Георгий гуревич «интанты» (таланты по требованию)

      Комментарии к записи Георгий гуревич «интанты» (таланты по требованию) отключены

Георгий гуревич «интанты» (таланты по требованию)

Этот материал выкладывается на сайт в продолжение темы, поднятой в статьях «Как стать радостным (1985)» и «Михаил Веллер «Тест»».

Шеф сообщил:
— Гурий, тебе особенное задание. Итанты в наше время в чести, мы на острие эры. К нам идут толпы парней, не весьма воображая, на что они идут.

Нужно поведать им все, тихо и объективно, без восклицательных знаков.
Я воспротивился:
— Из-за чего как раз я? Имеется Линкольн, имеется Ли Сын, имеется Венера, у нее одной разговорчивости на четверых. Отправьте к ней обозревателя, она за один вечер продиктует целую книгу.
— Гурий, не отправится, — сообщил шеф твердо. — Я всех вас знаю не первый сутки. Венера наговорит с три короба, нужного и ненужного, Линкольн и Ли Сын будут отнекиваться: Ах, работа везде работа! Ах, ничего особого!

Ах, любой на отечественном месте!.. Мне не необходимы каждые, необходимы осознающие, что в данной жизни за все нужно платить: час за час, за час блага час труда. Так вот, будь хорош, забери диктофон и представь себе, что ты говоришь собственную биографию мне… либо кроме того не мне — доктору, не скрывая ничего, ни весёлого, ни горестного, ни болезненного, все сначала, совершенно верно, тихо, объективно и открыто.
— Сначала? — переспросил я. — И о вашей племяннице?
Шеф поперхнулся.
— Хорошо, скажи и о ней, — решился он.- Лишь переименуй. Назови как-нибудь в противном случае: Машей, Дашей, Сашей, Пашей — как угодно.
Ну что ж, не планировал я писать автобиографию, но в случае если необходимо для дела… В случае если необходимо совершенно верно, объективно, тихо и открыто…
Пиши, диктофон!

Глава 1

Все-таки случай играет роль в нашей жизни. В то время, когда та необычная девочка показалась в классе, не знал я, что решилась моя будущее.
Она пришла к нам в середине года, где-то в декабре, а возможно, в январе, не помню совершенно верно. Запомнилось бледное лицо на фоне весьма яркой, суриком окрашенной двери, прямые яркие волосы, маленькая стрижка без выдумки, взор нерешительный и настороженный. Новенькая замешкалась в двери; математичка ее вдавила в класс собственной пышной грудью. Отечественные девочки вздернули носики: не соперница. Что я поразмыслил?

Ничего не поразмыслил тогда. Либо поразмыслил, что невыразительная эта новенькая, бескрасочная, никакая. Портрет ее не следует писать.
В ту пору я планировал стать живописцем, кроме того великим живописцем. Перышка не производил из рук, на всех уроках рисовал карикатуры на товарищей. Это было не первое мое увлечение, до того я грезил стать путешественником. Со вздохом отказался от данной идеи, в то время, когда выяснил, что все острова, мысы, бухты, речки и ручьи давным-давно нанесены на карту, еще в двадцатом веке засняты спутниками. Путешествовать обожают все дети поголовно.

Сравнительно не так давно одна юная четырехлетняя красотка сообщила мне, что больше всего на свете она обожает имеется мороженое и наблюдать в окно из машины. Конечно: она новичок на данной планете, ей необходимо осмотреть всю как возможно скорее. Я также в четыре года обожал приплюснуть шнобель к окну. К четырнадцати меня начала злить скорость.

Автобус либо поезд спешат как угорелые (в действительности, угорелые от горючего), мчатся мимо прелестнейшие полянки, овражки, озерки, болотца, рощицы, — так хочется посмаковать любой комфортный уголок! Куда в том месте! Пронесся, остался на большом растоянии сзади.
Так что я предпочитал ходить пешком, нужно по глухим тропинкам, ведущим неизвестно куда, радовался, открыв какой-нибудь рудимент дикой природы: укромный овражек, безымянную полянку либо заросший ряской прудик, заслоненный кронами, точно не известный из космоса, и огорчался, в то время, когда за первым же поворотом появилась надпись: Завод синтетического мяса. Весьма просим вас не заходить на территорию, дабы не мешать работе генетиков, либо же, что еще хуже: Тут будет выстроен завод спортивных крыльев. Весьма просим вас не заходить на территорию, дабы не мешать работе строителей.
Таяли реликты дикой природы, преобразовывались в территории. В прошлом тысячелетии шел данный процесс, длится в отечественном.
И не сходу, неспешно, появилась у меня в голове величественная мысль. Я как раз я — отстою дикую природу, сохраню ее для потомков. Как сохраню?

На бумаге. Рисовать мне нравилось, я довольно часто рисовал, дабы прочувствовать как направляться пейзаж, гора, дерево, кочки, цветочки. Пешеход скользит глазом, практически как пассажир у окна: Ах, дуб?

Ах, какой раскидистый дуб! — и отправился дальше. Рисующий же обязан рассмотреть каждую ветку, каждую морщинку на стволе, вдосталь насладиться могутностью и раскидистостью. Вот я и нарисую, и сохраню, обойду все берега, все леса, все горы, все страны, составлю тысячу альбомов направляться;Красивая отечественная планета.

А потомки, набравшись когда-нибудь мудрости и захотев опять перевоплотить территорию в природу, вернут по моим картинкам все берега, все леса…
Осталось мало: стать взрослым и стать живописцем.
Но придет время, и я — взрослый живописец — выйду из дома для кругосветного обзора. Я кроме того составил маршрут: из города — на север, на Верхнюю Волгу, Селигер, Ильмень, Ладогу, по берегу моря около всей Европы с заходом в громадные реки, по рекам встану в горы, позже… Весьма приятно было разрисовывать географический атлас.
Но, все это разговор в сторону. Живописцем я так и не стал. Но планировал. Перышка не производил из рук. И это весьма мешало мне пристально слушать объяснения математички. Школа-то у нас была простая, без особого уклона, главным предметом, как и надеется в старших классах, было жизневедение — неспециализированное знакомство с делами людскими, дабы мы имели возможность сознательно выбрать работу.

Проходили мы и геотехнологию — проектирование гор и морей, и генотехнологию — проектирование животных и растений, и гомотехнологию — для выращивания утерянных рук, глаз и ног, и астротехнологию — космическое строительство. Но все эти разработки проходились бегло; отечественная математичка, глубоко уверенная в превосходстве собственной науки, внушала нам, что любая наука начинается с числа. И исчисление было главным предметом в отечественном классе.

А вот мне — любителю формы и цвета — числа казались на уникальность тщетными. Что такое игрек и икс? Все — и ничто.

Не нарисуешь, не пощупаешь, ни вкуса, ни запаха. Так что не внимал я и не желал внимать. И на каждом уроке начинались переживания:
— Гурий, к доске. Гурий, я осознаю, что тебе не легко, это мучччительная задача (так она произносила — через три ч). Но нужно напрячь умственные свойства.

Покажи темперамент.
— Что-то не напрягается,- легко сдавался я. — Мучччительная задача.
— Но покажи же темперамент, Гурий. Ты же мужчина. Имеется у тебя мужской темперамент?
Я кряхтел и краснел. Не имел возможности же я заявить, что у меня нет мужского характера.
В этот самый момент выскакивала любимица математички — рыжая Стелла.
— Возможно, я попытаюсь, Дель Финна (Делия Финогеновна в действительности)?
Ох уж эта рыжая Стелла, белокожая и веснушчатая, первый математик и первая ученица класса! Как она у нас правила, как распоряжалась! И все слушались ее, и все мальчишки были влюблены, по причине того, что у мальчишек в этом возрасте стадное чувство. Один вздыхает, и все другие заражаются. А я? Мне Стелла решительно не нравилась, я ее вычислял нескромной и деспотичной, но почему-то постоянно замечал, в то время, когда она входит в класс.

Спиной стоял, но ощущал.
Стелла правила, а вместе с ней ее подружки. Отечественный класс был девчоночий. Это не редкость, не смотря на то, что в школах постоянно распределяют поровну: десять мальчиков и десять девочек.

Но вот в отечественном классе девочки были дружны, едины, а мальчики разрозненны. Кто увлекался спортом, кто техникой, я единственный рисовал и бродил по лесам в одиночку, а со мной никто не желал бродить, ненавидели пеший метод передвижения. И все мы разбегались по зданиям по окончании уроков, а девочки держались совместно — вся десятка.
И вот показалась одиннадцатая, нечетная.
— Познакомьтесь, — сообщила математичка, подталкивая новенькую. — Это Маша, ваша новая подруга. Примите ее гостеприимно.
Стелла тут же распорядилась:
— Маша, вот свободное место рядом с тем мальчиком, его кличут Буба. Садись, не опасайся, он безобидный.
Стелла знала, само собой разумеется, что румяный толстяк Буба влюблен в нее надежно и безнадежно. Усадила ненужную девочку к ненужному мальчику.
А с кем я сидел тогда? Не помню. Один, возможно. Так эргономичнее было рисовать на уроках.
Новенькая так и не вписалась в класс. По большому счету вела себя странновато. В большинстве случаев сидела сгорбившись около собственного Бубы, с затравленным видом пойманного зайчонка.

В то время, когда вызывали к доске, бледнела, покрывалась красными пятнами и бормотала что-то невнятное, а чаще тупо молчала, кривила рот жалостливо, и таковой глупый вид был у нее, таковой потерянный. Я кроме того жестоко поразмыслил в один раз: Неужто кто-нибудь влюбится в такую дуреху? Но на каких-то уроках она внезапно оживала, задавала кучу вопросов из категории детских Из-за чего?, наивных и умных, из тех, на каковые нет ответа и потому не принято задавать вопросы.

А в один раз на уроке географии Маша поразила всех, нарисовав на память карту Африки со всеми республиками. Но, назвать их она не сумела, перепутала Замбию и Зимбабве.
Все это было весной. А позже были каникулы, и мы с родителями летали в Индонезию. Вот где я нарисовался-то досыта.

Само собой разумеется, привезли мы и киноленты, и стереослайды, но вся эта шикарная техника для меня не зaменяет рисования. Рисуя, смакуешь красоту, всматриваешься, вчитываешься в любой листок-лепесток. Ездок
это неотёсанный едок, пожиратель ландшафтов, а живописец — гурман, дегустатор красоты. Он не глотает, а пробует, не насыщается — наслаждается.
К сожалению, обязан согласиться, что дегустатором я был эгоистичным. Сам наслаждался, вторым удовольствия не доставил. Видеть-то видел, изобразить не сумел. Живописцы острят: Живопись — дело простейшее.

Необходимо лишь нужную краску положить на необходимое место. Именно это у меня не получалось: не ложились краски куда направляться.
Так или иначе, каникулы миновали, возвратились мы в класс. Еще в коридоре услышал звонкий голос Стеллы. (Содрогнулся я.) А незаметную Машу не увидел. Позже уже, в то время, когда к доске позвали, нашёл: сидит на задней парте рядом с Бубой. Еще в голове мелькнуло: Порозовела за лето, не такая уж бескровная.

Но, все свежеют за лето.
И все. И Стелла ее заглушила. А кипятилась Стелла по поводу очередного матча математиков, назначенного на первое октября.
Я на том матче не был, меня эти беспокойства не касались. Но знал, само собой очевидно, что отечественная команда заняла четвертое место, уступив лишь спецшколам. Почетно, но не блестяще.

И вся загвоздка была в какой-то одной задаче, которую не смогла решить кроме того Стелла.
Вот на ближайшем уроке отечественная Дель Финна растолковывает:
— Я осознаю, что это была в наше время задача, но преодолеть ее нужно было. Ну, девочки, кто из вас самый храбрый, кто решится помучччиться у доски?
К девочкам обращается. Про мальчиков и не вспоминает.
Все наблюдают на Стеллу, все мнутся, а Стелла не поднимает глаз, ей также не хочется находиться у доски с глупым видом, ловить наводящую подсказку.
В этот самый момент поднимает руку Маша, бело-розовая тихоня.
Выходит и… решает.
Математичка наблюдает на нее с подозрением и недоумением. Про себя, возможно, считает, что не велик труд отыскать среди привычных умелого математика. Дает Маше другую задачу.
Маша решает.
Третью — еще тяжелее.
Решает.
— Ну что же, — цедит математичка с сомнением. — Я вижу, ты не теряла времени бесплатно. Это похвально. Но совсем непохвально, что ты не приняла участия в классном мероприятии. Имела возможность бы поддержать школу, а ты уклонилась.

Не по-товарищески, девочка, так у нас не принято поступать. Поразмысли на досуге.
Как улей перед вылетом матки, гудел отечественный класс на перемене. И всех перекрывал возмущенный голос Стеллы:
— Да, как раз не по-товарищески, хорошие люди так не поступают. Я сама подготовлюсь, я себя покажу, а на класс наплевать. Ну и пускай. Мы ей скучны, а она скучна нам.

Не будем с ней говорить. И парни пускай не говорят. Слышите, мальчики?

А ты, Буба, садись рядом со мной, сразу же перебирайся на данной перемене.
на данный момент-то, много лет спустя, вспоминая ту школьную катастрофу, думаю я, что не товарищество защищала принципиальная Стелла. Другими словами, само собой разумеется, возмущалась она честно, но подсознательно отстаивала не правила, а собственный лидерство. Да, в этом случае ее превзошли, но случайно и лишь вследствие того что она хорошая, а соперница нехорошая.

И подружки тут же поддержали Стеллу, тем самым и себя зачисляя в разряд хороших, неизмеримо превосходящих безнравственную чужачку.
Да-с, не легко вытравляется из сознания жажда превосходства.
А возможно, это была форма инстинктивного кокетства: Смотрите, мальчики, какие конкретно мы хорошие в отличие от Маши!
— И парни пускай не говорят с ней,- распорядилась Стелла.
Так вот, я не послушался. Спорить не стал, а Стеллу не поддержал. В ту пору я уважал людей с собственным мнением и сам старался иметь собственный. Никто в классе не бродил по лесам с этюдником, а я бродил, это нравилось мне. Сверстники мои курили, дабы продемонстрировать собственную взрослую независимость, а я не курил, мне дым сигарет казался невкусным. И у меня лично не было оснований обижаться на Машу-тихоню. Не желала принимать участие в матче — ее дело. Я сам не принимал участие.

У каждого собственный вывод.
Но не могу поручиться, что я рассуждал бы так же, если бы Стелла меня, а не толстяка Бубу посадила на собственную парту. Опасаюсь, что тогда я не так дорожил бы независимой принципиальностью.
Так или иначе, но в то время, когда Маша поинтересовалась у Бубы, что задано на завтра, а Буба отвернулся, надув щеки, я подошел к недоуменно озиравшейся девочке и звучно продиктовал ей параграфы.
Стелла пробовала назавтра сделать мне выговор. Я ее отправил подальше со всей мальчишеской грубостью.
Кроме того страно, сколько я написал об данной напористой женщине! А она никакой, ну совсем никакой роли не сыграла в моей жизни. И по окончании школы мы не видались.

Знаю, что математику она закинула, стала женой подводного агронома, живет где-то на Тихом океане, кальмаров разводит, китов доит и кормит.
А вот с Машей у нас отправилась дружба с того самого дня, возможно сперва и вынужденная с ее стороны, по причине того, что другие девочки с ней не говорили семь дней две. Я консультировал мою невыразительную, время от времени мы совместно делали задания: я чертил за нее, а она мне решала геометрию с тригонометрией. До дому я ее провожал, пешком шли, в угоду мне Маша не натягивала авторолики.

И необычное дело: все больше нравилась мне эта бывшая невыразительная, и без того нежно она наблюдала мне в глаза! В то время, когда я чертил, она стояла позади — я дыхание ее чувствовал на затылке — и с опаской кончиками пальцев приглаживала мои вихры. Вот и по сей день не забываю это ласковое прикосновение. И она мне подарила первый поцелуй, сама поцеловала на крылечке.

Мчался я к себе тогда одуревший, головой поматывал, в себя прийти не имел возможности. И все губу пальцами ощупывал: тут поцеловала!
Как это получается? Полгода не подмечал — и внезапно любовь?
Ненастоящая любовь?
Довольно часто в жизни я слышал рассуждения о любви ненастоящей и настоящей, не знаю между ними четкой границы. Один хороший приятель растолковывал мне так: в случае если женщина думается тебе в мыслях прекраснее, чем наяву, значит, это не любовь, а воображение. Не знаю, не знаю. Мне Маша другой раз казалась некрасивой, бледной, болезненной, болезной, но тогда я испытывал еще больше нежности.

Такая хрупкая, такая слабенькая, так хочется ее приголубить, успокоить, на руки забрать, к сердцу прижать.
Ты весьма хороший, — уверяла она. Я возражал со всей мальчишеской суровостью. Доброта казалась мне не хватает мужественной.

Не добряк я — я крепкий, я жалею заморышей, я им помогаю. Обязан помогать.
Так прошел год, класс предпоследний. Дело шло уже к выпуску, к выбору профессии. А я все чертил за Машу, а она за меня решала задачи.

Но неспешно дошло до меня, что с детством этим пора заканчивать, попросил ее заниматься со мной действительно.
Маша почему-то смутилась:
— Но я совсем не могу растолковывать, Гурик. Я ощущаю, как нужно решать, но не поведаю.
Кстати, Гурик — это также я. Вообще-то у меня важное имя, но девочкам в обязательном порядке нужно одомашнить, тигра перевоплотить в котеночка, Льва в Левушку.
— Маша, но как же осознавать без объяснений? Я не могу думать печенкой.
— Прекрасно, я поболтаю с дядей.
— При чем тут дядя? Я не желаю репетитора, меня бы лишь направить. Если ты не желаешь, отправлюсь на поклон к Дельфине.
— Видишь ли, дяде дали открыть особую школу.
— Да не желаю я во вторую школу! Мне бы в пределах необходимой программы.
Маша помялась, опустила глаза, покраснела.
— Гурик, мы с тобой приятели, правда же, настоящие приятели? Давай слово мне, дай честное слово никому не сказать в классе, никому в отечественной школе, никому-никому не открывать тайну. Если ты разболтаешь, мне нужно будет уйти срочно, уехать в второй город.
Я дал слово, я кроме того держал его, пок

История Земли за 2 часа | Лучший документальный фильм BBC

Увлекательные записи:

Похожие статьи, которые вам, наверника будут интересны: