Звонил верховный…

Сталин, перечитав на еще мокром оттиске передовую «Новые символы различия», вычеркнул абзац, в котором утверждалось, что это не возвращение к прошлому. Отметьте, внес предложение он, что погоны придумали не мы, что они всегда были в русской армии, а ее славой нам направляться дорожить.

Среди множества постов, каковые с началом войны принял на себя И. Сталин, был и пост наркома обороны. Так он олицетворял собой для «Красной звезды» соучредителя, и взаимосвязь редакции с ним казалась естественной.

У всех важных редакторов газеты армейского времени — корпусного комиссара В. Богаткина, дивизионного комиссара Д. Ортенберга (Вадимова), генерал-майоров Н. Таленского и И. Фомиченко (двое последних были профессор , докторами наук) — на рабочем столе был кремлевский телефон с выходом на Главного. Нужно заявить, что из «Красной звезды» Сталину ни при каких обстоятельствах не звонили, предпочитая письменную форму общения.

Он же телефоном иногда пользовался, и это постоянно порождало известное беспокойство. Сталин, перечитав на еще мокром оттиске передовую «Новые символы различия», вычеркнул абзац, в котором утверждалось, что это не возвращение к прошлому. Отметьте, внес предложение он, что погоны придумали не мы, что они всегда были в русской армии, а ее славой нам направляться дорожить.

Первый звонок был по случайному предлогу. В первые дни войны Федор Панферов, создатель «политработник» и Брусков запаса, взял назначение во фронтовую газету. Но прибыть в том направлении в указанный предписанием срок не смог и направил Сталину покаянное письмо с изложением уважительных, на его взор, обстоятельств. Сталин переслал письмо в парткомиссию с резолюцией «Разобраться».

Разбирательств Федор Иванович ждать не стал и выпросил в «Красной звезде» командировку на фронт. По окончании его первой публикации — очерка «Убийство Екатерины Пшенцовой» — и «ожил» самый немногословный в редакции телефон. Глуховатым, привычным всем голосом было сообщено: «Панферова печатайте».

В последних числах Июля сорок первого бригада краснозвездовцев, в состав которой влился и полковой комиссар М. Шолохов, отправилась в 19-ю армию Западного фронта, которой руководил генерал И. Конев. Под Смоленском армия сражалась достойно, и в газете косяком пошли бодрые заголовки: «Успешные битвы частей начальника Конева», «Части начальника Конева развивают успех», «Славные коневцы разгромили вражескую дивизию»… В то время, когда в полосе стоял очередной очерк именно самого Шолохова, зазвонила «кремлевка». «Хватит писать о Коневе!» — раздалось тихо, но отрезвляюще.

Д. Ортенберг к тому времени уяснил: Главный произносит одну, редко две фразы, и какие-либо уточнения неуместны. Однако, в то время, когда 20 октября Сталин нежданно распорядился напечатать в очередном номере портрет Г. Жукова, успел чисто машинально уточнить: а на какой странице? «На второй», — последовал ответ, и сообщение оборвалась. Для чего 21 октября 1941 г. «Красная звезда» печатала портрет Георгия Константиновича, по всей видимости, окончательно останется тайной.

То ли Главноком желал этим продемонстрировать, что конфликт, в результате которого Жукова высвободили от должности начальника генерального штаба, исчерпан, то ли ему публикацией снимка хотелось продемонстрировать армии и народу, что защита столицы вверена человеку с характером, то ли – это также исключать нельзя – напомнить Жукову о персональной ответственности за судьбу Москвы. Пройдет очень мало времени, считанные семь дней, и портрет Жукова в числе вторых полководцев, отличившихся на протяжении декабрьского наступления, «Красная звезда» разместит уже на первой странице под титулом. Но до этого предстояло дожить…

Доклад И.В. Сталина на праздничном собрании 7 ноября 1941 года занял в торжественном номере «Красной звезды» три полосы. Вычитывая его с утроенной бдительностью, краснозвездовцы из дежурной смены не могли не подметить: глава Госкомобороны применял один из трофейных документов, опубликованных чуть ранее «Красной звездой». Это была «Памятка германского воина», отысканная у убитого лейтенанта Густава Цигеля из Франкфурта.

Наставление звучало чудовищно: «У тебя нет нервов и сердца, но тебе они не необходимы. Сотри с лица земли в себе сострадание и жалость, убивай всякого русского, советского, не останавливайся, в случае если перед тобой старик либо дама, девочка либо мальчик – убивай, этим самым спасешь себя от смерти, обеспечишь будущее твоей семьи и прославишься навеки».

Было лестно, что в доклад лег факт, приведенный военной газетой. Но никто в сутки выхода номера не предполагал, сколь жёсткое опробование ожидает редакцию.

Зарубежные обозреватели, аккредитованные в Москве, усомнились, что «Памятка германского воина» существует в конечном итоге, и настойчиво попросили предъявить оригинал. Глава Главного политуправления, он же начальник Совинформбюро А. Щербаков спросил, имеется ли он в редакции. Подлинника памятки в редакции не было: обозреватель газеты передал ее текст из политического отдела 4-й армии Волховского фронта по телеграфу.

Как на беду в 7-м отделении политического отдела, руководствуясь руководствами, «Памятку» тут же сожгли. По просьбе «Красной звезды», честь которой была поставлена на карту, документ начали искать не только на Волховском, но и на Ленинградском фронте. К счастью, на три дня нашли. Причем в нескольких экземплярах.

Нетрудно предположить, чем все имело возможность кончиться при другом итоге поисков.

Д. Ортенберг в первые месяцы войны два раза обращался к Сталину с письменными запросами. Стоит ли сейчас, задавал вопросы, заниматься соревнованием, разнообразные починами, характерными для мирных дней. Политорганы на этом настаивали. «Не следует», — таким был ответ. Интересовал важного редактора и более ответственный вопрос: какого именно уровня начальников вправе осуждать военная газета без ущерба для их авторитета в армиях.

Сталин растолковал, что товарищеская, нерезкая критика начальникам среднего звена не повредит.

Был тревожный, печальный для редакции эпизод, с которым Сталин поручил разобраться Щербакову. В одном из номеров «Красная звезда» зимний период сорок второго не без гордости, не смотря на то, что и очень в туманной, завуалированной форме поведала читателям, как при отступлении удалось сохранить артиллерию громадной и особенной мощности. В том были прямые заслуги главы Главного артуправления генерала артиллерии Н. генерала и яковлева армии Г. Жукова, принимавшего ответа еще в бытность начальником генерального штаба.

Сталин посчитал, что об этом писать не следовало.

— Кто дал печатать материал? — уточнял от его имени Щербаков. — Товарищ Сталин распорядился снять редактора и направить в армии с понижением в звании и должности.

Дивизионный комиссар Ортенберг, переживая, растолковал главе Главпура, что статья подготовлена в редакции, но создатель обращался за консультацией к А. Василевскому и все его замечания учел.

Через полчаса Щербаков снова позвонил в редакцию и сказал, что Главноком вердикт поменял: «Редактор не виноват. Пускай трудится». А спустя десятилетия и годы маршал Василевский вспоминал о том случае уже с ухмылкой: «Да, разговор тогда был крутым.

Вовек не забудешь».

Печатая 22 марта 1942 г. статью Саввы Дангулова (автора послевоенных романов «Дипломаты», «Кузнецкий мост», «Царёва почта» и др.) под заголовком «На американских истребителях «Аэрокобра», в редакции не думали, что ее ожидают проблеме. Дангулов говорил, как техники и наши инженеры, не ждя зарубежных инструкторов, самостоятельно собрали новые для них истребители. В то время, когда инструкторы наконец прибыли, «Аэрокобры» были уже в небе.

Утром Сталин настойчиво попросил объяснений: «Кто дал печатать материал?» «Никто», — таким был ответ. «Больше без разрешения об этом не пишите», — жестко распорядился Главный. Позднее ясность внес А. Микоян. Оказывается, публикация в «Красной звезде» показалась союзникам обидной и они заявили официальный протест. Самолеты направлялись в СССР вместе с инструкторами.

Это, мол, советская сторона проволокитила с получением виз.

Само собой разумеется, обо всем, с чем краснозвездовцы сталкивались в армиях, открыто писать было нельзя. Случалось, что об замеченном Главному приходилось докладывать рапортом.

Капитан Е. Гехман, прошедший с краснозвездовским удостоверением войну от звонка до звонка, в сорок третьем на Калининском фронте столкнулся с ужасным продуктовым снабжением армий. Кое-какие полки . Капитан по поручению важного редактора подготовил рапорт на имя И. Сталина. На следующее утро А. Щербаков, А. Хрулев и Е. Щаденко уже контролировали выводы обозревателя на месте. Все подтвердилось.

Проблему на двухдневном совещании обсуждал Государственный обороный комитет. В распоряжении ГКО № 3425 от 24 мая 1943 года и в приказе наркома обороны № 374 предусматривались масштабные и кардинальные меры по улучшению положения со снабжением армий. На всех фронтах. «Лишь обозреватель сообщил правду», — заключил Сталин на этом совещании ГКО.

А в его приказе были слова, каковые многим фронтовикам памятны до сих пор: «Отечественные начальники, по-видимому, забыли лучшие традиции русской армии, в то время, когда такие полководцы, как Кутузов и Суворов, у которых обучались полководцы всей Европы и у которых должны обучаться начальники Красной Армии, сами проявляли отеческую заботу о питании и быте воинов и строго того же потребовали от своих подчиненных».

Не будь рапорта краснозвездовца Главному, этого приказа, возможно, также имело возможность бы не быть.

В дни войны в составе редакции «Красной звезды» трудились до этого опальные, отстраненные от литературы писатели Андрей Александр и Платонов Авдеенко. Первый носил погоны капитана, второй — лейтенанта . Кое-какие публикации Платонова в «Звездочке», необычные по языку и стилю, привели к неудовольствию известных с довоенных времен критиков. Сталин на это не отреагировал. Публикацию первого очерка Авдеенко «Искупление кровью» он разрешил лично: «Авдеенко искупил вину».

В некоторых публикациях утверждается, что Авдеенко якобы вести войну в составе штрафного батальона, что его первый материал «Красная звезда» направляла Сталину для предварительного ознакомления. И то и другое — заблуждения. Авдеенко был начальником простого минометного взвода, имел награды.

Ни при каких обстоятельствах в течение войны ни один материал до его публикации «Красная звезда» Главному не направляла.

в один раз он сам захотел заметить будущий номер центральной военной газеты до выхода в свет. Это был номер на 7 января 1943 года. «Красная звезда», как и другие печатные издания, размещала в нем официальный материал с описанием новых знаков различия и с картинками погон. Сталин, перечитав на еще мокром оттиске передовую «Новые символы различия», вычеркнул абзац, в котором утверждалось, что это не возвращение к прошлому.

Отметьте, внес предложение он, что погоны придумали не мы, что они всегда были в русской армии, а ее славой нам направляться дорожить. А также продиктовал одно из предложений: «Введение погон еще раз подтверждает славную преемственность воинских традиций, которая так полезна для армии, любящей собственный отечество, дорожащей родной историей».

Выяснив, что в отличие от «Красной звезды» «Правда» и «Известия» разместили материал о погонах на внутренних полосах, Сталин настойчиво попросил переверстать все по примеру газеты военной. И добавил, прощаясь: «на следующий день будет большое количество бесед».

Беседы, вправду были, и газеты об этом писали.

Возможно упомянуть о случаях, в то время, когда от имени Сталина передавалась его признательность за успешные, злободневные публикации. Как-то Главный, полагая, что газеты неоправданно мало пишут об артиллеристах, распорядился перепечатать в «Правде» шесть очерков краснозвездовца А. Полякова.

Любому, думается, ясно: для внимательного чтения «Красной звезды» времени у Сталина не было. Но редакция военной газеты, как, но, и любых вторых, об этом Читателе не забывала неизменно. Такое было время.

Холод В., «Красная звезда»

Время новостей. Верховный суд Коми вынес приговор членам «логиновской» группировки. 26 июня 2014

Увлекательные записи:

Похожие статьи, которые вам, наверника будут интересны: