Последний свидетель

105-летняя Брунгильда Помзель – секретарь Геббельса, последний живой человек, близкий к вершине правителей нацистского режима.

О ветхой, одиноко живущей и всеми забытой женщине отыскали в памяти, в то время, когда ей исполнилось 100 лет. Интерес вызывал не только мафусаилов возраст, но и незаурядная будущее самой фрау Помзель, лично знавшей семью Геббельса и многих знаменитостей Фашисткой германии. По окончании окончания войны она жила в собственной мюнхенской двухкомнатной квартире, но в 2013 году упала и сломала берцовую кость голени. Из-за ограниченной подвижности была вынуждена переселиться в дом старых рядом со своим прошлым жилищем.

В том месте и встретились с ней австрийские кинематографисты, задумавшие документальный фильм называющиеся «Ein deutsches Leben». В его базу положены 30-часовое интервью, забранное у Брунгильды Помзель, и исторические черно-белые съемки.

Документальный фильм, снятый группой из четверых австрийских режиссеров, демонстрировался на кинофестивале в Мюнхене, в осеннюю пору он выйдет на экраны в Соединенных Штатах, а после этого и в Германии (правильная дата выхода малоизвестна). Пока же во многих германских СМИ показались отклики на статьи и фильм, говорящие о сложной судьбе достаточно простой германской дамы, последнего живого свидетеля событий в берлинском логове последних дней и нацистов одного из основных армейских преступников Второй мировой — Йозефа Геббельса.

В приемной Геббельса

Брунгильда Помзель (Brunhilde Pomsel) появилась в Берлине в семье живописца-декоратора. Детство собственный она обрисовывает так:

«Воспитывали нас беспощадно: в случае если мы были непослушны, то приобретали приличную трепку, поскольку пониманием и любовью многого не добьешься! Быть покорным, мало лгать и обманывать, при возможности сваливать собственную вину на вторых — к этому мы, дети, привыкли сызмала».

Ремеслу стенографистки Брунгильда обучилась, трудясь в канцелярии юриста-иудея, в первой половине 30-ых годов XX века эмигрировавшего за границу. В том же году ее приняли секретаршей-стенографисткой на радиостанцию Berliner Rundfunk – орган Министерства пропаганды Йозефа и народного просвещения Геббельса. Она вступила в национал-социалистическую партию, приобретала 250 марок в месяц, слыла самой стремительной стенографисткой и была довольна судьбой.

В 1942-м ее перевели в Министерство, в приемную самого Геббельса, в качестве одной из шести Vorzimmerdamen – секретарш-стенографисток.

Данный перевод на второе место, говорит фрау Помзель, был принудительным, но тут же согласится, что новое место ей весьма нравилось – роскошная ситуация, рутинная, без большого напряжения и стрессов работа: отправлять письма, сортировать почту, писать под диктовку шефа. Основное же – высокая зарплата – 500 марок в месяц к тому же и персональная надбавка в 100 марок, целая куча денег! Действительно, в разгар войны, додаёт она, на них все тяжелее возможно было что-либо приобрести.

Прекрасно запомнился ей последний рабочий сутки в Министерстве информации, 20 апреля – сутки рождения фюрера, и солнечная, совсем летняя погода. Она сидит на террасе служебной виллы Геббельса неподалеку от Бранденбургских ворот и печатает на собственной пишущей машинке под диктовку шефа. Везде раздаются взрывы снарядов.

На следующее утро она переселяется в бункер Министерства информации на Wilhelmplatz. Десять дней в подвальном помещении практически без еды. Выручают от голода лишь отысканная в кладовых спаржа в консервных банках да вино – «хорошее вино», вспоминает она.

То и дело в бункер вносят раненых солдат и гражданских. О суициде Гитлера и своего шефа она определит от курьеров, приносивших новости из бункера рейхсканцелярии.

По окончании окончания войны оккупационные советские органы не учли

«принудительный темперамент»

работы Брунгильды в ведомстве Геббельса и послали ее в лагерь. Она пережила пять лет заключения в советских лагерях на территории Польши и Германии, а также в бывших концлагерях Бухенвальд и Заксенхаузен. Появлявшись на свободе в первой половине 50-ых годов двадцатого века, фрау Помзель трудилась в Баден-Бадене на радиостанции Sudwestfunk и позднее шеф-секретарем начальника ARD, большое количество путешествовала, замуж не выходила.

В197Г году вышла на пенсию.

Аполитична и аккуратна

Для собственных лет фрау Помзель страно бодра, с хорошей памятью и ясным умом. О собственной дате рождения в январе 1911 года говорит с заметным наслаждением – ее так легко запомнить, эту дату, всего пять однообразных цифр: 11.1.11. Вот лишь нога подвела да глаза ослабли: все окружающее она видит в тумане, а неизменно включенный телевизор больше слушает, чем наблюдает.

Она в курсе текущих событий в стране и за границей и с радостью их обсуждает. Но когда речь идет о прошлом, она делается сдержанной, шепетильно подбирает каждое слово. Знала ли она о Холокосте? Нет, об этом ей стало известно только по окончании войны, а тогда она была полностью аполитична.

Но о поражениях германской армии и о том, что война идет к ужасному для немцев финишу, она знала по сообщениям из-за предела с грифом «секретно», поступавшим в канцелярию Геббельса и проходившим через ее руки. Наряду с этим она отмечает, что в ее комнате стоял сейф, ключ от которого ей доверил сам шеф, но она ни разу не заглядывала в тайные документы без его разрешения. Геббельс сохранился в памяти фрау Помзель человеком вежливым, в общении с подчиненными немногословным и сдержанным,

«застегнутым на все пуговицы».

в один раз она сидела рядом с шефом за столом на протяжении обеда на вилле Геббельса и он ни разу не обратился к ней.

«Я подозреваю, что он кроме того имени моего не знал!»

Ветхая женщина отмечает безукоризненные застольные манеры шефа, его ежедневный маникюр и лощёный вид.

И, как будто бы прося прощения за ненужные подробности, говорит, что Геббельс своим суицидом трусливо не понёс наказание. Правонарушения его забыть обиду нереально. А вот для жены Геббельса Магды она находит слова признательности.

В то время, когда дом, где жила Помзель, в первой половине 40-ых годов двадцатого века разбомбили, Магда подарила ей светло синий костюм.

Вспоминая дар, ветхая женщина оживляется:

«Костюм был из голубого шевиота. Понимаете вы таковой материал? Прекрасный, чертовски дорогой материал, добропорядочный!

Данный костюм я носила тогда ежедневно, а возвратившись из лагерей, нашла его в собственном шкафу и он еще долго мне служил».

Раскаивается ли она в том, что трудилась с нацистскими преступниками?

«Нет, – отвечает она, – этого я не стыжусь, но и не горжусь собственной работой».

«Да, мы желаем!»

18 февраля 1943 года в огромном зале берлинского Дворца спорта Геббельс сказал самую известную обращение за все время правления национал-социалистов. Заполнившие зал 10000 тысяч людей воображали, по плану организаторов, целый германский население – украины, рабочих, медсестер, преподавателей, артистов. В первом ряду сидели раненные на Восточном фронте, с ампутированной рукой либо ногой.

Эта 109-минутная обращение ее шефа не оставляет Брунгидьду Помзель в покое и спустя 70 лет.

Прошло всего 14 дней по окончании поражения вермахта под Сталинградом, и министру пропаганды требовалось любыми средствами поднять дух германской армии, оказать помощь преодолеть шок от ужасного разгрома и продемонстрировать фюреру что лишь он, Геббельс, хорош стать его правой рукой в последней стадии войны. Фюрер обязан видеть, что он своим дьявольским ораторским мастерством способен повести фанатичные веса куда прикажет.

Брунгильда Помзель сидела рядом с Магдой Геббельс на зарезервированных для них местах в первых последовательностях. Над трибуной висел лозунг:

«Война – самая маленькая война!»

С трибуны гремел голос оратора:

«Я задаю вопросы вас: желаете вы войну? Желаете вы, в случае если потребуется, более тотальную и радикальную войну, чем мы сейчас можем себе представить?»

В ответ – восторженный рёв и шквал аплодисментов, люди в истеричном экстазе вскакивали со собственных мест, топали ногами и кричали:

«Да, мы желаем!»

Наряду с этим никто в зале не обращал внимания на наружность главного пропагандиста нацистской партии и борца за чистоту арийской расы. Низкий, темноволосый и темноглазый, да и к тому же прихрамывающий Геббельс воображал собой антипод людям восхваляемой им арийской расы – высоким, голубоглазым и светловолосым, без физических недостатков. По окончании речи Геббельс в узком кругу соратников с насмешкой назвал массовое помешательство людей в зале

«часом идиотизма»

и добавил:

«Если бы я призвал их прыгнуть с третьего этажа, они бы прыгнули не долго думая».

Брунгильда Помзель вспоминает:

«Было плохо видеть происходившее в зале, необъяснимое для обычных людей ужасное зрелище. Не сам вопрос «Желаете ли вы войну?» наводил на меня ужас, а реакция фанатичной публики в зале, плакавшей в едином порыве: «Да, мы желаем!»»

источник: Евгений Байзер «Последний свидетель» // «КОНТАКТ-ШАНС» 34/2016

Михаил Сидько: последний свидетель Бабьего Яра

Увлекательные записи:

Похожие статьи, которые вам, наверника будут интересны: