Небо вердена: первые схватки

      Комментарии к записи Небо вердена: первые схватки отключены

Главред армейского обозрения «Новое время» Петр Тимофеевич Лагутин не торопясь исправил очки в узкой золотой оправе, разгладил благообразную бороду и почмокал губами, как будто бы планировал откушать лакомое блюдо.

— Если бы вы, Петр Тимофеевич, отправляли меня на фронт… — опять завел ветхую «песню» Аркадий Загурский.

— На командировку на данный момент нет средств… Да и учитывайте: журналистика, приятель мой Аркадий, существует уже не первую сотню лет, — рассеянно проговорил Лагутин, развертывая листки, принесенные Загурским и приступая к чтению. – И извлеченный за эти годы опыт определенно говорит, что убитые журналисты не доставляют в собственные издания никаких толковых корреспонденций… — Неожиданно Лагутин поднял взор, и Аркадий поразился тому, какими холодными смогут быть эти глазки, скрытые за поблескивающими стеклышками очков: — Вы прекрасно меня осознали, господин Загурский? Отправлять человека невоенного, к тому же слабо видящего, в самое пекло сражения, наподобие Верденского, заведомо свидетельствует лишиться эйфории лицезреть оного в будущем.

— Лицезреть кого? – тихо сказал Загурский. – Человека либо сражение?

— Оного! – отрезал главред. – Помолчите, сделайте одолжение, и разрешите мне наконец ознакомиться с вашим творением.

Загурский замер, страдая на краешке стула.

«Счастье либо несчастье выпало на отечественную долю – делать выводы потомству, но ж без сомнений то, что мы сделались невольно участниками и свидетелями невиданных событий. В первый раз за историю человек на крыльях начал оказывать наиболее значимое влияние на ход армейских событий. И происходит это прямо на данный момент, на отечественных глазах, в грандиозном, эпическом сражении, развертывающемся на многострадальной почва Франции…»

Петр Тимофеевич перечитал абзац два раза, позже мельком посмотрел на Аркадия, что в тот же час залился краской:

— Прекрасно хоть не «священные окопы», — проворчал главред. – В противном случае попадалось мне тут на глаза подобное выражение…

— Я, Петр Тимофеевич, целиком и полностью ратую за сдержанный слог. Если бы еще собственными глазами сражение видеть, а не с чужих слов обрисовывать… – забормотал Аркадий.

Редактор прервал его нетерпеливым жестом и опять погрузился в чтение.

«…бои не на жизнь а насмерть велись сейчас не только на земле, но и в воздухе. на данный момент уже возможно оценить коварство и хитрость германского руководства в применении им авиации для подготовки наступления на Верден: пара времени германские аэропланы не разрешали французам вести ни дальнюю разведку, ни ближнюю.

Воздушное пространство было поделено немцами на территории, в которых расположились две военных эскадры. Одна по четным, а вторая по нечетным дням в составе шести автомобилей осуществляли воздушный заслон. Чуть только аппарат соперника поднимался в атмосферу, немцы-охотники шли наперехват и не давали французским авиаторам ни мельчайшей возможности прорыва.

Но и этого немцам показалось не хватает, и перед самим наступлением наземных частей германские авиаторы ночью, как преступники, набросились на французские города: около двадцати аппаратов две ночи подряд, девятнадцатого и двадцатого февраля, бомбардировали линию Газебрук – Дуллен – Амьен. И вот наконец двадцать первого февраля, около четырех часов пополудни, волны цепей германской пехоты двинулись в наступление.

В небе всегда летали самолеты – «Фоккеры» и «Альбатросы», чьи силуэты хищников в далеком прошлом уже примелькались наблюдателям с почвы, не говоря уже о воздушных бойцах, этих храбрецах неба.

Небо вердена: первые схватки
Fokker E.III — один из основных соперников Антанты в небе Вердена

Аэропланы, защищаемые истребителями, выполняли разведку и корректировали огонь артиллерии, а одиночные автомобили бомбардировали прилегающие к фронту территории и склады, и аэропорты французов.

Утро двадцать первого февраля началось для французской истребительной группы «Аистов» не очень приятно: разбойничьим набегом германского аэроплана.

Чуть только авиаторы пробудились от сна и направились к авиационному полю, дабы готовить собственные автомобили, как неожиданно их остановили тяжелые разрывы бомб: в полумраке восхода солнца четко виден был на фоне светлеющего неба силуэт «Альбатроса». Он скинул бомбы прямо на поле и сейчас скоро уходил от огня французской артиллерии.

Французские летчики побежали к своим аэропланам, но было поздно – разбойник скрылся.

Наступал новый сутки – сутки кровопролитного сражения. Встало солнце, озаряя все около. Уже прибыло известие о ночных бомбардировках германцев, совершивших налет на Амьен.

Начальник французской эскадрильи — капитан Брокар – негодовал. Заложив руки в карманы, он расхаживал взад-вперед, напряженно думая о чем-то, и наконец сказал:

— направляться бомбардировать в ответ авиационное поле немцев!

К девяти часам утра четыре аппарата с картиной аиста на фюзеляже поднялись в воздух. Картина была красивая, захватывающая: сверкающие на солнце крылья, могучие моторы, стремительные рукотворные птицы, несущие возмездие коварному неприятелю!

Отрадно сказать, что в числе истребителей-«аистов» пребывал в наш соотечественник и тот день, сержант Виктор Федоров, волей судьбы захваченный войной на земле Франции и, не колеблясь, вступивший в армию отечественных союзников. По окончании ранения он прошел курс обучения и сделался летчиком, причем упорно просился именно на фронт, к истребителям.

Аппарат Федорова – разведывательный двухместный «Кодрон» — вооруженный двумя карабином и пулемётами. Второй крылатый боец на данной машине – природный француз в звании рядового, Пьер Ланеро, выполняющий в один момент пулемётчика и должности механика (т.е. стрелка).

Caudron G.4

Другие аэропланы эскадрильи – «Ньюпоры» — значительно более современны и лучше совершают эволюции в воздухе. Но автомобилей не достаточно, война, как Молох, требует все новых и новых жертв, — исходя из этого выбирать не приходится. И на «Кодроне», как мы заметим, вероятно выполнять подвиги.

Не так долго осталось ждать «Аисты» нашли под крыльями германский аэропорт – разбойничье логово. Он размешался в двадцати километрах от передовой.

Чуть французы показались над аэропортом немцев, те открыли яростный зенитный пламя. Но отважные храбрецы, не обращая внимания на смертоносные разрывы, скинули бомбы, причем очень удачно, и повернули обратно.

Федоров отстал – «Кодрон» не поспевал за «Ньюпорами», — и шел на высоте трех тысяч метров, в противном случае говоря – практически на пределе собственной высоты.

Но что это? Внизу неожиданно ожили французские зенитки. По прошлому отечественному опыту мы припоминаем, что зенитные орудия достигают до высоты двух тысяч метров, не более, а Федоров летел выше.

Кто же предполагаемая жертва артиллеристов?

Наконец был обнаружен соперник: ниже «Кодрона» летел «Альбатрос», и именно недалеко от передней линии. Полными моторами русский летчик начал спускаться на неприятеля. Они сближались, и расстояние между ними уничтожалось с неимоверной быстротой. Ни при каких обстоятельствах прежде человек не переживал аналогичной скорости!

Тяжело вычислить время и расстояние при таких условиях.

Вот «Альбатрос» проскользнул под «Кодроном», и тогда Федоров остановил моторы и крутым поворотом забрал немца в хвост.

Затрещали пулеметы, но германец промазал, отечественный же стрелок совершенно верно попал в цель. Немец колыхнулся и упал вниз. Видно было, как в воздухе переломился германский самолет.

Вот он перевернулся и упал на хвост – на «собственную» территорию, километрах в четырех от передовой линии.

Так началось кровавое Верденское сражение — как мы уже говорили, не меньше ужасное в воздухе, нежели на земле…»

"Аисты" на аэропорте

— Гм, — проговорил главред, опять ненадолго отрываясь от чтения. – Как вы, но, приятель мой превосходно разбираетесь в самолетах! Заглавия из вас так и сыплются: «Альбатрос», «Кодрон», «Ньюпор»… Вам известна и высота, на которую способен встать тот либо другой аппарат, и досягаемость для зенитных орудий. Превосходно!

Но уверены ли вы в приводимых данных?

Аркадий кивнул так скоро, что очки подпрыгнули у него на носу:

— Полностью уверен!

— «Полностью»! – хмыкнул Петр Тимофеевич. – Ну хорошо, прекрасно. В случае если «полностью», тогда спорить не стану… Но, такие эти неизменно, понимаете ли, лучше контролировать у экспертов.

* * *

В середине марта французы предприняли первую широкомасштабную воздушную атаку на Германию.

…Юный летчик Эрнст Удет, не отрываясь, наблюдал на строй самолетов с чужими эмблемами на фюзеляже. Провалились сквозь землю для него и прошлое, и будущее; целый мир прекратил существовать – остался только большой «Фарман» в центре строя вражеских автомобилей.

Внизу – Мюльхаузен, маленькие люди, ласковая зелень полей. Все это больше не имеет значения.

«Фарман» под машиной Удета растет, делается все больше, и вот уже видно, как поднимается летнаб-француз. Круглый кожаный шлем, бледное от беспокойства лицо. Пулемет направлен прямо на Эрнста.

— Еще мало, еще… — Удету нестерпимо хочется взяться за оружие, но промахнуться запрещено. Он должен быть совсем не сомневается в том, что попадет. Сто метров до соперника.

Рано! Пятьдесят! Еще мало… Тридцать… Пора!

Германский пулемет оживает, и «Фарман» кренится… Миг – и из французской автомобили повалил белый дым, а это указывает лишь одно – попадание в топливный бак. Но списывать неприятеля со квитанций еще рано: по фюзеляжу автомобили Удета бьют пули. Он слышит железное звяканье – летнаб-француз достаточно точен, лупит прямо перед кабиной пилота.

А в том месте что? Удет бросает стремительный взор через плечо.

Два «Кодрона» приблизились к «Фоккеру» и отчаянно поливают его из пулеметов.

— Нормально, дружище, — говорит Удет сам себе. – Обстановка ничем не отличается от той, что была на аэропорте, в то время, когда тебя учили вести войну. не забываешь сержанта, как бишь его кликали? Неужто француз ужаснее?

При мысли о том, что кто-то может оказаться ужаснее сержанта-как-бишь-его-кликали, Удет расхохотался во все горло. В случае если французы слышали его хохот, то, возможно, сочли немца полоумным.

Ручка на себя. «Фоккер» пикирует. Пулеметные очереди «Кодронов» уходят в никуда.

Эрнст Удет

Спустившись на триста метров, Удет выровнял аппарат. В этот самый момент мимо него промчался фюзеляж сбитого «Фармана» — громадный факел, волочащий за собой чёрное облако. Наблюдатель в круглом кожаном шлеме падает вниз раздельно от автомобили – растопырив ноги и руки.

Другие германские самолеты видны сейчас везде: камрады встали с Хабсхаймского аэропорта. Французы не выдержали напора, их строй распался. Начались схватки один на один: автомобили закружились в воздушном бою.

Сержант Удет оглядывается в отыскивании нового соперника. Ага, вот еще один «Кодрон». Летит на запад. За ним!

Восемьдесят метров до неприятеля. Удет открывает правый – и огонь двигатель «Кодрона» производит мелкое облако дыма. Пропеллер замедляется, останавливается… Самолет входит в крутое пикирование.

Он летит на одном моторе.

Удет гонится следом. Не уйдешь! На одном моторе – так совершенно верно.

Новая очередь из пулемета – и… пулемет заклинило.

— Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! – Эрнст приложив все возможные усилия лупит по пулемету руками, но тот никак не отзывается.

«Кодрон» уходит, а Удет возвращается на аэропорт, в Хабсхайм.

Он не единственный возвратился к себе с победой. Первая попытка французов наказать Германию атакой с воздуха закончилась их поражением: немцы удачно отбились.

Сержант Удет свято верит: так будет в дальнейшем. И пускай в этом бою он утратил трех камрадов – французы не досчитались куда большего количества пилотов.

Публикуется в авторской редакции

Как справедливо увидел почтенный главред армейского обозрения «Новое время», эти неизменно лучше контролировать у экспертов. Для внимательных читателей мы приготовили призы.

Редакция Warspot
Конкурс "Легенды неба II: небо Вердена"
Отыщи неточности в заметке отечественного храбреца и возьми премиумный танк!

  • ПМВ
  • легенды

Схватки ложные или настоящие. Роды. Стадии родов

Похожие статьи, которые вам, наверника будут интересны: