Крэйн роберт «пурпурные поля»

— Выглядишь ты легко превосходно, — сообщила Роз, провожая его к двери. — Таковой юный, прекрасный… Я страшно горжусь тобой.

Он нежно забрал ее за подбородок и поцеловал.

— Скотт, — тихо сказала она и отстранилась, дабы лучше видеть его лицо. — Хочу, дабы тебе повезло у мистера Пэйнтера.
— Не волнуйся, — ответил он. — Все уладится идеально. — И, уловив в ее глазах тревогу, сказал: — Пэйнтер славный небольшой. Пользуется огромным влиянием.

Она осторожно хлопнула его по плечу.

— Беги же, не то опоздаешь на поезд.

Он улыбнулся. Она так же, как и прежде именует это поездами.

— Моновагон, — исправил он.
— Поезд, моновагон — какая отличие? Это так как одно да и то же, не так ли? — Она чуть-чуть надула губы: ей не по душе были все эти новомодные выдумки. — Возвращайся пораньше, к обеду.
— Попытаюсь.
— Хочу удачи! — пылко сообщила она. — Хочу удачи, мой родной!

Так как я всего-навсего ищу работу, поразмыслил он. Так ли уж тяжело отыскать работу?

… Он вошел в гараж, залез в мелкий гиромобиль и съехал под уклон, дабы завелся мотор. аккумуляторная батареи садились он желал их поберечь. С аккумуляторная батареями сейчас творится что-то неладное: их хватает всего на месяц-второй.

Было время, в то время, когда один аккумулятор служил два либо три года, но это еще до войны, двадцать лет назад. До Программы.

Он покинул гиромобиль на привокзальной стоянке и вышел на платформу — большой, порывистый, безупречно сложенный, покрытый медным загаром. Моновагон запаздывал на девять мин., и Скотту стало смешно. Он отыскал в памяти французскую пословицу по поводу того, что все изменяется, но чем больше изменений, тем больше все остается по-ветхому; действительно, это не совсем правильно, — вот, к примеру, Францию последняя война практически стёрла в пух и прах, да и тут Программа очень многое поменяла, а также Конституцию.

А вот ЖД компания Лонг-Айленд, как настойчиво величает ее Роз, так же, как и прежде не выполняет графиков, хоть и именуется сейчас корпорацией Юниверсал Монорелс.

В то время, когда прибыл мелкий моновагон. Скотт состоялся в головное купе, дабы покурить, и задымил сигаретой, когда застегнул предохранительный пояс. Недавно на линии случилось пара крушений, и по указу Программы были введены предохранительные пояса. Скотт отыскал в памяти, как юный диктор телерамы комментировал данный указ: тихо и доходчиво растолковал, что такое предохранительные ремни, как они защищают тело пассажира от ушибов при неожиданных остановках, и без того потом, и тому подобное.

А после этого юный диктор начал распространяться о том, как не хорошо жилось до войны, в то время, когда всем заправляли старикашки, в то время, когда за публичный транспорт отвечали пятидесятилетние а также шестидесятилетние. Программа все это поменяла, гордо заявил юный диктор. Все моноинженеры моложе тридцати, у всех у них высоченные коэффициенты и великолепное здоровье сообразительности.

Вот потому-то, думал Скотт, и необходимы предохранительные пояса.

Роз скоро убрала в доме, приняла ванну и весьма старательно оделась. Продолжительно водила щеткой по волосам, пока они не заблестели, позже наложила на щеки слой румян и хорошенько втерла их в кожу. Сейчас нужно смотреться как возможно лучше, быть юный и полной жизни.

Она не сообщила Скотту, куда идет.

Не желала его тревожить. Бедный Скотт, поразмыслила она. Бедняжка мой родной! У него и без того забот хватает.

Откинувшийся на спинку кресла Скотт чувствовал прилив самонадеянности. Сегодняшний сутки будет для него радостным. Нет никого, кто сообщил бы плохое слово о Пэйнтере, — таковой это чуткий и отзывчивый человек Пэйнтер трудится ассистентом директора корпорации Консолидейтед Комьюникейшенз — ведает в том месте штатами; а ведь на работе у данной корпорации семьдесят тысяч людей.

Пэйнтер постоянно найдёт место для надежного и умелого работника. Пэйнтер все устроит, думал Скотт.

Скотт окинул взором открытый моновагон с низенькими стенками, заметил головы и плечи юнцов, едущих на работу, и нечайно подивился новому миру, новому поколению. Казалось, все эти юные люди вылупились из яиц в одинаковый летний сутки. Все они были мускулисты, у всех на толстых шеях сидели несуразно мелкие головки, у всех одинаково неулыбчивые глаза, одинаково прямые носы, одинаково сжатые чувственные губы.

Роз всегда восхищалась этими юнцами — они как будто бы сошли с давнишних рекламных картин, каковые призывали курить лишь сигареты Зани либо мыться лишь Охотничьим Мылом. Но вот сейчас они стали обычны для всей страны. Госслужащие Программы. Все в чистеньких светло синий костюмах с тёмными галстуками и в тёмных полуботинках; все выдающиеся, фантастически выдающиеся, энергия в них кипит .

Сейчас они правят страной — это власть, на которой зиждется Программа. Скотт отыскал в памяти Тридцать Девятую Поправку к Конституции:

Лица, достигшие тридцати пяти лет, не подлежат принятию на правительственную работу…

Роз перешла через дорогу — посетить Энн Питерс. Дверь открыла сама Энн, прехорошенькая совершенно верно картина. Двадцатипятилетняя Энн была замужем за государственным служащим Программы.

Роз радостно сообщила:

— Здравствуй, милочка Энн. Снова желаю попросить у тебя гиромобиль.

Питерсы жили припеваючи. На жалованье Программы они разрешали себе держать два гиромобиля, и им хоть на данный момент разрешили бы двоих, кроме того троих детей.

Энн обширно раскрыла глаза.

— В клинику?
— Да, — с ухмылкой подтвердила Роз.
— Ты так как в том направлении второй раз, — сообщила Энн. Она в кошмаре взглянуть на старшую приятельницу.
— Не опасайся, милочка. Все будет отлично.
— Господи, — пробормотала Энн. — Господи!
— Не будь таковой глупышкой.
— Схожу за ключами, — сообщила Энн. Возвратилась она смертельно бледная, как будто бы ее только что рвало.
— Благодарю, — поблагодарила Роз. — Ты плохо хорошая.

Энн залилась слезами.

Строят тот еще мир, думал Скотт, подходя к строению Консолидейтед Комьюникейшенз. Программа. Юные люди вытеснили старикашек и принялись за общую реструкуризацию в свете собственных представлений.

Бессердечные, неумолимые, неутомимые юные люди, чей взгляд устремлен к звездам.

В необъятном холле Скотту улыбнулась прекрасная молоденькая блондинка, дежурная по приему:

— Чем могу помогать? Скотт весело сообщил:
— Здравствуйте. Я записан на прием к ассистенту директора по кадрам, мистеру Пэйнтеру.

С точеным лицом девушки случилось что-то необычное: оно окаменело. Миндалевидные голубые глаза стали холодными и неприветливыми. Женщина ответила:

— Весьма жаль, но господин Пэйнтер тут больше не работает.
— Нет! — вскрикнул Скотт. — Не может быть!

Она отвернулась.

Скотт скоро проговорил:

— Я записан на девять тридцать. Мне думается, новый ассистент директора примет меня.
— Подождите, пожалуйста. — Она вышла с бесстрастным видом и практически мгновенно возвратилась. — Имеете возможность встать. Лифтом на шестьдесят восьмой этаж, по коридору направо… — Женщина отошла, как будто бы ее злило присутствие Скотта:

В приемной ассистента по штатам уже было человек пять-шесть. Скотт не имел возможности вынудить себя, посмотреть на них. Блондинка, восседающая в отгороженном углу, томно сказала:

— Да?
— Мне назначен прием на девять тридцать.
— Разрешите ваше свидетельство о годности Программе.

Скотт вручил ей мелкий пластмассовый прямоугольник.

Она кинула беглый взор и сообщила:

— Присядьте, пожалуйста.

Он сел спиной к остальным. И без того он уже знал о них через чур очень многое. Все они — его двойники, люди лет под сорок; возможно, все они пришли к Пэйнтеру, полные надежд, и всем им сейчас одинаково страшно.

Регистраторша в клинике — прелесть, поразмыслила Роз, тоненькая фигурка, белокурые твёрдые волосы, огромные голубые глаза. Одно у нее не хорошо, она, как видно, разучилась радоваться. Отчего это современные девушки такие важные?

Что с ними стряслось?

Роз радостно Сообщила:

— Хороший сутки, сестра.
— Хороший сутки.
— Понимаете, мне назначен прием у того красивого молодого врача.
— Разрешите ваше брачное свидетельство, — ответила сестра.

Роз протянула ей документ.

— Врач на данный момент освободится, госпожа Дьюар, — сообщила сестра. — Присядьте, пожалуйста.

Роз скоро проговорила:

— Сообщите, сестра, вы не понимаете…
— Весьма жаль, но у нас не принято отвечать на вопросы, касающиеся обследования.

Роз со вздохом села.

Новый ассистент по штатам был обычным государственным служащим Программы — смуглый, с фигурой футболиста, с маленькой прекрасной головкой на неимоверно замечательной шее. Его громадный письменный стол был совсем безлюден, если не считать свидетельства о годности Скотта — оно лежало именно в центре белого как снег страницы промокашки. Кабинет был просторен, гигиеничен, эргономичен: механизм, созданный чтобы в нем трудились.

Новый ассистент культурно задал вопрос:

— Имеется у вас копии для сводки, господин?
— Я выслал мистеру Пэйнтеру восемнадцать копий, как надеется.
— Господин Пэйнтер тут больше не работает.

Какого именно черта, что в том месте произошло с Пэйнтером? — в мыслях рассвирепел Скотт. На лбу у него проступила испарина.

Юный человек вышел из кабинета и возвратился с розовой папкой в руках. Он сел и углубился в чтение бумаг, подшитых в папку; наряду с этим лицо его оставалось непроницаемым. Наконец он бесстрастно сказал:

— Ясно. Так чем я могу быть вам нужен, господин?

Разве это не светло любому дураку? — злобно поразмыслил Скотт. Вслух он сообщил:

— Я ищу работы. Как видите, я эксперт по микротранзисторам…
— У нас уже укомплектована научно-исследовательская несколько по микротранзисторам, — прервал его ассистент по штатам. — В том месте нет вакансий.
— По сигмоклистронам… — начал было Скотт.
— Сигмоклистроны сняты с производства.

Ассистент по кадрам в упор взглянуть на Скотта. Пара мгновений оба молчали.

— У меня хороший послужной перечень, — заговорил Скотт. Не может быть, дабы я нигде не понадобился.

Голос молодого государственного служащего зазвучал сухо и официально:

— Сообщите, вам приходилось иметь дело со спектром Голсмена?
— Нет, — ответил Скотт. Он кроме того не знал, что такое спектр Голсмена. Программа не очень-то поощряла публикацию научных работ в печати.
— Имеется у вас допуск к П-электронике?
— Нет, — ответил Скотт. — Я был на год-второй старше, чем необходимо, дабы учавствовать в создании П-электроники…

Юный человек не дослушал.

— Если судить по вашему свидетельству, вам сорок один год.
— Да, — подтвердил Скотт и осекся. — Да.
— Весьма жаль, но мы связаны возрастным лимитом. — Взор ассистента по штатам помрачнел, стал враждебным, словно бы ассистент отстаивал крайне важное дело. Новый мир, мир Программы, мир, где старикашки не необходимы.

Но ко мне примешивалось кое-что еще: бешенство, озлобленность, охватывающие всех государственныхы служащих Программы, в то время, когда они видят людей старшего поколения. Старикашки чуть не погубили всю землю, — поучала Программа. — На них лежит ответственность за все войны в истории , они преграждали путь прогрессу. Мы ни при каких обстоятельствах не допустим, дабы старикашки снова пришли к власти.

Скотт сообщил:

— Я думал, мой послужной перечень…
— У вас красивый послужной перечень, господин. Легко на данный момент у нас нет вакансий для экспертов вашего профиля.
— Вот что, — гневно сообщил Скотт. Он отвернул лацкан пиджака и продемонстрировал мелкий золотой значок с изображением поднятой руки. — Сто первый ракетный полк. Слыхали о Сто первом ракетном?

Это был последний козырь. На протяжении третьей всемирный войны Сто первый ракетный полк спас Нью-Йорк. В его честь в Центральном Парке воздвигли обелиск высотою в сто один фут.

— Само собой разумеется, господин Дьюар, — подхватил юный человек. Сто первому ракетному полку мы обязаны решительно всем.
— При таких условиях…
— Юный человек улыбнулся.
— Страна не забыла вас, господин. Вам совсем не о чем беспокоиться, право же. Не сомневайтесь, о вас позаботится Программа.

В виски Скотту ударила кровь. Он забрал с незапятнанной белой промокашки свидетельство о годности и быстро вышел.

Какой прекрасный врач! — думала Роз. До чего обаятелен, и наружность у него романтическая. Они с сестрой были бы прекрасной парочкой если бы лишь хоть иногда радовались.

Радовались и смеялись.

— А, это вы, госпожа Дьюар Обследование закончено. — Он порылся в стопке бумажек.
— Вот как? — тихо сказала Роз.

Он подал ей красную карточку.

— Смотрите не утратьте.

На карточке стоял типографский штамп: Программа, обследование свойства к Материнству. Пониже были выведены фамилия и имя Роз, дата, а в самом низу размашистым почерком одно слово. Отрицательная.

— Нет, — простонала Роз. — Нет, умоляю вас…
— Обследование окончательное, — непреклонно ответил врач.
— Но так как у меня уже имеется двое детей, врач. Они на Юноне, изумительные, умные, на уникальность успешные дети. Прошу вас выслушайте меня.

Я уже родила двоих, я еще молода…
— Тридцать семь лет, — напомнил ей врач. Он делал над собой упрочнение, дабы оставаться в рамках вежливости. — Вы выполнили собственный долг, госпожа Дьюар. Страна признательна вам.

И ни о чем не нужно тревожиться, о вас позаботится Программа.

Он перехватил ее взор — взор загнанного зверя и отвернулся с опытной безапелляционностью:

— Сестра! Дайте госпожа Дьюар успокоительного.
— Нет, — твердила Роз. — Нет. Нет.

Не отступлюсь, думал Скотт. — Моя заберёт, я еще покажу этим молокососам, что меня не так легко одолеть.

Лишь нельзя терять время, думал он. Они-то времени не теряют.

Выйдя из Консолидейтед Комьюникейшенз, он подозвал тримобиль. Сообщил водителю: Запасной Работа Программы Да поживее. Тот ответил: Имеется, господин, необычно улыбнулся и необычно набрался воздуха. Они покатили солнечными улицами, миновали пара кварталов, и только тогда шофер задал вопрос:

— Работу ищете?

Скотт подавил гнев.

— Ну да.
— Мне и самому спустя семь дней на покой, — сообщил шеф. — Пару дней назад срезали потолок для водителей. Тридцать четыре. А мне тридцать шесть.
— Скверно, — отозвался Скотт.
— Говорят, власти позаботятся, — продолжал шофер. Не разрешат помереть с голоду, как бывало в старое время.
— Ну само собой разумеется, само собой разумеется, — буркнул Скотт.

Доехав до Запасного Работы, он проворно вбежал в отдел найма национальных служащих — и в тот же час же пал духом Огромную помещение перегораживал барьер из нержавеющей стали, и в каждом финише его дежурили юные охранники. За барьером находились письменные столы дежурных по приему. Перед барьером — четыре последовательности скамеек, сплошь занятых людьми.

В очереди было человек семьдесят- восемьдесят, не меньше.

Один из охранников вразвалочку подошел к Скотту, записал его адрес и фамилию.

— Хорошо, — сообщил охранник. — Присаживайтесь. Вас позовут.

Скотт примостился на краешке последней скамейки. Мало погодя он успокоился и стал смиренно рассматривать посетителей и дежурных — парней и своих ровесников. Он увидел, что деятели Программы очень вежливы. Они пристально выслушивают, задают учтивые вопросы, заглядывав в индивидуальные дела и в справочники, довольно часто хватаются за видеофон.

Но ни при каких обстоятельствах не радуются. Холодное выражение их прекрасных лиц неизменно. Как будто бы Гарнизон крепости: вооруженные, обученные, самоуверенные.

Не уйду в отставку, поразмыслил Скотт. Всевышним клянусь, не уйду.

Внезапно он определил одного из тех, кто уже побывал на приеме, — большого, плотного человека, начинающего лысеть. Он поднялся и окликнул привычного:

— Клем!
— Эй, в том месте, — буркнул охранник. — Потише!

Скотт стоял . Привычный улыбнулся ему, закивал и ткнул рукой в сторону выхода. Скотт пожертвовал местом на скамейке и направился к двери. В коридоре Клем сообщил:

— И ты тут, Скотт. Здравствуй.
— Здравствуй, Клем.
— Напрасно теряешь время, дружище.
— Да, — дал согласие Скотт. — Я и сам так думаю.
— Я-то желал еще попытать счастья в Публичном Водопроводе, — сообщил Клем, — но сейчас придумал кое-что получше. Отправимся выпьем.
— Отчего бы и нет? — ответил Скотт. Ожидать тут было бессмысленно.

Они вышли на солнечный свет, и тримобиль подвез их к какому-то дому в районе Семидесятой стрит. На третьем этаже, в уютно обставленной комнате, человек десять негромко сидели над рюмками.

— Мое прибежище, — пояснил Клем. — Тут я забываю о Программе.

Из-за стойки мелкого бара однорукий бармен улыбнулся сперва Клему, позже Скотту.

Клем сообщил:

— Джо, познакомься со Скоттом Дьюаром.
— Здравствуй, Скотт. — Джо с ухмылкой стиснул его руку.
— Джо служил на Наутилусе-12, — продолжал Клем. не забываешь ветхий хороший Наутилус-12, Скотт?
— Еще бы, — ответил Скотт. — Заслуженная посудина. Вся изрешеченная осколками.

Джо гордо посмеивался.

Клем отвернул лацкан на пиджаке Скотта, и блеснул золотой значок с изображением поднятой руки — знак мощи и вызова на бой.

— Сто первый! — оживился Джо.
— Данный небольшой руководил отечественным отделением, — сообщил ему Клем. — Двадцать лет назад.

Джо покачал головой в восторге.

— Ну и дела! Мы вам обязаны решительно всем. — Так по традиции приветствовали оставшихся в живых солдат Сто первого ракетного — спасителей Нью-Йорка.
— Поведай это собственной Программе, — мрачно пошутил Клем. Но в первую очередь, Джо, приготовь два мартини. Они нам нужны очень.

В ожидании коктейля Клем задал вопрос:

— У тебя имеется что-нибудь новое, Скотт?
— Нет.
— У меня также ничего хорошего. Ты, думается, планировал на прием в Консолидейтед Комьюникейшенз?
— Совершенно верно, — ответил Скотт. — Этим утром меня должен был принять Пэйнтер, но он в том месте уже не работает. Я сказал с его преемником. Ничего не вышло.
— До меня дошли слухи о Пэйнтере, — мягко сообщил Клем. Это весьма любопытно.
— Что именно?
— Пэйнтер был хороший человек. Помогал людям. Для отечественной возрастной группы делал все, что имел возможность.

Ему самому было тридцать пять.
— И что же?
— Послали его на отдых, — докончил Клем. — на данный момент тридцатипятилетних уже не вычисляют надежными. Если судить по всем показателям, нужно ожидать нового возрастного лимита.
— Боже правый! — вскричал Скотт. — Чем же это кончится? Не смогут же младенцы править миром. У них нет опыта.
— Потребность в рабочей силе все значительно уменьшается, — пояснил Клем. — Автоматов и вычислительных автомобилей делается все больше, а людей меньше.
— Значит, будет все больше крушений на монорельсовых дорогах, — загремел Скотт, — все больше ракет будет взрываться при старте, все больше судеб…
— Тихо, — предостерег его Клем.

Джо с опаской пододвинул им мартини через стойку.

— По крайней мере, — улыбнулся Клем, — о нас-то Программа позаботится. Заслуженные ветераны, и без того потом, и тому подобное. Нам совсем не о чем беспокоиться. — Он поднял бокал. — Предлагаю тост, начальник, за Пурпурные Поля.

Дрожащим голосом Скотт повторил:

— За Пурпурные Поля.
— Вот ключи, милочка, — сообщила Роз собственной приятельнице Энн Питере. — Громадное тебе благодарю за гиромобиль.
— Как… как сошло?
— Как сошло что, Энн?
— Ну, в… в клинике.
— Ах, в том месте все было очаровательно, милочка, совсем очаровательно. Такая приятная молодежь. Милее не бывает.

Право же, они так внима…

Она не смогла продолжать, не смотря на то, что ей весьма не хотелось пугать приятельницу. С годами Энн не делается моложе, и в свое время с нею произойдёт то же самое; но пока незачем ей об этом знать, как незачем информировать кое-какие факты ребенку. Роз повернулась и нетвердой походкой перешла улицу, направляясь к собственному дому.

Энн все наблюдала ей вслед — наблюдала кроме того по окончании того, как Роз захлопнула за собой дверь.

Скотт успел на обратный моновагон в 5.30, но в этом случае он был пьян и не стал застегивать предохранительный пояс. Какой-то юнец — деятель Программы — культурно посоветовал ему: Ваш пояс, господин, — а Скотт повторил: Мой пояс, и юнец отпрянул, как будто бы ужаленный скорпионом.

Но, как ни необычно, будущее рисовалось Скотту в розовом свете. на следующий день, думал он, на следующий день возьмусь за дело по-настоящему. Он начал прикидывать — нужно зайти в Публичный Водопровод, Электро-Вычислители, Эй-Эм-Кей, Грейторекс, возможно, кроме того в Монорелс. И имеется дюжина вторых вариантов. Само собой разумеется, думал он.

Что- нибудь да отыщу. При таковой биографии, как моя, что-нибудь обязательно отыщется. Отыщу! в нём кипел новый источник оптимизма и мужества.

В то время, когда он пришел к себе, Роз наблюдала телераму; она приветствовала мужа радостным голосом, как в большинстве случаев:

— Дорогой! Здравствуй, дорогой! Здравствуй, мой родной!

Он склонился над нею, поцеловал, а она втянула носом воздушное пространство и сообщила:

— Гм-м… Где ты был, друг?
— Я встретил Клема.
— Клем славный. Что же ты не пригласил его к обеду, глупыш? — Она посмотрела ему в глаза. — Как совершил сутки, Скотт?
— Хвастать нечем, — ответил он. — Но на следующий день… ты знаешь, у меня предчувствие, что на следующий день все переменится. Он сел рядом с нею и обнял ее за плечи. Хмель еще не прошел, и Скотт все больше воодушевлялся. — У меня сотня идей.

на следующий день поведаю…

Она потерлась щекой о его ладонь.

— Я в этом уверена, дорогой. Легко уверена.

Он желал было поцеловать ее еще раз, но тут экраны; телерамы погасли, и трижды звучно раздался гудок — сигнал местного вещания.

— Отключи, — грубовато сообщил Скотт.
— Нет! — испугалась Роз. — Скотт! Ты так как знаешь, за это штрафуют! — Она удержала его за руку.

Экраны опять осветились, и показался деятель Программы. Он был весьма красив и говорил мягким, бархатистым голосом.

— Хороший вечер, — сказал он. — На мою долю выпала честь передать особенное сообщение Пятого отделения Программы на имя мистера и госпожа Скотт Дьюар. Вы меня слышите?
— Да, — тихо сказала Роз.
— За особенные заслуги, — гладко продолжал Юный человек, — вы сейчас были избраны на Пурпурные Поля…
— Вот как… — тихо сказала Роз. — Вот как.

Скотт стиснул ее пальцы.

Голос продолжал, тепло, нежно:

— Красивая местность… вечное лето… все удобства. Очень нужно, дабы ваша жизнь вступила в эту завидную новую фазу без промедления. Транспорт будет вам подан сейчас в двадцать три тридцать, и любой из вас обязан забрать с собой смену белья. Власти позаботятся о вашем имуществе, и, очевидно, мы распорядимся им со всей вероятной заботой.

Станете ли вы готовы в указанный срок, господин и госпожа Дьюар?
— Да, — ответил Скотт.
— Замечательно. Разрешите вас поздравить. Радостного, радостного пути!

Скотт отключил телераму.

— Что ж, пора обедать, — сообщила Роз. — Поможешь мне накрыть на стол, дорогой?

Скотт отправился на кухню вместе с Роз, и она сообщила:

— Знаешь, дорогой, у нас еще осталась бутылка ветхого бургундского из Калифорнии. на данный момент откупорим либо заберём с собой?
— Давай на данный момент, — ответил Скотт.

Роз весело защебетала:

— Как весьма интересно! Разве это не увлекательно? Избраны на Пурпурные Поля!.. А где они, Пурпурные Поля, дорогой?

Он не легко взглянуть на нее, она заколебалась, а позже подбежала к мужу и обняла его крепко-крепко.

источник: http://www.ownlib.ru/read-212387/krein-robert/purpurnye-polia.html

Почему Здесь и Сейчас не работает?

Увлекательные записи:

Похожие статьи, которые вам, наверника будут интересны: