь. Но, ничего больше того, что делает матушка, я сделать не смогу… не смотря на то, что кое-что сделать все же возможно. Добываю шкатулку с конфискованным у пиратов добром и начинаю выбирать ювелирку. Ну что тут сообщишь — украшения простенькие, Ульрике такие не подаришь, не говоря уж об Агнессе.

Вот и понадобились. Кольцо, действительно, очевидно мужской, запонки также ни к чему, не говоря уж об обручальных кольцах, а вот цепочка с крестиком и серьги именно в тему.

Ну что же, с эпистолярным жанром покончили, пошли знакомиться с новобранцами. Юные здоровые юноши, завербованные Каролем в Щецине и особенно в Дарлове. Что, ребятки, наслушались баек моих мушкетеров о привольной жизни у принца? А сейчас в строй! Капитан Хайнц, кстати, время напрасно не теряет, и его капралы вовсю муштруют непуганый молодняк. Оружия у меня, слава всевышнему, в достатке.

Значит, так и порешим: с утра учение с мушкетами, с обеда с холодным оружием, в основном с пиками. Вот возьму ружья от Ван Дейка, поразмыслю по поводу багинетов, а до тех пор пока прогресс не форсируем. Чин полковника, пожалованный мне Карлом IX, предусматривает руководство полком, а щедрая финансовая приз недвусмысленно намекает, что данный полк нужно еще и организовать.

С этим, увы, не все так легко. Шведы в армии нанимаются не через чур с радостью, грубо говоря чисто шведский состав лишь в драбантах. Другие войска — это наемники, причем по большей части шотландцы и французские гугеноты. И те и другие при деле, переманить их мёртвый номер. Начинаю осознавать, что безработный капитан Хайнц Гротте, так своевременно нанявшийся ко мне со своей бандой — это громадная, легко немыслимая успех.

Хорошо, время до тех пор пока имеется, продолжим вербовку в Померании. «Благочестивая Марта» разгружается, сходим еще раз в Померанию, смотришь, и навербуем нужное количество. Нужно бы и в родной Мекленбург наведаться, должны же в том месте быть потенциальные воины успеха?

А это кто? Господи, Клим? Жив курилка!

— Как здоровье, Карл? (На людях мы говорим с ним лишь на немецком).

— А чего мне сделается, ваша светлость?

— Да и то правильно. Готов помогать дальше?

— Да, мой принц, засиделся я!

— Бери выше, уже герцог.

— Поздравляю вашу светлость. Вы напрасно время не теряете.

— Время — деньги. Причем у нас толком ни времени, ни денег.

— Это уж как водится. У меня до вашей герцогской светлости просьбишка будет.

— Скажи.

— Уж больно меня ярл данный, чтобы ему ни дна, ни покрышки, прекрасно приложил. Тяжковато мне в море будет, да и команду Ян, шкипер ваш, полностью собрал, и боцман у него имеется. Может, у вас на берегу до тех пор пока для меня дело сыщется, а?

— Что же, верные люди неизменно необходимы. А что ты не считая морского дела знаешь?

— Ну, про грамоту я вам сказал. В торговлишке немного соображаю. Пушкарем приходилось быть.

— Пушкарем? Ну-ка поподробнее.

— Да чего в том месте, еще в Колывани, перед тем как в море ушел.

— Значит так, отыщешь среди моих людей парней потолковее, научишь с пушками обращаться. До тех пор пока «Марта» тут, потренируются на ней, а в том месте будет видно. Будет сутки, будут и пушки.

— А многих ли учить, ваша светлость?

— А всех и учи, а в том месте разберемся, кто на что годится.

какое количество раз подмечал, что стоит лишь жизни хоть мало наладиться и войти в накатанную колею, тут же произойдёт какая-нибудь хрень и все отправится наперекосяк. Вот лишь в прошлой моей жизни это дико бесило, а на данный момент кроме того радует. Нравится мне данный драйв.

Необычное дело: около помой-му дремучие времена, жизнь простых людей очень неспешна и размеренна, но ваш покорный слуга постоянно находит приключения на собственную обтянутую бархатными штанами часть тела.

Все началось одним красивым вечером, в то время, когда герцог Мекленбургский, то бишь я, улизнув из дворца под благовидным предлогом, направлялся в гости к Ульрике Спаре в надежде выплеснуть накопившуюся энергию в безумном сексе, до которого она громадная охотница. Отправился я, конечно, несколько, мои верные Лёлик и Болек сопровождали мою светлость. Таковой уж век около, что кроме того на блядки герцогу нельзя отправиться одному. Но, мои паладины отнюдь не в убытке.

служанка и Камеристка Ульрики, сопровождающие собственную госпожу в ее секс-вояжах, выглядят весьма довольными, в то время, когда встречают отечественную бравую троицу.

Все шло как в большинстве случаев: утолив первую страсть, мы лежали на перинах, болтая о различных глупостях. Мы молоды и здоровы — чего еще необходимо для счастья? Неожиданно Ульрика прижимает палец ко рту, мы замолкаем и слышим, как с нижнего этажа охотничьего домика доносятся стоны приближенных госпожи Спаре.

Услышанное нас так забавит, что от хохота мы чуть не падаем с кровати.

— Весьма интересно, они в том месте не изменяются? (Упс! Я что, сообщил это вслух?!!)

Ульрика наблюдает на меня с непонятным выражением на лице, и один рогатый знает, что за мысли бродят в ее хорошенькой головке.

— А вот это уже не Лёлик с на данный момент!

Со двора очевидно слышен стук копыт от нескольких лошадей и приглушенная ругань на шведском. Ульрика, совсем не стесняясь собственной наготы, вскакивает с постели и бережно выглядывает в окно.

— Вот проклятие! Принесла же его нелегкая!

— Кого как раз принесла, моя прелесть? О, ты, возможно, на данный момент представишь меня достопочтенному господину Спаре?

— Если бы! Господин Спаре достаточно разумен, дабы заблаговременно оповещать меня о собственном приезде. Все значительно хуже: это мой брат, со собственными головорезами.

— Карл Юхан? Вот уж некстати!

— И не рассказываете, ваша светлость! А понимаете что, скрывайтесь. Я поболтаю с ним, вряд ли он задумал тут ночевать.

Что же, пожалуй, Ульрика права. На ходу натягивая брюки и сгребая оружие и остальную одежду, я скрываюсь в маленькой комнатке, смежной со спальней. Ульрика тем временем набрасывает на себя что-то наподобие халата и планирует выйти со свечой в руках, в то время, когда дверь распахивается и в помещение вваливается юный ярл Юленшерна собственной персоной. «А он изрядная свинья!» — приходит мне в голову идея.

— Хорошей ночи всем присутствующим! Надеюсь, я тебя не потревожил, сестренка! — звучно и развязно приветствует он Ульрику. – Тебя и того господина, для которого ты торчишь в данной развалюхе, вместо того дабы блистать при дворе!

— Пфуй! Какая ты нечистая скотина, Карл! И чего тебе лишь пригодилось тут в такое время?

— Ты не счастлива видеть собственного единственного брата? Либо я помешал тебе наставлять рога этому ветхому дураку Спаре? Не тревожься, я ненадолго.

Лишь определю последние известия, и можешь развратничать потом.

— Какие конкретно еще новости?

— Ты знаешь какие конкретно! Я желаю знать, не подавали ли жалобу королю эти чертовы голландские торгаши! В случае если подавали, то ты не можешь этого не знать!

— Если бы они ее подали, то не сомневаюсь, что тебя уже бы схватили и повесили, как ты того заслуживаешь! И уж я бы не пролила ни одной слезинки по такому отпетому мерзавцу, как ты!

— Ах, вот ты как заговорила, маленькая дрянь! А когда-то тебе нравились мои объятья и поцелуи.

— Замолчи, скотина! Это неправда, неправда, неправда!

— О, это еще какая правда! А что ты так нервничаешь, опасаешься, что о отечественной маленькой тайне определит твой любовник? Кстати, где он скрывается? — С этими словами ярл быстро подошел к двери в мое убежище и открыл ее. – Где, тут либо под кроватью

Этими словами Карл Юхан подавился, потому, что прямо в лоб ему наблюдали стволы моего допельфастера. Одеться я опоздал, а вот заряженные пистолеты у меня неизменно под рукой.

— Какая неожиданная встреча, не правда ли? Понимаете, Карл Юхан, меня достаточно сложно поразить, но у вас получается. То, что вы вор и пират, я знал и раньше, но вот о том, что вы такая низкая дрянь, кроме того не подозревал.

Назовите мне хоть одну обстоятельство, дабы я не прострелил вам голову.

— Э во дворе мои люди, их пятнадцать человек!

— Вы понимаете, дорогой ярл, мне приходилось слышать, что в британских колониях в Новом Свете имеется такая поговорка: «В случае если ваш мушкет на дюйм дальше, чем вы имеете возможность дотянуться, то у вас нет мушкета!» Забавные парни эти британские колонисты, не находите?

— Что вы желаете?

— О, отправился важный разговор. Вообще-то я желаю вас повесить. Не забывайте, я предлагал вам выбор между верёвкой и выкупом, и вы выбрали выкуп, а позже меня одурачили. Не так ли?

Но веревки тут нет, и я в полной мере могу удовлетвориться свинцом!

— Иоган, умоляю вас! Для всего святого не убивайте его! — Ульрика нежданно ринулась передо мной на колени. – Если вы хоть мало любите меня, покиньте ему жизнь!

— Вы просите за этого подлеца, Ульрика? Но, ваше желание для меня закон. Не постигаю, действительно, обстоятельств вашего милосердия с учетом того, что я услышал, ну да хорошо. Вот что, любезный, высуньтесь в окно и скомандуйте вашей банде убираться ко всем линиям. Ну, скажем, до утра! Утром нас тут не будет, а вы станете поручителем отечественной безопасности и не забывайте, для кого я пощадил вашу трижды никчемную судьбу!

Да поживее, линия вас забери!

Карл Юхан свекнул с неприязнью глазами, но подчинился. Выглянув в окно, он прокричал своим людям приказание. Дабы ярл не выбросил наряду с этим какого-нибудь фортеля, в его пояснице упирались стволы моих пистолетов. В то время, когда его люди ускакали, Лёлик и Болек, легко обалдевшие от разворачивавшихся около событий, нужно будет седлать лошадей. И скоро мы вшестером покинули ставший таким негостеприимным дом.

Братец Ульрики остался связанным и с заткнутым ртом на первом этаже ждать возвращения собственных подчиненных. Проверив, прекрасно ли затянуты веревки, я сообщил ему на прощание:

— Что-то отечественные встречи заканчиваются достаточно однообразно. Понимаете что, держитесь от меня подальше: опасаюсь, что в следующий раз я вас все-таки убью.

К стольному граду Стокгольму мы подъехали под утро. Заспанная стража наблюдала на нас без мельчайшего дружелюбия, но я все-таки полковник, так что разрешили войти. Пора было прощаться, Лёлик и Болек со собственными подружками деликатно отстали, и мы с Ульрикой остались наедине.

— Мне, возможно, нужно что-то сообщить вам, — помявшись, протянула она.

— Для чего? Я и без того определил больше, чем вы желали бы мне поведать, не так ли?

— Да, пожалуй.

— Ну и не нужно ничего сказать, вы станете ощущать себя неудобно. Мне будет слушать это не через чур приятно. К чему тогда эти беседы?

Давайте сейчас, как словно бы все прошло как в большинстве случаев. А в то время, когда встретимся в следующий раз

— Следующего раза не будет.

— Это еще warum?

— Так будет верно, нам не требуется видеться. Я не должна

— Сударыня, вы меня бросаете — я верно вас осознал?

Ответом мне было глубокое и красноречивое молчание.

— Ну что же: это, прямо сообщу, новый для меня опыт, но, полагаю, нужный. Не смею задерживать вас, сударыня.

— Ганс, я

— Прощайте, сударыня. Всего вам хорошего.

Чуть я зашел во дворец «трех корон», меня чуть не сбил с ног принц Густав.

— Иоган, дружище, война!

— Да хорошо! А с кем? Не смотря на то, что дай предугадаю. Одна с поляками, вторая с русскими, ты про какую?

— С датчанами!

— Час от часу не легче! И кто на кого напал?

— Король Кристиан вторгся в отечественные пределы во главе шеститысячного войска!

— И только-то? Я уж считал, что дело в самом деле важное. Думаю, в таковой стране, как Швеция, найдется чем отразить нашествие шеститысячной орды.

— Все не так легко, Иоган. Отечественные лучшие армии находятся в Новгороде и Ревеле, и нам нечем на данный момент встретить датчан. Если они заберут Кальмар, то отечественное положение окажется очень скверным.

— Разреши-ка подумать, приятель мой. А перебросить войска мы не можем, по причине того, что этому мешает датский флот, верно?

— Как раз!

— А возможно определить, какого именно черта отечественные войска по большому счету делают в Новгороде?

— Ну, они отправлены в том направлении оказать помощь царю Василию выгнать поляков.

— О, это серьёзное дело! На протяжении данной помощи Жолкевский втоптал отечественные войска в почву при Клушине, а позже Волконский выгнал Делавиля из Ветхой Ладоги. Я ничего не потерял?

— Осознаёшь Иоган, в Столичном царстве на данный момент тяжёлые времена.

— О, это ясно! И вы решили откусить от слабого соседа маленькой кусочек почвы, так? Тем более что пригласивший вас царь Василий в польском плену.

— Не совсем, я не знаю всех подробностей, но в Новгороде имеется умные люди, каковые желали бы отделиться от Москвы. И они готовы позвать на собственный престол моего брата.

— Карла Филипа? Помилуй, он еще ребенок. К тому же, кто эти «умные люди»?

В действительности всех таких умных в Новгороде вывел еще Iwan der Schreckliche. Как его верно? Иоган Ва-силь-евич!

И как я знаю, в сам Новгород русские вас так и не разрешили войти.

— А вы, герцог, достаточно прекрасно осведомлены! — Вступил в беседу незаметно подошедший Аксель Оксеншерна.

— Увы, далеко не так прекрасно, как мне бы этого хотелось, в противном случае бы я знал, что делать в данной обстановке. Но, я до тех пор пока я не вижу выхода, не считая одного.

— И какого именно же?

— Сражаться, Аксель! Сражаться! Другого выхода у нас все равно нет!

Стокгольмский рейд выглядит непривычно пусто. Все опытные голландцы и ганзейцы ушли еще до начала датской блокады. Немногочисленные шведские суда, думается, жмутся друг к другу в опасении нападения. Но чуть мористее выход в море закрывает бессчётный и грозный флот датчан. Еще совсем сравнительно не так давно, каких-нибудь сто лет назад, голову датского короля украшали три короны: Дании, Швеции и Норвегии. Кстати, одним из первых таких королей был мой предок со стороны матери Эрик Померанский.

Норвежская корона до сих пор на голове моего кузена короля Кристиана, а вот шведы от таковой эйфории все же избавились. Но как видно, фантомные боли не дают тихо дремать датскому владетелю и он очередной раз осаждает Кальмар. Делать это, имея всего шесть тысяч воинов, достаточно опрометчиво, но лишь на первый взгляд. Датский флот господствует на море и прочно блокирует доставку подкреплений.

Он и имеется основная неприятность в данной войне. Нарастить шведские силы скоро нереально, строительство судов дело не скорое. Нужно уменьшать силы датчан, но вот как?

В ожидании шлюпки с «Благочестивой Марты» я хожу по пристани и обращаю внимание на маленькие барки, выглядящие совсем кинутыми. Весьма интересно, а что с ними? Но, не до того.

На «Марте» меня встречает невозмутимый шкипер Петерсон и примерный порядок. Я грешным делом ожидал, что мой флейт мобилизуют, но, как видно, такое маленькое судно никому очень не требуется. Да и я, пребывав на шведской работе, не последняя шишка на ровном месте.

, если датчане попрут на штурм, Мекленбургский штандарт нас не спасет, так что отряд и команда моих мушкетеров будут наготове .

— Эх, как все не своевременно. Еще неделька — и «Марта» имела возможность бы уйти с грузом в Померанию! — Обращаюсь я к Яну.

— Кто знает, ваша светлость, может, успей мы выйти в море — нас уже забрали бы на абордаж датчане, — невозмутимо отвечает мне Петерсон.

Н-да, утешил именуется. Но он прав — все могло быть значительно хуже.

— Слушай, шкипер, а что в том месте за кинутые корыта в порту наподобие рыболовных?

— Кинутые и имеется, ваша милость, каботажники и рыбаки опасаются, что их заберут на королевскую работу, и скрываются от греха подальше. Тем более что на рыбалку их датчане не разрешат войти.

— Я думал, принудительно вербуют моряков лишь британцы?

— Да какое в том месте! Все так делают, коли потребность припрет.

— А суда без присмотра?

— Ну отчего же без присмотра. Стоит датчанам уйти — и у всех найдется команда и хозяин, а до той поры сидит на барке какой-нибудь никому не необходимый старик либо мальчишка-юнга и присматривает. Быть может и без того, снасти убраны, люки задраены, что им сделается?

А вдруг и сделается, то все лучше, чем сложить голову «за короля и бога».

— Ясно, послушай, а имеется в городе запасы легкогорючих веществ?

— Само собой разумеется, на складах неизменно имеется запасы смолы, дегтя и другого. А что вы задумали?

— Да так, имеется одна мыслишка. Пожалуй, мне пора возвращаться в город, в случае если чего произойдёт — ты знаешь, что делать.

Через два часа я стоял перед Акселем Оксеншерной и растолковывал ему сущность собственной идеи. Как я и ожидал, сама мысль была не нова и Аксель горячо ее поддержал. С конфискацией небольших судов, чьи собственники попрятались, неприятностей никаких не было.

По-настоящему реализации моей идеи имело возможность помешать лишь две вещи: запасы дегтя, других горючих и смолы материалов принадлежали местным торговцам и порту и для конфискации их нужен был королевский указ. Увы, здоровье Карла IX от печальных известий пошатнулось, и он никого не принимал. Вторая неприятность была в отсутствии экипажей. Капитан над портом, вызванный Оксеншерной, прямо объявил, что охотников на столь страшную выдумку среди местных моряков вряд ли найдется.

Я, честно сообщить, не осознал этого пассажа. Не смотря на то, что хорошо, соберу добровольцев среди собственных людей.

Увы, дело это выяснилось совсем не несложным. В то время, когда я озвучил, для чего мне необходимы добровольцы, мои германские мушкетеры поразмыслили, помялись и наконец капитан Хайнц Гротте, вздыхая и пряча глаза, заявил мне, что он и его люди готовы идти за мной хоть в преисподнюю, при своевременной оплате очевидно, но лучше где-то на берегу либо по крайней мере в строю на палубе. Померанские юноши были согласны как один, но они через чур мало знают и могут.

Ян Петерсон пристально выслушал меня и, покачав головой, заявил, что отыщет вместе с собой человек пять, может десять, но не более. Манфред, Лёлик и Болек кроме этого дали согласие, не смотря на то, что видно было, что им не по себе. Вызвался в Клим и добровольцы. В итоге, сошлись на следующем. Брандеров изготовим четыре, поведут их команды из померанцев, усиленные моряками с «Благочестивой Марты». Руководить ими будут Кароль, Болеслав и ваш покорный слуга с Климом.

Мои приближенные постарались меня отговорить, но я был непреклонен. Уж больно меня задела нерешительность моих людей. Нужно показывать пример. Переоборудование каботажников в брандеры большое количество времени не заняло. Потребные материалы закуплены кроме этого на мои деньги. В случае если возвращусь живым, траты мне компенсирует казна.

Если не возвращусь в первый раз в обеих судьбах сел писать завещание, но кинул не начав. К линии!

Ближайшей ночью, благо она была безлунной, отечественная импровизированная эскадра двинулась в путь. Зачерненные отсутствие и паруса огней в какой-то мере снабжали скрытность. Основная надежда на ночь и на то, что привыкшие к пассивности шведов, датчане мало расслабились. Целью выбраны два громадных корабля, стоящие чуть обособленно от другой эскадры, нападать будем парами. Мне нужна гарантия успеха. В моей команде шестеро парней из Дарлова и трое матросов с «Марты», я десятый.

На всякий случай у каждого по пистолету из моих запасов и по хорошему тесаку. Остальные брандеры укомплектованы так же, разве что моряков мельче. Цели разобраны заблаговременно, отечественная крайняя справа.

Господи, помоги нам безнравственным!

Громада вражеского корабля все ближе и матрос, стоящий на румпеле, убедившись, что столкновение неизбежно, закрепляет его посредством каната. Руковожу своим орлам, дабы начинали перебираться в буксируемую нами шлюпку. Неожиданно поднимается шум на втором корабле: разумеется, часовые на нем более бдительны и увидели один из брандеров.

На «отечественном» корабле часовые также забеспокоились, но сдуру все внимание уделяют происходящему у соседей. Все мои подчиненные уже в шлюпке, в последний раз бросаю взор на соперника и поджигаю фитили. Пора сваливать, и я по натянутому канату на руках карабкаюсь в шлюпку.

Ноги в ботфортах уже касаются воды, в то время, когда меня подхватывают матросы и втаскивают на борт. Ну, вот и все — кроме того ноги не промочил. Канат тут же обрубают, и гребцы налегают на весла. Но и я на корме, и все гребущие напряженно всматриваются в происходящее. Вот брандер, на котором уже разгораются огни, с грохотом наваливается на борт вражеского корабля. Багры, которыми утыкан его шнобель, впиваются в обшивку, а крючья на реях за такелаж датчанина.

Слышен гудение и треск, в брандера все больше разгорается пламя и, наконец, он с грохотом вырывается наружу. Все, дело сделано! У нас оказалось! В избытке эмоций я подпрыгиваю, чуть не перевернув шлюпку, и восторженно кричу.

В то время, когда эйфория мало улеглась, наблюдаю в сторону второго датчанина. Из-за чего он горит не сильный, чем отечественный? Возможно, на одном из судов опасность увидели раньше, и их борьба за живучесть протекает более удачно.

Не смотря на то, что нет, вон взрывается порох в одном из зарядов, и пламя разгорается с новой силой, не смотря на то, что и намного меньше, чем на отечественном «клиенте». Все, уходим!

Отечественные шлюпки идут к берегу, но, наверное, отечественному приключению далеко не финиш. На одном из датских судов сообразили, что случилось, и его капитан решил хотя бы отомстить. В отблесках пожаров видно, как нам наперерез идет кажущийся огромным датский пинас. Проклятье! на данный момент данный мерзавец будет догонять нас и топить корпусом, либо займет место между нами и берегом и потопит нас из пушек.

Но, что-то такое я предполагал и у меня имеется сюрприз. Датчанин идет с огнями, он не сомневается в собственной безнаказанности и практически прав. Практически, по причине того, что я не напрасно не забрал с собой Яна Петерсона. Он на данный момент на «Марте» и закрывает нас. Прекрасно, что за нами погнался как раз пинас. Они, в большинстве случаев, употребляются как транспорты и исходя из этого не через чур прекрасно вооружены. Я же не пожалел денег на перевооружение, и по сей день Ян громит из пушек датчанина. Потопить он его, само собой разумеется, не потопит, но внимание отвлечет.

Все, гребем из этого, орлы — до тех пор пока громадные дяди заняты приятель втором, у нас имеется маленький шанс. Ого как бахнуло, отечественный «клиент» взорвался! Это прекрасно, а что со вторым?

Держится сволочь!

Неожиданно слева по борту раздается крик:

— Ваша светлость! Смотрите, чего эти окаянные делают!

Это Клим, он в любой темноте видит как кошка и сейчас разглядел что «Благочестивая Марта» и данный проклятый датчанин сцепились в захвате.

-Табань! Вот проклятие, лишь этого не хватало. Но, быть может, все не так не хорошо. Капитан Хайнц со собственными мушкетерами на данный момент в том месте. Он желал жёсткой палубы? Да за-ради господа всевышнего!

Достаточно светло слышится залп мушкетов. Разумеется, датские абордажники ринулись на «Марту» и встретили теплый прием. Это мне нравится, готовая к бою сотня мушкетеров — это сила!

К тому же матросов Петерсон не в монастырях подбирал, так что датчане точно не очень приятно поражены. Кричу в сторону шлюпки Клима:

— Карл! Как ты думаешь, сколько датчан на данный момент на этом борту?

— Да нисколько, ваша светлость, все на данный момент на «Марте» дерутся. Разве пушкари на борту остались, так и те это вы чего такое удумали? Свят, свят! Чтобы меня царица небесная

— Не богохульствуй! А лучше правь на данный проклятый пинас, у нас в том месте сейчас вечеринка!

«Счастье покровительствует храбрым», так говорили древние. И они не совершили ошибку, мы добрались до борта датского пинаса незамеченными. Разумеется, успешным выстрелом на нем разбило рею и ее обломок свисал запутавшийся в снастях.

По этим снастям мы и забрались на борт. Клим не совершил ошибку, на датчанине практически не осталось народа, а те, что остались, напряженно следили за схваткой. Исходя из этого отечественное появление было для них идеальнейшей неожиданностью. Особенно для столпившихся на надстройке нескольких офицеров и матросов.

Пора познакомиться поближе.

— Господа, не посоветуете, как состояться в библиотеку? Неуместность данной фразы, к тому же на латыни так резанула слух господ офицеров, что они, недоуменно развернувшись, вытаращились на меня. Нужно сообщить, зрелище того стоило.

Жизнь, полная физических нагрузок и приключений, очень укрепила мое тело, но смотрелся я все равно мальчишкой. Но допельфастеры в руках определенно говорят о дееспособности. Блин, а я их еще брать не желал — мол, громоздкие! Один из датчан быстро тянет руку к заткнутому за пояс пистолету. Ну, в морг так в морг, спускаю курок и на голове храбреца появляется непредусмотренное природой отверстие.

Матросы разумеется в древних языках сильны не были и также постарались дернуться. Но лишь постарались: мои померанцы и Клим с моряками скоро пресекли попытки сопротивления.

— Послушайте, что же вы молчите, это в итоге невежливо! Кто руководит данной посудиной, полной грубиянов?

— Я! — пробормотал один из них, к которому возвратился дар речи.

— О, весьма рад! Разрешите представиться: герцог Мекленбургский, и кстати, вы ни хрена ничем не руководите, потому, что я забрал вашу посудину на абордаж. Так что либо вы на данный момент сдадитесь со всеми собственными людьми, либо море глубокое!

Бедолага датчанин пробовал уяснить суть слова «rabano» и совсем запутался. В который раз ловлю себя на том, что широкие знания Иогана Альбрехта в языках играются со мной злую шутку. Я, вопреки всему, привык выражаться и мыслить как обитатель России начала XXI века, и речевой аппарат Мекленбургского принца послушно выдает эти словесные перлы, шокируя окружающих. Мои приближенные уже привыкли к моей манере выражаться и не обращают внимания, а остальные часто зависают.

Что же, повторяю все то же самое на немецком. Красота! Недаром Ломоносов сказал, тьфу, сообщит, что на немецком прекрасно сказать с неприятелем. Все сходу делается ясно.

Переоценил я образованность датских моряков.

Но дело сделано, и датский горнист играется отбой. Добрая половина датчан слышит команду и дисциплинировано возвращается на собственный корабль. Остальные в горячке боя его игнорируют, но капитан Гротте собственный дело знает и, осознав, что неприятель отступает, усиливает натиск. Так что отступление преобразовывается в бегство, а возвратившись на собственный пинас, они выявляют, что он уже захвачен. на данный момент самый важный момент.

В случае если кому-то из датчан придет в голову блажь сопротивляться, они нас сомнут. Но перелом уже случился, и люди, только что отчаянно дравшиеся в абордажной схватке, повинуясь команде собственных обезоруженных офицеров, послушно складывают оружие. На «Марте» торопливо рубят верёвки, пробуя отцепиться от датчанина. Выскакиваю на фальшборт и кричу во все герцогское горло:

— Ян! Хайнц! Куда вы, линия вас дери, собрались? Я что, один обязан призы брать?

Еле успеваю пригнуться, потому что мои верные мушкетеры, не разобравшиеся, что происходит, пробуют подстрелить собственного работодателя. Я в ответ отчаянно матерюсь и в утренних сумерках вижу, как вытягиваются лица Петерсона и Гротте.

— Ваша светлость, это вы?

— Нет, mat vashu! А кто же еще!

— Но как?

— Да никак! Вы что же это, в самом деле пологали, что я буду тихо наблюдать, как какие-то обалдуи пробуют взять на абордаж мою собственность? Да вы в том месте с ума сошли! Ну-ка, абордажную партию ко мне, пока датчане не очухались.

И поживее вы, тараканы беременные!

Кое-как поставив паруса, начинаем перемещение к берегу. Большую часть датчан во главе с офицерами я сходу, от греха, послал на «Марту». Так что руководит военнопленными Клим. Капитан Гротте с тремя десятками мушкетеров оказывает помощь ему осуществлять контроль обстановку.

Хайнц сходу объявил, что меня одного сейчас ни за что не кинет, и перешел на захваченный пинас. Похоже, ему стыдно, что он не вызвался принимать участие в ночной авантюре. Ну, ну.

В то время, когда остальные датчане осознали, что случилось, было уже поздно. Гнаться за нами никто не стал, и возможно было мало расслабиться. Я стою на кормовой надстройке и слушаю рассказ капитана Хайнца.

Выясняется, датчане поздно увидели «Марту» и схлопотали безответный залп из пушек в упор. В принципе заметно. Но датчанин умело сманеврировал и суда сцепились. Сейчас датчане бросились на абордаж, но отечественные мушкетеры весьма удачно разрядили собственные мушкеты в гущу атакующих. Первая атака была отбита, но неприятель не сдавался и атаковал .

Завязалась, что именуется, «кровавая сеча» но засевшие на надстройках мушкетеры вели действенный пламя, да и какой финиш у шпаги острый — также знали. Команда же во главе с Яном по большому счету дралась, по выражению Гротте, как линии, так что в то время, когда с пинаса пришла команда отступать, финал боя уже сомнений не вызывал. Ну а моё эффектное появление перевоплотило легко успешный бой в успех.

На вопрос, какие конкретно утраты, Хайнц поднял к небу глаза. Ну, ясно, в то время, когда бы он их вычислял!

Тут у меня появился вопрос, а кому сейчас в собственности захваченный корабль. С одной стороны, его захватил я и мои люди, так что он наподобие как мой. Иначе, я на работе, так что наподобие как «отечественный»!

На мой вопрос Хайнц поразмыслил и, прочистив горло, ответил, что морской специфики он не знает, но на суше дело обстоит следующим образом. Подбирать трофеи до конца боя — смертный грех, причем «смертный» в прямом смысле, за это вешают. Но по окончании боя воины (и их работодатель, другими словами я) в собственном праве.

И все, что забрано в сражении, свято. Действительно, главное руководство (король в этом случае) — кроме этого участвующая пушки и сторона, флаги и другое безоговорочно принадлежат ему. Более легкое оружие, если оно воинам не требуется (а мушкетеру второй мушкет нафиг не нужен), теоретически выкупается казной, а по факту все обходится без выкупа. Потому что не фиг!

Военнопленные, каковые смогут заплатить за себя выкуп — также добыча захватившего (конечно, не рядового воина). В случае если вышестоящее лицо хочет отжать пленного, оно может это сделать, выплатив соответствующую компенсацию. Так что нужно поразмыслить. С одной стороны, мне второй корабль на данный момент наподобие как не очень сильно и нужен. Напротив, из-за блокады и моя любимая «Марта» быстро прекратила приносить прибыль и стала ее поглощать. С другой, кораблик-то оптимален!

С высокими ладными надстройками, раза в полтора больше «Марты», с двенадцатью пушками громадного калибра и четырьмя малого. Плюс ко всему этому великолепию вместительный трюм, к сожалению безлюдной. А не прогуляться ли мне в каюту капитана?

А капитан-то живет с вызывающей, я бы кроме того сообщил непозволительной роскошью! Салон, спальня, каморка для прислуги — и все это шикарно обставлено. Буфет ломится от серебра, гардероб полон очень недурной одежды, на стенах ковры. Блин, чего тебе дома-то не сиделось, болезный?

Но, было ваше, стало отечественное! А чего в сундуках? Так, так, весьма интересно, а тут что держите меня семеро! В случае если тут меньше восьми тысяч серебром, то плюньте в мою герцогскую лицо!

Беру собственные слова по поводу «Марты» назад! Ласточка моя, солнышко, кормилица ненаглядная! Возвращусь на борт, целый штурвал облобызаю!

Приключения принца иогана альбрехта мекленбургского. эпизод восьмой. завтра была война.

Великая история величайшей страны Завтра была война / 1987

Увлекательные записи:

Похожие статьи, которые вам, наверника будут интересны: