На другой стороне: ковельский курорт эрвина бёме

      Комментарии к записи На другой стороне: ковельский курорт эрвина бёме отключены

От автора

Мы уже успели познакомиться с Аркадием, которому предстоит встретиться с выдающимися пилотами союзников. Но как же быть с другой воюющей стороной? Среди немцев также было много увлекательных, выдающихся летчиков. В отличие от Аркадия, мы имеем возможность "общаться" и с ними.

Тем, кто не знаком с Аркадием, будет посвящен маленький раздел "На другой стороне". И среди материалов, каковые к нашим услугам, — а также будут и те, каковые раньше не переводились с германского.

Пасхальная открытка прилетела под Верден. Была весна шестнадцатого года. Лейтенант Эрвин Бёме перечитал десятки раз пара строчков, написанных прекрасным готическим почерком.

Фройляйн Анна-Мари. Приятно взять поздравление от девушки, ничего не сообщишь. До сих пор лейтенанту Эрвину Бёме – старику, скажем прямо, — никаких посланий от патриотически настроенных фройляйн не приходило.

У Эрвина Бёме за плечами продолжительная судьба: спортсмена и карьера инженера. Когда-то он все имел возможность дать за хороший скоростной спуск на лыжах по склону заснеженных швейцарских гор… Единственный чужестранец, Бёме стал участником швейцарской гильдии альпинистов.

Любопытство гнало его дальше: он чуть было не отправился в Африку в экспедицию вместе с врачом Давидом, известным естествоиспытателем; лишь смерть ученого остановила Бёме. Но, остановила ненадолго: спустя пара лет он уже трудился в той самой Африке на лесоразработках. Инженерное образование открыло Бёме хорошую возможность: он смотрел за состоянием дорог, за работой оборудования… Иногда инженер Бёме писал отчеты директору фабрики, расположенной в Германии, которая пользовалась африканской древесиной.

На другой стороне: ковельский курорт эрвина бёме
Эрвин Бёме среди сотрудников из Jasta 2

Фабрика эта изготавливала, например, карандаши, а пребывала она в Хубертсмюле. По инициативе Бёме была выстроена подвесная дорога, которая очень сильно сократила время на транспортировку леса – да и по большому счету улучшила условия судьбы.

Спустя шесть лет Бёме возвратился из Африки на родину. Иногда эти годы напоминали о себе приступами лихорадки, но Эрвин уже отыскал новую область, в которой решил попытаться себя.

Аэроплан.

В первый раз жизни Эрвин Бёме заметил это чудо инженерной мысли по возвращении в Европу, в четырнадцатом году. Он был очарован.

Что вся эта жизнь «внизу» — во прахе, в грязи и пыли? Альпинист постоянно стремился к вершинам, но летчик – летчик может забраться еще выше.

«Лыжи и аэропланы представляются мне самые достойными человека методами скоростного передвижения», — сформулировал Беме. И сначала, осваивая самолет, пробовал отыскать общее между лыжным и воздушным спортом.

«приземление и Взлёт на аэроплане – практически то же самое, что прыжки на лыжах при скоростном спуске. Необходимо только внимательнее смотреть за тем, как ты приземляешься. Ну в противном случае, что потребно летчику фактически в полете, я в далеком прошлом подсмотрел у марабу в лесах Восточной Африки».

Но, Эрвина Бёме подвела его дотошность. Он просто дар речи утратил, в то время, когда взял собственный первое военное назначение – в январе пятнадцатого.

Визит Эрвине Бёме к раненому приятелю — Манфреду фон Рихтгофену

— Я поступил в авиацию вовсе не чтобы сидеть на тыловом аэропорте и обучать новичков! – бушевал Беме.

Ему тридцать пять. Он старик. Стоило громадного труда по большому счету пробиться в авиацию. Добросовестный спортсмен, Бёме старался обучаться лучше всех.

Экзамены сдал одним из первых и взял высшие баллы.

— Вы через чур хороший летчик, — сообщило руководство.

— Вы должны передавать опыт, — сообщило руководство.

— Ваши красивые навыки пилотирования разрешат вам стать отличным преподавателем для молодых, — сообщило руководство.

— Линия бы вас всех побрал! – сообщил Эрвин Беме.

На фронт он попал лишь в марте шестнадцатого года.

А двадцатого мая случилось одно очень серьёзное для Эрвина Бёме событие: он познакомился с фройляйн Анной-Мари.

С этого все и началось.

По окончании тяжелых боев под Верденом Эрвин взял наконец отпуск и звание лейтенанта. Вместе с товарищами – своим младшим братом Мартином Бёме и летчиком Людвигом Вебером – Эрвин отправился в Берлин, где и появилась красивая мысль: отправиться в Хубертсмюле, где директор карандашной фабрики, ветхий приятель Эрвина, отмечал в эти дни серебряную свадьбу.

Gotha G.I (Gotha-Ursinus)

Громадный германский аэроплан «Гота Урсинус» появился в небе и с треском и грохотом опустился на лужайку перед домом. Лужайка была сырой и покрытой кочками, так что самолет накренился и повалился на крыло. Эрвин руководил посадкой так, как будто бы еще оставался инструктором, но это не спасло «Урсинус» от поломки.

Из дома выскочили гости и в их числе – старшая дочь хозяина, Анна-Мари, которая на данный момент обучалась на медицинских направлениях, дабы поступить на женскую запасного работу.

Она помогла летчикам выбраться из самолета. Веселье возобновилось.

Но, Анна-Мари была девушкой важной. Как и Эрвин. Осматривая вместе с ним «Урсинус» с задранным к небу крылом, она задала вопрос:

— Мне постоянно хотелось осознать, как летчик, у которого всего две руки, ухитряется сходу и вести самолет, и стрелять из пулемета?

Эрвин сходу осознал, что интерес ее не праздный, и совершил с ней в беседе практически целый вечер.

Наутро все трое лихачей отправились в Берлин поездом. Рабочие с карандашной фабрики давали слово починить «Урсинус»…

И вот – пасхальная открытка от фройляйн Анны-Мари.

Анна-Мари

Бёме ответил подробным письмом.

Двадцать четвертого июня шестнадцатого года он писал ей с Западного фронта, шепетильно подбирая слова:

Глубокоуважаемая фройляйн Анна-Мари! Само собой разумеется, с моей стороны мало дерзко обращаться к Вам так свободно… Но я ни при каких обстоятельствах не слыхал, дабы Вас именовали как-то в противном случае. А помимо этого – это звучит так прелестно…

Ваше милое письмо день назад сообщило мне «С хорошим утром!» — именно в тот момент, в то время, когда я возвратился из трехчасового полета. Я проделал очень успешную работу, и настроение мое было на подъеме, но письмо Ваше подняло мой дух на новую, еще невиданную высоту! Почтовый автомобиль встретил нас именно по дороге к тому месту, где мы имеем обыкновение купаться, — это в пяти километрах от аэропорта. Мы позавтракали и направлялись в том направлении.

Так что я насладился Вашим посланием, сидя в тени стройного тополя.

Ваше новое поприще, как думается, все же приносит Вам удовлетворение, не обращая внимания на все те трудности, каковые неизменно связаны с переменой рода деятельности. Все это я легко могу себе представить.

Мне весьма жаль, что в признательность за Вашу тщательную работу Вы то и дело вынуждены глотать неприятные пилюли. Все это я в избытке постиг за мою военную карьеру и превосходно знаю, как это ранит. Все бюрократы и все шаблоны вызывают у меня легко неистовство.

направляться заявить, что мое отчаянное недовольство погодой, наверное, было услышано на небесах: у нас уже семь дней как солнечно, и с томительным сонным сиденьем на земле покончено – мы опять летаем.

В эти дни у нас дел было в избытке: полеты на бомбардировку многочисленными группами – в большинстве случаев утром; а позже еще по праву любимые нами вылеты на разведку над Верденом. Эти вылеты редко оканчиваются без хорошего воздушного боя. До сих пор я возвращался из них целым и невредимым, а вот моя верная птичка вся совсем в дырах.

Позавчера я преследовал французский биплан и спустился на четыреста метров над пригородом Бельвилля. Я имел возможность рассмотреть во всех мелочах позицию французских орудийных батарей. Но, в аналогичной обстановке не следует рассчитывать на дружеское гостеприимство.

По счастью, неприятель практически в любое время стреляет очень скверно.

Мой пулемет, к сожалению, заклинило в самый важный момент, так что данный вылет закончился напрасно, и лишь мой летнаб отправил французам пара нежных слов. Надеюсь, они пришлись им по вкусу!

Потому, что Вы сейчас привычны с летной братией, я смею рассчитывать на Ваш интерес к переживаниям боевого летчика. И лишь исходя из этого докладываю Вам о аналогичных происшествиях.

У бедного юноши сейчас здорово расшатались нервы. Его кроме того планировали в итоге вынудить сделать паузу в полетах. В действительности тяжело не редкость выяснить границы собственных возможностей.

Так как кроме того Иммельман погиб не на протяжении воздушного боя, а из-за глупой случайности. У него отлетела часть пропеллера и оторвала фрагмент плоскости, от чего самолет и упал.

Отечественная нынешняя летняя квартира – с садом, огородом и молочным хозяйством – в пышном цвету. У нас пять самых настоящих коров. Мы всецело обеспечены продуктами собственного производства.

Сейчас, к примеру, на обед у нас была земляника со взбитыми сливками – о, довольно много взбитых сливок! Ах, знаю, грубо и бестактно писать Вам такие вещи, но мы тут на войне неспешно становимся настоящими солдафонами…

Сердечно Вам преданный Эрвин Бёме.

В июле Бёме уже на Восточном фронте. Фройляйн Анна-Мари взяла следующее послание – от 10-го числа, из Ковеля:

Все последние дни у нас были ветреными. Сейчас наконец решится дело, останемся ли мы на отечественном нынешнем месте либо же поток отступающих австрийцев увлечет нас с собою. Со прошлого дня, но, прибыли свежие подразделения германских армий – надеюсь, это поменяет картину, и бегство остановится.

Мы доставили по крайней мере центнер бомб в наступающие частые колонны русских и добились того, что днем они идут не по дорогам, а пробираются по лесам. В то время, когда бомбы на протяжении вылета заканчиваются, мы быстро спускаемся на четыреста метров и идем над колоннами неприятелей, обрабатывая их из пулеметов. Всегда это вызывает у них безумную суматоху, как в развороченном муравейнике, и смотреть на это сверху достаточно забавно.

А русских летчиков, каковые имели возможность бы нам помешать, по большому счету в воздухе не видно. Как, но, и аэростатов.

По окончании многомесячных напряженных боев под Верденом для нас наступила приятная смена обстановки. В случае если двигатель аэроплана в порядке – то тебя ожидает несложная воздушная прогулка. Тут возможно и отмачивать различные летные штуки, каковые на Западном фронте были бы легко немыслимы. Недавно я нашёл глубоко в тылу, в сельской местности, русский аэропорт.

Я спустился на пятьсот метров и дал очередь из пулемета. И что же? Один – я говорю: один! – аэроплан встал и в тот же час передумал… а другие автомобили обреченно ожидали собственной судьбы, не двигаясь с места!

Что-то подобное во Франции было бы совсем немыслимо.

Как продолжительно мы останемся на Восточном фронте – совсем неизвестно; ясно лиш, что совсем недолго…»

Эрвин запечатал конверт и улыбнулся.

Он знал, что Анна-Мари с нетерпением ожидает его писем, и старался писать как возможно лучше.

Ему под сорок. Но летая, Эрвин Бёме ощущал себя молодым…

Фильмы

Похожие статьи, которые вам, наверника будут интересны: