Советский багратион

Хмурый дождливый восход солнца поднимался 24 июня 1945 года над Москвой: как будто бы природа вместе с людьми оплакивала миллионы павших в только что завершившейся войне. Куранты Спасской башни Кремля мерно отсчитывали секунды. Над Красной площадью, занятой парадными коробками, раздалось: «Парад, смир-но-о!..» С десятым ударом от Спасской башни и Мавзолея устремились навстречу друг другу два наездника.

Командующий парадом Маршал СССР К.К. Рокоссовский – на вороном скакуне, принимающий парад Маршал СССР Г.К. Жуков – на белом.

К ним прикованы завороженные взгляды присутствующих на площади (возможно, кроме того земного всевышнего, находившегося в тот момент на трибуне Мавзолея). Дробь копыт быстро оборвалась. В мгновенно наступившей тишине зазвучал рапорт командующего парадом.

И вот уже сопровождаемые замечательными звуками сводного оркестра-гиганта, объединившего 1400 музыкантов, наездники направились к построившимся для парада армиям. Молодцеватые (каждому нет и пятидесяти), внушительные, посадка выдает врожденных кавалеристов. Это был их успех – двух известный полководцев Великой Отечественной.

Вечером 25 июня в Кремле состоялся прием участников парада. В собственной здравице Рокоссовский не смог, что в полной мере объяснимо, обойтись без возвышенного слога: «Руководство Парадом Победы я воспринял как самую высокую приз за всю собственную долгую работу в Вооруженных Силах». Но каким же тернистым был путь к ней, данной награде…

Рабочее происхождение, воспитание и образование, начало трудового пути, казалось, совсем не обладали Константина Рокоссовского к военной карьере.

«Появился в г. Варшаве в 1896 г. в рабочей семье. Папа – рабочий машинист на Риго-Орловской, а после этого Варшавско-Венской жел дороге. Погиб в 1905 г. Мать – работница на чулочной фабрике. Погибла в 1910 году… Самостоятельно начал работату с 1909 года.

Трудился рабочим на чулочной фабрике в г. Варшаве (предместье Прага) до 1911 г. и с 1911 г. до августа 1914 г. трудился каменотесом на фабрике Высоцкого в г. Гройцы Варшавской губернии. Окончил четырехклассное городское училище в 1909 г. в г. Варшаве (предместье Прага)»,

– так писал Рокоссовский cам о себе.

Его жизненный путь выяснила, как выяснилось, Первая мировая. Призванный в первые же дни в 3-й драгунский Каргопольский полк, Рокоссовский прослужил в нем рядовым, а после этого младшим унтер-офицером впредь до октября 1917 года. За отличия в битвах с германскими армиями был награжден Георгиевским крестом и двумя георгиевскими медалями.

С необязательного вступления в Красную гвардию начался его полувековой боевой путь в советских Вооруженных Силах.

О том, что принес ему тридцать седьмой год, сам Рокоссовский, по сути, нигде не писал, ограничившись практически несколькими неспециализированными словами. Имеется в его автобиографии, датированной 4 апреля 1940 г., маленькая фраза: «С августа 1937 по март 1940 гг. был под подозрением в органах НКВД. Высвобожден в связи с прекращением дела».

Из-за ее крайней лаконичности не обойтись без хотя бы маленького комментария.

В должности начальника 5-го кавалерийского корпуса, дислоцированного в Пскове, Рокоссовскому довелось прослужить чуть больше года. Он был арестован и с 17 августа 1937 г. находился во внутренней колонии УГБ НКВД Ленинградской области. «Били… Вдвоем, втроем, одному-то со мной не совладать!

Держался, знал, что в случае если подпишу – верная смерть», – поведал сам маршал на встрече со слушателями Военной академии им. М.В. Фрунзе в апреле 1962 года.

По воспоминаниям генерала И.В. Балдынова, что пребывал в заключении вместе с Рокоссовским, Константин Константинович, возвращаясь в камеру по окончании допросов, любой раз настойчиво повторял:

«Ни за что не делать фальшивых признаний, не оговаривать ни себя, ни другого. Коль погибнуть придется, так с чистой совестью».

22 марта 1940 г. Константина Константиновича высвободили из-под стражи «в связи с прекращением дела» – ему посчастливилось попасть в число тех, кого коснулась «малая реабилитация» 1939–1941 годов. Исследователи сходятся во мнении, что собственную роль сыграло настоятельное ходатайство командарма 1-го ранга (позднее – Маршала СССР) С.К. Тимошенко перед И.В.

Сталиным, которого он знал с Гражданской войны, и Г.К. Жукова

Рокоссовский встретил Великую Отечественную войну в должности начальника 9-го мехкорпуса КОВО. К началу боев корпус был полностью укомплектован личным составом, но матчасти остро недоставало.

«Несчастье было в том, – вспоминал маршал, – что корпус лишь именовался механизированным. С печалью наблюдал я на походе на отечественные старенькие Т-26, БТ-5 и немногочисленные БТ-7, осознавая, что долгих военных действий они не выдержат. Не говорю уже о том, что и этих танков у нас было не больше трети положенного по штату.

Эта треть составляла около 300 танков».

В отличие от многих вторых высших начальников, растерявшихся в неразберихе начала войны, Рокоссовский с первых же мин. показал способность и решительность твердо руководить собственными немногочисленными силами. Примерно в четыре ночи 22 июня 1941 г. дежурный доставил ему телефонограмму из штаба 5-й армии с предписанием вскрыть тайный своевременный пакет. Сделать это возможно было лишь по распоряжению главы Совета народных комиссаров СССР либо наркома обороны, но комкор, выяснив, что сообщение с Киевом и Москвой нарушена, взял ответственность на себя.

Хранившаяся в пакете директива предписывала срочно привести корпус в боевую готовность и выступить в направлении Ровно–Луцк–Ковель. Скоро совершили нужную подготовку, затруднения появились лишь с обеспечением автомашинами, горючим, снарядами. Комкорп приказал вскрыть пребывавшие рядом склады с снарядами и автопарк. Формально он превышал собственные полномочия, учитывая, что склады были центрального подчинения.

Но в обстановке постоянных налетов вражеской авиации, при отсутствии связи с вышестоящими штабами ожидать разрешения было некогда, исходя из этого где расписками, а где и угрозой применения оружия сопротивление интендантов было сломлено. Но корпус взял возможность для стремительного маневра.

В первоначальный же сутки войска прошли более чем 50 км, а 131-я моторизованная дивизия (т.е. пехота, посаженная на реквизированные машины) достигла Ровно, совершив 100-километровый марш. На следующий сутки 20-я и 35-я танковые дивизии кроме этого сосредоточились северо-западнее Ровно.

О том, как своевременными и единственно верными были действия Рокоссовского, вспоминал бывший тогда главой оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта И.Х. Баграмян:

«Доходил к концу третий сутки войны. На Юго-Западном фронте складывалась все более тревожная ситуация. Угроза, например, нависла над Луцком, где 15-й танковый корпус генерала И.И.

Карпезо нуждался в срочной помощи, в противном случае танковые клинья неприятеля имели возможность рассечь и смять его. Ожидали помощи и окруженные неприятелем вблизи Луцка части 87-й и 124-й стрелковых дивизий.

И вот в то время, когда мы в штабе фронта ломали голову, как выручить луцкую группировку, в том направлении подоспели основные силы 131-й моторизованной и передовые отряды танковых дивизий 9-го механизированного корпуса, которым руководил К.К. Рокоссовский. Просматривая его донесение об этом, мы практически не верили своим глазам…»

В разгар боев под Новоградом-Волынским, на протяжении которых немцы пробовали отбросить 9-й механизированный корпус на северо-восток, дабы обеспечить продвижение к Киеву, Рокоссовский взял указание убыть в Москву. Приказом Ставки ВГК он стал командующим армией на Западном фронте и, так, поднялся в ряды ярких защитников советской столицы.

16 июля Рокоссовский прибыл в Москву. Соперник к этому времени высадил под Ярцево большой воздушный десант и пробовал окружить к востоку и западу от Смоленска 16-ю и 20-ю армии. Дабы не допустить этого, Ставка спланировала контрудар, для нанесения которого создавались пять подвижных групп, любая в составе нескольких танковых и стрелковых дивизий. Одну из групп для действий на главном, смоленско-вяземском, направлении и должен был возглавить Константин Константинович

Захватив Ярцево, соединения 3-й германской танковой группы стремились продвинуться по шоссе к Вязьме и в один момент развить наступление на юг к Ельне, в которую ворвались части 2-й танковой группы. Несколько Рокоссовского получила приказ командующего фронтом на наступление. В условиях безраздельного господства вражеской авиации несколько имеющимися силами сумела овладеть Ярцево.

В течение нескольких суток она отражала ожесточенные атаки танковых частей соперника. 27 июля С.К. Тимошенко доносил в Ставку:

«Ярцево твердо удерживается Рокоссовским».

Это был большой успех. Гитлер – в первый раз во Второй мировой (!) – был должен дать группе армий «Центр» приказ о переходе к обороне. И не смотря на то, что ситуация недалеко от Смоленска оставалась сложной, стало ясно, что гитлеровский замысел быстрой войны затрещал.

…Многие не без основания утверждают, что внутренней красотой, душевными качествами Рокоссовского был покорен кроме того Сталин, совсем не склонный к сантиментам. Генерал Н.А. Антипенко приводит рассказ самого Константина Константиновича о том, как в декабре 1943 г. он, пребывав в Москве, был приглашен Главнокомом на ужин.

Предлог был более чем подходящий: и Сталин, и Рокоссовский появились в одинаковый сутки – 21 декабря.

«Было далеко за полночь с 20-го на 21 декабря, – вспоминал маршал. – Находились кое-какие члены Политбюро. Ситуация за столом была самая непринужденная. Забрав меня за руку, Сталин отвел в сторону и негромко сообщил: «Да, мы вас прочно обидели, товарищ Рокоссовский… Ну что ж, не редкость… Простите…» (извинение, разумеется, относилось к факту тюремного заключения и довоенного ареста. – Ю.Р.). Позже мы возвратились к столу. Кто-то провозгласил тост за здоровье Сталина.

Закусили. Поднявшись из-за стола. Главный подошел ко мне с полным бокалом «Хванчкары» (его любимого вина), сказал тост в мою честь и начал чокаться со мной так, дабы верхний край его бокала был бы не вровень с моим, а чуть пониже. Я знал данный грузинский обычай, высказывающий особенное уважение, и сам поспешил опустить собственную рюмку ниже.

Сталин повторил собственный прием, опустив руку с бокалом еще ниже, то же сделал и я. В итоге отечественные бокалы были на полу. Это всех рассмешило».

По некоторым воспоминаниям, вождь кроме того именовал Рокоссовского «моим Багратионом». Было бы громадной неточностью, но, думать, что все это давало основания для каких-то поблажек. Между Главным и Константином Константиновичем случались, не смотря на то, что и редко, размолвки.

В то время, когда в мае 1944 г. Рокоссовский приступил к разработке замысла операции по освобождению южной части Белоруссии с последующим выходом в восточные районы Польши (в рамках грядущей летом Белорусской стратегической операции), он пришел к нетривиальному выводу. Тщательное изучение местности, лесистой и болотистой, и изюминок обороны соперника, убедили его, что нужно нанести несколько, а два удара равной силы: один – из района Рогачева на Бобруйск, Осиповичи, второй – из района низовьев Березины на Слуцк.

Но на следующий сутки, 23 мая, на заседании в Кремле Сталин продолжительно не соглашался на предложение командующего 1-м Белорусским фронтом.

«Два раза мне предлагали выйти в соседнюю помещение, дабы продумать предложения Ставки, – вспоминал маршал. – По окончании каждого для того чтобы «продумывания» приходилось с новой силой отстаивать собственный ответ. Убедившись, что я твердо настаиваю на отечественной мнению, Сталин утвердил замысел операции в том виде, как мы его представили».

Начавшееся 24 июня наступление армий Рокоссовского было успешным. За пять дней боев, прорвав оборону неприятеля на двухсоткилометровом фронте, они окружили и стёрли с лица земли бобруйскую группировку и продвинулись в глубину на сто с лишним километров. Темп наступления составлял 22 километра в день! Так настойчивость Константина Константиновича перед лицом Главного дала собственные плоды.

И оценена была по преимуществу: 29 июня 1944 г. Рокоссовский стал Маршалом СССР.

Узнаваемый английский историк Б. Лиддел Гарт сумел, сравнивая достижения фронта союзников и успехи Рокоссовского, незадолго до этого высадившихся в Нормандии, зримо продемонстрировать принципиальную отличие между ними.

«Совершив прорыв линии фронта конкретно севернее Пинских болот, войска Рокоссовского развивали наступление со средней скоростью 32 км в день… Удары русских стали причиной неспециализированному провалу совокупности германской обороны».

Союзные же войска на западном фланге нормандского плацдарма под руководством генерала О. Брэдли за 20 дней боев (увидим в скобках: против куда менее сурового соперника) продвинулись, как подсчитал Лиддел Гарт, всего на 8–13 км.

Одним из самых драматичных в полководческой судьбе Рокоссовского событий стали боевые действия 1-го Белорусского фронта на варшавском направлении. По окончании Белоруссии перед армиями лежала Польша. А ведь это была для него родная почва.

Все советские энциклопедии показывали, что он русский, и место его рождения Великие Луки. В находившемся же в следственном деле личном листке по учету кадров приводились настоящие сведения: место рождения – Варшава, национальность – поляк. И вот он, варшавский каменотес, добровольно вступивший рядовым в полк каргопольских драгун и вместе с ним вынужденный уйти из Польши под напором германских армий, возвратился ко мне спустя три десятилетия во главе армий фронта для освобождения собственной отчизны от фашистского ига.

В сентябре 1944 г., пройдя за 40 дней напряженных боев 700 километров, форсировав пара рек, войска 1-го Белорусского фронта вышли к Висле. На ее западном берегу были захвачены три плацдарма, а на правом забрана Прага – предместье Варшавы. Но дальше наступление застопорилось; в окружение попал один из танковых корпусов. Сейчас в польской столице, начиная с 1 августа, разгоралось антифашистское восстание.

Но продвижение войск СССР сейчас затормозилось, они не смогли прийти на помощь восставшим варшавянам. Обстоятельства этого – предмет долгих споров военных историков.

Сам Рокоссовский растолковывал ситуацию так:

«Я в бинокль разглядывал город собственной молодости, где жил единственный родной мне человек – сестра. Но видел одни развалины. Армии были измотаны, понесли, само собой разумеется, большие утраты. Нужно было взять пополнение, подвезти много снарядов, создать резервы.

Без этого ни о каком наступлении через Вислу не могло быть и речи. Но мы помогали восставшим всем, чем имели возможность: с самолетов сбрасывали им так нужные нам самим продовольствие, лекарства, снаряды. За 14 дней было сделано пять тысяч вылетов.

Высадили через Вислу большой десант, но он успеха не имел и, понеся большие утраты, отошел на восточный берег».

По признанию маршала, ни от начальника восстания главнокому Армии Крайовой Т. Бур-Коморовского, ни от польского эмигрантского правительства никакой информации о готовящемся восстании не было. И в будущем с их стороны не было попыток связаться с советским руководством и скоординировать совместные действия. В то время, когда же Рокоссовский отправил к Бур-Коморовскому для связи двух офицеров-парашютистов, он не захотел их принять. На обратном пути офицеры погибли.

Не пробовал он связаться и с нашим десантом. 2 октября гитлеровцы подавили восстание. Погибли 200 тысяч поляков, Варшава была полностью разрушена.

12 октября 1944 г. произошло ответ Ставки, в соответствии с которым руководство 1-м Белорусским фронтом Константин Константинович передал Г.К. Жукову, а сам принял войска 2-го Белорусского фронта. По признанию Рокоссовского, это было столь нежданно, что он сгоряча кроме того задал вопрос Сталина, чем растолковать такую немилость – перевод с главного направления на второстепенный участок.

Полученный ответ: тот участок, на что его переводят, не относится к второстепенному, а входит в неспециализированное западное направление, на котором будут функционировать войска трех фронтов – 2-го Белорусского, 1-го Белорусского и 1-го Украинского, не имел возможности удовлетворить Рокоссовского, обида не только на вождя, но и на собственного давешнего сослуживца продолжительно не оставляла его. По собственному признанию Георгия Константиновича, с того времени их отношения были уже далеко не такими дружескими и сердечными, как раньше, вину за что он возлагал на Сталина, что по мере приближения финиша войны все больше «интриговал между маршалами – командующими фронтами».

На войска фронта, которым сейчас предстояло руководить Рокоссовскому, возлагалась задача отсечь группировку, действующую в основной части Германии, от восточно-прусской. Начав наступление 14 января 1945 г., 2-й Белорусский фронт последовательно форсировал реки Нарев и Вислу и удачно продвигался на запад. Но спустя семь дней в начальный замысел было нужно вносить коррективы: отстали Белорусского 3-фронта и войска (командующий генерал И.Д.

Черняховский). Ставка сформулировала Рокоссовскому новую задачу – совместно с Черняховским окружить и стереть с лица земли восточно-прусскую группировку соперника

Газета «Английский союзник» 11 марта 1945 г. образно нашла значение тех событий для предстоящего хода войны:

«Большинство прочного фундамента прусского милитаризма сломана».

В первых числах Апреля 1945 г. Рокоссовского позвали в Ставку, где ознакомили с замыслом участия армий его фронта в Берлинской операции, 2-й Белорусский фронт должен был наносить рассекающий удар севернее Берлина, снабжая тем самым правый фланг 1-го Белорусского фронта, и стереть с лица земли силы неприятеля севернее его столицы

Союзнические отношения с западными государствами весьма не так долго осталось ждать сменились холодной войной. Маршал Рокоссовский попал в самый ее водоворот. В 1945 г. он возглавил Северную группу войск СССР, дислоцировавшуюся на территории Польши.

Так длилось до октября 1949 г., в то время, когда его позвал к себе Сталин.

– Ситуация такова, – сообщил он, – что необходимо, дабы вы возглавили армию народной Польши. Все советские звания остаются за вами, а в том месте вы станете военным министром, помощником примьера, участником Политбюро и маршалом Польши. Я бы весьма желал, Константин Константинович, чтобы вы дали согласие, в противном случае мы можем утратить Польшу.

Наладите дело – возвратитесь на собственный место.

Вождь был хорошим психологом. Не смотря на то, что Рокоссовского обуревали смешанные эмоции, он ответил:

«Я коммунист и солдат! Я готов отправиться».

Достойно пройдя опробование войной, Константин Константинович принужден был проходить диагностику громадной политикой. Началась его напряженная работа по постройке современной армии в союзном СССР стране. Как раз в те годы была полностью модифицирована организационно-боевая структура армии. К моменту завершения Рокоссовским его миссии в Войске Польском имелись реорганизованные сухопутные армии, ракетные соединения, войска ПВО, авиации и ВМФ.

Организационные трансформации шли параллельно с напряженной боевой подготовкой армий, штабов и командиров, совершенствованием сотрудничества родов армий в рамках новой структуры армии. Фактически заново была создана совокупность мобилизационных мероприятий страны, заинтересованностям обороны страны подчинялась модернизация сети металлических и дорог , совокупности национальной связи. При активной помощи СССР началось создание собственной оборонной индустрии.

И на всем лежала печать интеллекта маршала Рокоссовского, его высокой организованности и неординарно тактичного, душевного отношения к подчиненным. Уже через два года работы в ПНР он имел все основания заявить, что

«ни при каких обстоятельствах еще в Польше не было таковой армии, как отечественное народное войско».

И в те годы, и большое количество позднее объективность не разрешала польским историкам сказать о вкладе маршала в реформирование Войска Польского в противном случае, как в хорошем замысле.

22 октября в письме, направленном в ЦК ПОРП и подписанном Н.С. Хрущевым, советская сторона выразила согласие на отзыв из Войска Польского офицеров и генералов советских Армии. В их числе был и маршал двух народов Рокоссовский.

13 ноября он просил об увольнении со всех национальных постов ПНР и через два дня возвратился в Москву.

По возвращении в СССР Рокоссовский был назначен помощником военного министра СССР Г.К. Жукова. Его сдержанная обращение на октябрьском (1957 г.) пленуме, где был осуществлен политический расстрел Г.К. Жукова, делает честь его людским качествам.

Из маршалов и генералов он был единственным, талантливым на сочувствие и объективность к старому сослуживцу и своему товарищу.

СОЛДАТСКИЙ ДОЛГ

Для Рокоссовского по окончании выхода на пенсию бездействие была невыносима. Исходя из этого главным его делом стала книга воспоминаний. Писалась она, по воспоминаниям его родных, тяжело, а подчас и мучительно.

В то время, когда рукопись вчерне готовься , конечно, встал вопрос о заглавии. Маршал деликатно, но твердо отклонил десятка два вариантов, показавшихся ему излишне пафосными, выспренними, и остановился на том, что лег на обложку книги – «Солдатский долг».

Нужно признать, что «Солдатский долг» Рокоссовского выгодно отличается от многих мемуаров выдержанностью, откровенностью, в них кроме того предвзятому человеку тяжело отыскать отступления от истины, тем более злонамеренные. Честно вести войну, маршал имел полное моральное право отстаивать историческую истину, что именуется, несмотря на лица

направляться признать распространенное заблуждение, словно бы Рокоссовский отличался чрезмерной мягкостью и чуть ли не застенчивостью. Ссылаются наряду с этим на случай, в то время, когда, освободившись из колонии, Константин Константинович опоздал к поезду. Потому, что надвигалась холодная весенняя ночь, а переночевать было негде, он, дабы никого не стеснять собственной просьбой, возвратился на ночлег в застенок.

В том-то и секрет как раз ему свойственного полководческого стиля: внимание и такт к окружающим Рокоссовский, как никто второй, удачно сочетал с требовательностью, волевым напором и взыскательностью.

С несвойственной ему в простой обстановке резкостью он пресекал панику, дезорганизующую войска и обрекавшую их на заведомое поражение. «Всех, увиденных в паникёрстве и проявлении трусости, забрать под особенное наблюдение, а в нужных случаях, определяемых обстановкой, использовать к ним все меры пресечения… впредь до расстрела на месте», – такое окончательное требование встречаем в его приказе армиям Брянского фронта. Однако Рокоссовский не опускался до рукоприкладства и грубости, к каким были склонны многие генералы и другие маршалы.

К тому же, как отмечали многие знавшие его, одной из красивых линия К.К. Рокоссовского

«было то, что он в самых непростых условиях не только умел оценить нужную инициативу подчиненных, но и вызывал ее собственной энергией, человеческим обхождением и требовательностью с людьми».

Юрий РУБЦОВ

ОБ АВТОРЕ: РУБЦОВ Юрий Викторович (20.06.1955, станица Мигулинская, Ростовская обл.) – профессор истории , доктор наук, настоящий член Академии армейских наук России.

Источник: http://www.sovross.ru/articles/1496/29354

Великая Война. 11 Серия. Операция Багратион. StarMedia. Babich-Design

Увлекательные записи:

Похожие статьи, которые вам, наверника будут интересны: