Бездействие – постыдно — О самолётах и авиастроении

…Начальник Особенного Русского Экспедиционного корпуса в Македонии генерал Дитерихс с большим удивлением взирал на «явление». Перед ним стоял самый настоящий штабс-капитан русской армии. Он не легко опирался на палку и смотрел из-под белокурого чуба хмуро, практически со злобой.

— Прибыл в ваше распоряжение, – повторил он в третий раз.

— Так вы – штабс-капитан Смольянинов? Лётчик? – Дитерихс покачал головой. – Отчаянный вы человек. Что же побудило вас решиться на подобный поступок?

Как вам по большому счету удалось добраться до Белграда?

— Не в силах мириться с постыдным бездействием, на которое обрекает русского офицера распадение армии, – отвечал Смольянинов серьёзно и просто. Не верить ему было легко нереально. – Я обязан сражаться. Этому меня учили, для этого я рекомендован, и без этого жизнь моя лишена всякого смысла.

Михаил Константинович Дитерихс – командующий 2-й Особенной русской пехотной бригадой

— Легко забрали и полетели на самолёте? Над фронтом, над территорией, занятой неприятелем? Это думается неосуществимым.

Смольянинов пожал плечами:

— Ничего неосуществимого в этом нет. Аппарат мне прекрасно известен и преимущества его я досконально знаю. «L.V.G.» – хоть и «немец», а в полной мере подчиняется русскому офицеру.

На нём я перелетел, без посадки, от последнего места моей работы – где, как я уже сказал, приходилось мне ничего не делать и лишь зазря коптить небо, – на ближайший союзный фронт. Да, лететь было нужно и над неприятельской территорией, и над линией фронта, но обстрелы мне большой ущерб, как видите, не причинили. на данный момент ожидаю распоряжений и готов приступать к обязанностям.

И война для Смольянинова продолжилась.

* * *

Британец, капитан Сазерленд, от души пожимал «Майклу» руку.

— Ну, прощайте, дружище! Ответ вами принято – отступать некуда. Жаль, само собой разумеется, расставаться с вами так не так долго осталось ждать – лётчик вы отменный, и служилось нам с вами совместно прекрасно.

Что ж, будьте радостны – везде, куда ни приведёт вас будущее. Может, письмо когда-нибудь мне напишете – адрес вам известен.

Русский лётчик Михаил Смольянинов сдержанно кивнул товарищу. Они оба проходили службу в британском авиационном отряде под командой полковника Дэвиса в Сербии. Смольянинов был прикомандирован к данной части по окончании того, как перелетел на Македонский фронт на своём трофейном германском «L.V.G.».

И совсем нежданно события переменились. Смольянинов осознал: сейчас его место – в Российской Федерации. Британские лётчики, хорошие товарищи, пробовали отговаривать «Майкла» – но все беседы их продолжались недолго.

В сентябре семнадцатого Смольянинов уже улетел к себе.

А спустя некое время его догнала приз: английское руководство отметило заслуги отважного русского пилота «Боевым крестом».

* * *

…Британский консул в Пекине просил встречи с русским консулом. Время было необычное, неизвестное: начало восемнадцатого года.

— Я убедительно прошу вас покинуть инцидент строго между нами, – таково было необыкновенное начало беседы, начатого британским дипломатом. – Обстановка очень щекотливая… Может привести к изрядному шуму, никому из нас не необходимый.

На стол легла, блеща, боевая приз – «Армейский крест».

— Что это? – удивился русский консул.

— Видите ли… – Англичанин замялся. – Сравнительно не так давно к нам прибыл один русский лётчик, штабс-капитан Смольянинов. Он хотел, дабы ему срочно организовали отправку на западный союзнический фронт, пока ещё не всё утрачено и возможно продолжать войну.

— А как русский лётчик оказался тут? Ничего не осознаю, – дипломат обтёр лицо платком, набрался воздуха, скомкал платок и сунул в карман.

— Между нами говоря, данный русский – просто бешеный. Всё твердит, что по окончании начала вашей революции, в то время, когда русский армия погрязла в бездействии, – прошу прощения, это его выражения, не мои, – он перелетел на Македонский фронт и в том месте деятельно принимал участие в операциях.

Русские авиаторы на Македонском фронте

— Другими словами как это – «перелетел»? Он что, перелётная птица?

— Фактически да, как птица, – он же лётчик… В то, что он принимал участие в операциях и показал себя – легко поверить, хотя бы глядя на его ранения. У него так как не то протез вместо ноги, не то легко очень сильно хромая нога, ходит он, по крайней мере, с палкой. И до тех пор пока в Салоники летел над всеми фронтами – также был ранен, но не очень сильно. Ну и основное, – британский консул кивнул на боевую приз. – Крест.

Такое также просто так не даётся.

— А это совершенно верно ему принадлежало?

— Поверьте… Он так как письмо написал. Правильнее – объяснительную записку. Её я также принёс, чтобы не было громадного дипломатического, – консул одними губами договорил… – скандала.

Объяснительная записка русского лётчика была составлена в убийственно вежливых выражениях.

Он растолковывал, что в Македонии был вследствие того что в том месте ещё велись боевые действия. Союзники оценили его вклад в боевую работу – извольте видеть орден. По окончании выступления в Российской Федерации генерала Корнилова у него, Смольянинова, показалась надежда на восстановление русской армии, и потому он испросил разрешения возвратиться на Родину.

А взяв таковое разрешение, совершенно верно равно как и прибыл, другими словами по воздуху, направился к себе.

Дома же всё пошло прахом: Корнилов разбит, и надежд на восстановление русской армии не остаётся. Вместе с итальянской миссией Красного Креста, по итальянским документам, он через всю необъятную матушку-Русь, поминутно подвергаясь разного рода опасностям, добрался до Дальнего Востока.

Союзники ещё продолжают сражения, и Смольянинов настаивает на отправке его на любой из союзнических фронтов.

— Мы так как не могли вот так забрать и, не глядя, направить русского лётчика к нам на фронт, –вкрадчиво сказал британский дипломат. – Всевышний знает, во что это может вылиться. Нрав у него, если судить по поступкам, необыкновенный, человек невоздержанный, привыкший на фронте к любому действию. Что он ещё удумает?

«Сообщите прямо: опасаетесь русского медведя! – хмуро думал русский консул, осознавая, что англичанин умело спихнул на него проблему. – Так так как не сообщит, дипломатию будет разводить. Но, он прав».

Трофейный LVG с уже закрашенными крестами

— Да, да, само собой разумеется, – пробормотал русский консул. – Так от меня что требуется?

— Эту приз он практически бросил нам в лицо: дескать, раз не хотите воспользоваться моим боевым опытом, не доверяете мне как солдату, как лётчику – так и призов ваших мне не требуется! Это… это плохо, так поступать, согласитесь.

— Да, да, плохо… Но что делать?

— Мы решили, – заявил британский консул, – что приз эта, как принадлежащая русскому подданному, обязана аккуратно сберигаться в русском консульстве до востребования её самим награждённым либо же его потомками. Передаём её вам неофициально… и очень сильно рассчитываем на вашу… – он кашлянул, подбирая верные слова, – на вашу дипломатическую квалификацию.

…А Михаил Сергеевич Смольянинов – уже не штабс-капитан русской армии, а полковник армии Белой, на Восточном фронте, – пересел с самолёта на броневик называющиеся «Марс».

Страна содрогалась в агонии гражданской войны. Но ещё оставалась надежда вернуть прежнюю, древнюю Русь. По крайней мере, тут, на Востоке, в это верили жёстко.

…Но шли месяцы, битвы то велись, то затухали, а красные настойчиво не хотели быть разбитыми.

— Необходимы аэропланы! – твердил начальник броневого взвода Смольянинов. – Без авиации не победить. Лётчиков отыскать возможно – требуется раздобыть аппараты.

Тогда-то его и послали в Токио – закупать аэропланы.

Потекли необычные дни в чужом восточном городе, в обществе в далеком прошлом погибшего ветхого неприятеля – Манфреда фон Рихтгофена.

на данный момент Манфред представлялся Смольянинову живым и полнокровным, а окружающие люди – полупрозрачными тенями, образами фантазии. И легче было погрузиться в воспоминания о сражениях, чем отдаться действительности бездействия.

«…Мы неуклонно сближались с соперником, – говорил Рихтгофен. Далёкий, таковой далёкий сутки в сентябре шестнадцатого! – Все британцы летели на больших двухместных бомбардировщиках. Спустя пара секунд начался отечественный воздушный танец…

Ближний ко мне британец летел на громадном аэроплане, раскрашенном чёрными пятнами. Не сомневаясь больше. Я прицелился и выстрелил.

Он также, я в ответ, оба промазали. Борьба началась. Мне приходилось всё время заходить позади, потому, что пулемёт мой имел возможность стрелять лишь вперёд, его же пулемёт имел возможность разворачиваться и стрелять по всем направлениям.

К тому же британец был очевидно не новичок, потому, что он сходу почувствовал, что настал его последний час, когда я зашёл к нему позади…»

Да. Манфред как живой. болтун и Хвастун, но наряду с этим неотразимый.

«Соперник полетел вниз практически отвесно, я же через секунду уже висел у него на хвосте и давал маленькие правильные очереди из пулемёта. Я подлетел уже так близко, что начал опасаться, как бы не врезаться в британца. Тут его пропеллер по большому счету остановился, я разнёс его мотор в клочья…

Я уважил память павшего неприятеля, установив камень на его прекрасной могиле».

— Весьма интересно, – вслух проговорил Смольянинов, – кто положит камень на моей могиле? И в то время, когда это произойдёт?

…Было шесть часов утра двадцатого мая девятнадцатого года. Полковник Смольянинов вот уже практически три месяца как начальник Авиагруппы Сибирской армии. Битвы с красными длятся.

в наше время предстоит перебазирование авиационного соединения со станции Верещагино на станцию Кез. Близка Пермь.

Аппараты взлетают друг за другом.

Германский Альбатрос на русской работе

У Смольянинова – «Альбатрос». Ещё один «германский приятель». Невольно тут отыщешь в памяти книгу Рихтгофена (кстати, не так долго осталось ждать она выйдет по-русски в Омске, в издательстве «Центросибирь» – с заглавием «Красный истребитель»…)

Солнце поднялось, и к нему поднимается прекрасный громадный аэроплан.

Медлительно он начал набирать высоту… И что-то пошло не так. Загорелся двигатель. Пламя скоро охватило целый аппарат.

Планировать и сажать его не получалось – машина утратила управление и перевернулась.

Из горящего аэроплана, с высоты в шестьсот метров выпал лётчик.

Полковник Смольянинов умер на месте.

…На похороны в Пермь прибыл двоюродный брат храбреца – лейтенант Сергей Сергеевич Головнин.

— Боже мой, Миша, – повторял он. – Таковой юный! Двадцать девять лет, всего двадцать девять…

Палку, верную палку, помощницу при ходьбе (в воздухе-то она не нужна) положили в гроб…

— Понимаете, – сказал Головнин, – Миша грезил стать моряком. Но у него доктора нашли дальтонизм: не различал цвета. И он решил тренировать зрение – раскладывал шерстяные ниточки различного цвета и пробовал выяснить, какого именно цвета какая нитка.

А позже его покорила авиация, и он зачастил в Гатчину… Вот так сложилась его жизнь. Жил как лётчик и погиб как лётчик.

Публикуется в авторской редакции

Бездействие – постыдно

Как сделать Мощнейший Антидождь своими руками. За копейки

Увлекательные записи:

Похожие статьи, которые вам, наверника будут интересны: