В рабстве у гитлера

      Комментарии к записи В рабстве у гитлера отключены

В рабстве у гитлера

На одного убитого воина СССР утратил минимум двоих невооруженных граждан

20 миллионов погибших… 27 миллионов… 35… Людские утраты СССР в ужасной мясорубке Великой Отечественной до сих пор точно не выяснены. Но исследователи подсчитали: на каждого отечественного убитого тогда солдата приходится “в довесок” еще двое либо кроме того трое мирных обитателей. Погибших под артобстрелами и бомбами, расстрелянных нацистами, погибших от холода и голода, замученных в лагерях и на принудительных работах…

Эти некомбатанты (в случае если применять официальный термин) в подавляющем большинстве не совершали броских армейских подвигов, но кроме того легко судьбой собственной в невыносимых условиях, преодоленной болью собственной принимали участие в общей победе над неприятелем.

«С голода узники начинали грызть трупы»

Мы предлагаем фрагменты из писем, хранящихся в Национальном архиве РФ. Они написаны ветеранами, пробующими сейчас отыскать документальные подтверждения своим лишениям и страданиям в годы войны — не для истории, а для нескольких сот рублей прибавки к пенсии. В этих строчках, в несложных фразах, которыми люди пробуют обрисовать все замеченное и пережитое, как-то по-новому раскрывается ужасное лицо войны. На одного убитого воина СССР утратил минимум двоих невооруженных граждан

20 миллионов погибших… 27 миллионов… 35… Людские утраты СССР в ужасной мясорубке Великой Отечественной до сих пор точно не выяснены. Но исследователи подсчитали: на каждого отечественного убитого тогда солдата приходится “в довесок” еще двое либо кроме того трое мирных обитателей. Погибших под артобстрелами и бомбами, расстрелянных нацистами, погибших от холода и голода, замученных в лагерях и на принудительных работах…

Эти некомбатанты (в случае если применять официальный термин) в подавляющем большинстве не совершали броских армейских подвигов, но кроме того легко судьбой собственной в невыносимых условиях, преодоленной болью собственной принимали участие в общей победе над неприятелем.

«С голода узники начинали грызть трупы»

Мы предлагаем фрагменты из писем, хранящихся в Национальном архиве РФ. Они написаны ветеранами, пробующими сейчас отыскать документальные подтверждения своим лишениям и страданиям в годы войны — не для истории, а для нескольких сот рублей прибавки к пенсии. В этих строчках, в несложных фразах, которыми люди пробуют обрисовать все замеченное и пережитое, как-то по-новому раскрывается ужасное лицо войны.

«…Я, Голощапова Ольга Константиновна, уроженка деревни Овсянки Могилевской области, хоть и была в ту пору совсем еще маленькой, но не забываю, что творили германские захватчики. Мы оставались в деревне — трое детей и отечественная мама Анна Васильевна.

Врезалось в мою детскую память, как ночь и день гремели танки, бомбили самолеты, пострадавшие и убитые около… Мальчишка лежал на дороге с порванным осколком животом, соседка тетя Катя желала подойти оказать помощь ему, но германский воин схватил штык от винтовки и начал бить ее наотмашь — по голове, по пояснице… Еле покинул живую.

В один несчастный сутки нагрянули мучители, окружили деревню отечественную, разграбили. Часть обитателей — а также детей, стариков — согнали в сарай по соседству с отечественной хатой, облили бензином и подожгли. Крики, стоны начались, кто пробовал вырваться на улицу из огня — тех немцы расстреливали в упор.

Оставшуюся часть обитателей деревни нацисты погнали куда-то прочь — люди кроме того забрать ничего не могли с собой из домов, шли в том, во что одеты были в момент прихода мучителей.

По дороге, не забываю, страшно было заметить, как десятки русских нацисты выстроили в шеренгу лицом к кладбищу, на протяжении намерено вырытой траншеи, и именно, в то время, когда мы шли мимо этого места, раздалась команда, и всех их воины германские расстреляли.

Нас продолжительно гнали куда-то, на ночь закрывали в сараи, обнесенные колючей проволокой. Вместо пола — обнажённая почва, дым от костра щиплет глаза, рядом с живыми, в углу, валяется мертвый старик, рядом с ним — ребенок… Тут же и какие-то практически живые скелеты лежат, умирают от голода и холода — стоны, хрипы предсмертные…

Кроме того не могу на данный момент представить себе, чем же мы тогда питались в дороге данной страшной. Неужто лишь травой-клевером, которая росла под ногами? Я все время, не забываю, маму теребила: «Я желаю имеется!» — а она мне лишь и имела возможность ответить: «Детка моя, потерпи, потерпи!» По окончании нескольких таких страшных дней мы были, думается, в Польше, в том месте мама трудилась на немцев. Только через три года, по окончании освобождения, возвратились на Родину.

Оказалось, что отечественная хата сохранилась, но в стенках с трех сторон — огромные прорезы. Это немцы ее под гараж приспособили…»

«27 сентября 1943 г. я, несовершеннолетний парень, был пойман нацистами и посажен в Шкловский лагерь пленных. Пробовал сбежать, но неудачно. В следствии я был в г. Борисов, в германском концлагере «Дулаг-126», размещенном на территории бывшего военного города на проспекте Революции. От отечественного концлагеря неподалеку было до центрального вокзала города.

В мае-июне 1944 г. он довольно часто подвергался налетам советской авиации. Мне запомнилось, что нацисты на крышах четырехэтажных домов концлагеря расположили пулемёты и зенитные орудия, — гитлеровцы осознавали, что советские летчики не будут бомбить концлагерь…

Пребывав в Борисовском лагере, я пара дней трудился в составе одной из команд узников на сооружении в Борисове спецбункера (у нас говорили, что это для Гитлера). Трижды был близок к смертной казни, но помогли выжить помощь и молодость старших товарищей. К примеру, доктор — арестант составил официальную бумагу, в соответствии с которой я был «страшно больным» и, так, был высвобожден от трудной работы в строительной команде… Я собственными глазами видел, как из отечественного концлагеря увозили трупы узников и сжигали их на огромных кострах в пригородах Борисова.

В июне 1944 г. нас стали сажать в товарные вагоны для вывоза в Германию. Гнали как скот, в вагоны набивали как возможно больше народу — люди находились близко друг к другу. И в таком положении мы оставались продолжительно — вагоны не открывали иногда по двое-трое дней, не поили и не кормили.

Под конец в толпе, заполнившей теплушку, я видел множество мертвых, а помимо этого, довольно много было утративших рассудок и дошедших до совсем звериного состояния — с голода эти узники начинали грызть трупы, в противном случае и пробовали подъедать отдельные части тела еще не погибших.

Нацисты вывезли нас в Восточную Пруссию, в г. Юанисбург, где был концлагерь «Простпен-1944». Оттуда меня и других узников высвободила Советская Армия в январе 1945-го. Я пробую не вспоминать об этих тяжелых для меня годах, но, жаль, жизнь заставляет… Ткачев А.К.»

Басацкая Зоя Ивановна: «…7 октября 1941 г. на протяжении бомбежки Наро-Фоминска отечественная мать Дарья Петровна вместе с четырьмя детьми ушла из города в деревню Таширово. Скоро ее заняли нацисты и прогнали беженцев в другую деревню — Горки. В одну из зимних ночей, в то время, когда фронт уже приблизился, немец выгнал всех нас из избы на улицу. А в том месте холод 40 градусов, и уйти никуда запрещено: за любое передвижение нацисты заявили расстрел.

И было нужно нам укрываться в каком-то полуразрушенном сарае. Утром немцы погнали всех — полуобмороженных, опухших — в другую деревню, Тишинку. По дороге в том направлении моя 6-летняя сестренка Вера замерзла насмерть.

В Тишинке мы и другие угнанные забрались в какой-то пустующий дом. Не смотря на то, что местные обитатели и давали предупреждение, что немцы повадились поджигать такие дома с двух финишей, но нам было уже все равно — от холода и слабости не могли больше двигаться… Следующей ночью деревню высвободили части Красной Армии. Отечественную семью послали на машине в село Петровское около г. Апрелевка, в поликлинику.

В том месте доктора узнали, что у всех детей от обморожения началась гангрена. В следствии мне отрезали ноги, сестре Лидии — пальцы и ногу на руке, а брату Юрию — пальцы обеих ног…»

Богданова В.Е.: «…Мать с тремя детьми немцы желали угнать в Германию. По пути их этап остановился в пересыльном лагере №8 под Оршей. В том месте она заболела тифом, и ее вместе с детьми оставили на пересылке.

Из тех, кто в том месте был, практически никого не осталось в живых: умирали в основном от голода. Немцы давали на сутки 300 г литр-баланды и эрзац хлеба, сваренной из мороженой картошки… 24 либо 26 июня 1944 г. советская авиация начала бомбить окрестности пересыльного лагеря, и пребывавшие в том месте узники, воспользовавшись суматохой у гитлеровцев, постарались выскочить за ограду. Часть народа в следствии спаслась, но фактически все были очень сильно изранены — осколками бомб, германскими пулями, но больше всего — шипами колючей проволоки, которой была обмотана ограда…»

Германская листовка-объявление для отправляемых в Германию (1942 г.): «ВОЗЗВАНИЕ. работницы и Работники Востока! Вас избрано, дабы Вы трудились в Великой Германии и тем самым внесли Ваше участие в охранение новой и лучшей Европы. Если Вы готовы с сознанием и с совестью выполнять Вашу повинность, тогда выпадет на Вашу долю хорошее и честное обращение.

Кто считает, что обязан воспротивляться распоряжениям германской работы, пускай не ожидает снисхождения: он будет наказан самыми строгими средствами. А потому ангажируем Вас сим в Вашем собственном интересе, дабы Вы сохраняли хладнокровие и порядок перед отправкой и на протяжении транспорта, в особенности выполняли приказания сопроводительной команды с радостью и споро… Кто не выполнит изданных распоряжений, тот понесет последствия. Сопроводительная команда взяла указание по крайней мере сохранять хладнокровие и порядок… Вас ожидает в Германии хорошие помещения и достаточное продовольствие».

Жертва «Загадочного острова»

В свое время я встретился с этим человеком, выяснив, что он в начале 1950-х был подневольным участником одной из «великих сталинских строек». Но рассказ его нежданно переключился на события армейских лет.

— В случае если задуматься, необычная цепочка фактов выстроилась: выходит, в лагерях ГУЛАГа я лучшие годы собственной юности покинул по причине того, что когда-то, в начале войны, книжку Жюля Верна желал прочесть! — словно бы заново удивился коллизиям собственной сложной жизни Валерий Сотовиков. — К нашему поселку в Воронежской области тогда немцы подошли, а части Красной Армии получили приказ на отход. Обитатели, каковые еще по зданиям оставались, само собой разумеется, за собственными двинули — на восток. Мне 16 лет всего было.

Вместе с матерью наспех напихали в узлы кой-чего из скарба и также на большак вышли. Но, в то время, когда уже околицу миновали, я отыскал в памяти, что не забрал томик с «Загадочным островом», что лишь начал просматривать. Вот и решил возвратиться и прихватить его для скрашивания досуга в эвакуации. «Мам, говорю, ты иди дальше, а я тебя догоню!»

Догнал, как же! Около дома отечественного меня вместе с этой книжкой германские воины, уже ворвавшиеся в поселок, и сграбастали. Послали с еще несколькими такими же неудачниками под конвоем в строение школы.

агитаций и Никаких объявлений по поводу отправки на работу в Германию не было. Действовали оккупанты легко и скоро: отобрав молодых ребят, вначале на грузовиках, позже поездом вывезли в западную часть рейха. Тут отечественный «эшелон» разбросали по различным адресам.

Я был в мелком городе Греймс, в автомастерской, где было нужно трудиться на подхвате у местных мастеров, ремонтировавших технику. Среди них и германские армейские грузовики к нам время от времени «на лечение» заезжали.

Юный да тёплый я был — сделал вывод, что нужно нацистам вредить. И соратник у меня для для того чтобы дела показался. Парня кликали, не забываю, Алексеем — также из угнанных из России. Дождались мы подходящего случая, да и сыпанули пригоршню железной опилок и стружки в блок цилиндров очередного поднявшегося на ремонт грузового «Бенца». Думали, никто не видит отечественной «акции», но совершили ошибку: какая-то сволочь ударила-таки! Забрали нас с Лешей — и в камеру тюремную.

За ту горсть опилок взяли полной мерой от нацистов: били, в «холодную» сажали (а время зимнее!) — все пробовали определить, кто нас научил так «партизанить». Спустя семь дней, возможно, вконец измочаленных, в кровавых подтёках и синяках, послали в трудовой лагерь, что почему-то все именовали «восьмерка». Это, само собой разумеется, не фабрика смерти была, но и тут выжить выяснилось непросто. Бригады лагерников по 15 часов трудились в карьере — долбили камень, грузили его на вагонетки.

Из последних сил выбивались, а только постараешься присесть хоть чуть-чуть передохнуть — немец с плеткой либо палкой тут как тут. Совсем ослабевших пристреливали без всякой жалости, к тому же смеялись, именуя пулю «пилюлей от лени»…

Тех, кто сохранился в этом «трудовом аду», высвободили в начале 1945-го американские армии. В первую очередь накормили, позже выстроили и внесли предложение на выбор: или оставаться в их территории оккупации и потом получить возможность переехать в одну из западных государств, или возвратиться в Россию. Я не раздумывая решил: еду назад, на родину.

К чести американцев, они к таким «возвращенцам» относились уважительно. Выдали нам хорошую одежду, продпаек на пара дней, кое-что из бытовых мелочей — мыло, бритву, кроме того какие-то издания собственные с прекрасными картинами! Многочисленную партию репатриантов посадили в пассажирские вагоны и доставили в зону, контролируемую войсками СССР.

Тут хорошая сказка и закончилась одновременно. Всех прибывших вынудили быстренько снять с себя американские шмотки и переодеться в поношенную солдатскую амуницию. Портфели забрали, оставив в буквальном смысле с безлюдными руками.

А позже запихнули людей, чудесным образом спасшихся от смерти, по тесным и нечистым товарным теплушкам и послали в тыл. Через дни, совершённые практически без еды и сна, нас выгрузили на каком-то полустанке, выстроили в колонну, окружив со всех сторон автоматчиками, и отконвоировали в лагерь за колючей проволокой. Лишь на этот раз он именовался уже фильтрационным…

Не знаю, как в других местах, а в том месте, куда я попал, «фильтрация» была весьма твёрдая: из каждой много мужиков только пять-десять приобретали «вольную», а остальным лепили «пособничество немецко-фашистским оккупантам» и давали 10 лет лагерей. Так и началась моя гулаговская эпопея. Довелось уголек в шахтах под Кемеровом добывать, лес валить в красноярской тайге… Оттуда в 1950-м попал на стройку приполярной «сталинской магистрали», где и «отзвонил» навешенную мне «десятку» практически до конца — освобождения дождался только в начале 1954-го. Ну и вдобавок через несколько лет вручили мне бумажку: «Всецело реабилитирован…» Вот такая у меня и тысяч вторых насильно угнанных нацистами война затянувшаяся оказалась…

А ту книжку — «Загадочный остров» — я все-таки прочёл. Но уже годы спустя, в то время, когда у меня самого сын подрос — у него и забрал томик Жюля Верна. Честно вам соглашусь, в то время, когда закрыл последнюю страницу, не смог слезу удержать: себя стало жалко — того, 16-летнего дурачка.

Не смотря на то, что кто ж его знает, в случае если б не данный роман с интригующим заглавием, что вынудил меня возвратиться в поселок под носом у наступающих немцев, может, и вовсе не суждено было пережить армейские годы. Я сейчас, на старости лет, фаталистом стал…

Александр Добровольский

Тело Адольфа Гитлера

Увлекательные записи:

Похожие статьи, которые вам, наверника будут интересны: