На другой стороне: роковое мгновение

— Рад тебя видеть, Эрвин! – Легендарный летчик, начальник эскадрильи асов Освальд Бельке приветствовал Эрвина Бёме «по-прусски»: прочно сжал его руку и поцеловал в щеку. – А самолетов еще нет. Разочарован? Ну, не огорчайся, камрад! Для любителей набить несколько британцев перед завтраком остался еще ветхий «Фоккер». Ну и само собой разумеется не следует забывать о «Хальберштадте»… действительно, он в далеком прошлом списан.

Но в случае если попытаться, то возможно и его поднять в атмосферу.

— Ты все шутишь, — улыбнулся Эрвин.

— Наоборот! – горячо возразил Бельке. – В случае если у тебя будет охота, разрешаю покататься на «Хальберштадте»… по аэропорту…

— Кстати, в случае если механик мне окажет помощь, я попытаюсь починить это старье, — увидел Беме. – Я так как инженер по образованию…

— Вот и прекрасно, — Освальд Бельке радостно улыбнулся и ушел.

Вечером в ангар, где Беме копался с искалеченным и безнадежно устаревшим «Хальберштадтом», посмотрел Герхард Мюле – один из четверых летчиков, остававшихся в «безлошадной» эскадрилье.

— Вижу, вам не терпится начать, — увидел он.

Эрвин выбрался из кабины самолета, обтер лицо платком.

— Нестерпимо сидеть на земле, зная, что Бельке одерживает одну победу в воздухе за второй, — согласился он. – Я кроме того прервал отпуск… Кстати, что у Освальда за новая медаль? Об этом не писали в газетах.

— А, — Мюле захохотал, — представьте себе, за спасение людской судьбе. Сам он, само собой разумеется, о таких вещах сказать не обожает, но, к счастью для вас, мой интересный приятель, я лично стал свидетелем произошедшего. Это случилось в одном мелком французском городе, неподалеку от развалин какого-либо старого замка. На руинах сидел паренек лет пятнадцати и удил рыбу – и неожиданно упал в реку.

Бедняга совсем не умел плавать! Если бы рядом не произошёл Освальд, он бы совершенно верно утонул. Но Бельке – как был, в мундире, застегнутый на все пуговицы и пряжки, — сиганул за мальчиком в реку и вытащил его. А позже, чуть утопленник очухался, вздул его на глазах у собравшейся толпы: дожить до пятнадцати лет и не потрудиться обучиться плавать!

Позор! «Надеюсь, это послужит тебе уроком», — сообщил Бельке напоследок. А позже его наградили медалью. Таков Бельке, мой дорогой друг.

…Боевые самолеты прибыли в эскадрилью спустя семь дней.

Освальд Бельке у собственного аэроплана

* * *

— Анна-Мари, тебе письмо!

Гертруда Клейн ворвалась в помещение, которую дробили между собой девушки запасном военной работы. Все они с увлечением смотрели за «романом в письмах» между героем и своей подругой-летчиком.

— Просматривай скорее! – торопили девушки, заглядывая Анне-Мари через плечо. Она вскрыла конверт, пробежала первые строки письма и побледнела.

Моя дорогая фройляйн Анна-Мари! Бельке нет больше с нами…

В субботу вечером мы сидели в боеготовности в отечественном домике на аэропорте. Я именно начал с Бельке партию в тут – и шахматы нас поднимают по тревоге. Необходимо вылетать к линии фронта: пехота соперника атаковала.

Как в большинстве случаев, Бельке повел нас в бой сам. И весьма не так долго осталось ждать нас нападало пара стремительных одноместных британских самолетов. Британцы – направляться это признать – обороняются очень умело.

Аппараты выписывали в воздухе сумасшедшие кривые. Открыть огонь получалось только ненадолго. Мы пробовали зайти в хвост сопернику, непрерывно маневрируя.

Кстати говоря, подобным образом нам часто получалось добиться успеха.

И вот между мной и Бельке оказался один британец. И в тот же самый миг второй соперник, за которым гнался дружище Рихтгофен, перерезал нам путь. Мгновенно мы разлетелись в различные стороны.

Ненадолго самолет Бельке скрылся за поверхностью крыла, и я утратил его из виду. На одно только краткое мгновение… Да, только один миг мы не видели тут и – друг друга это произошло…

Как обрисовать мне Вам мои эмоции? Как обрисовать ту ужасную секунду, в то время, когда Бельке неожиданно вынырнул в нескольких метрах правее меня? Он именно опускал свой автомобиль – а я собственную рванул вверх; мы столкнулись и оба полетели к почва!

То было только легкое касание, но из-за огромной скорости, которую развили отечественные самолеты, оно выяснилось равносильным замечательнейшему удару. Через чур довольно часто будущее не редкость страшно несправедлива в собственном выборе: мне только оторвало правую стойку шасси, а у Бельке, отечественного храбреца Бельке, отвалилось левое крыло!

Пара сотен метров мы падали, и вот я опять получил возможность руководить самолетом. Сейчас мне оставалось только следовать за Бельке, что все еще пробовал планировать в сторону отечественной территории.

В нижнем слое туч под сильными порывами ветра его самолет начал падать отвесно. Он просто валился вниз. Планирование стало неосуществимым.

И я заметил, как перед самым столкновением с почвой Бельке больше не имел возможности удерживать аппарат в горизонтальном положении. Он упал неподалеку от отечественной артиллерийской батареи.

В тот же час к самолету устремились люди. Мои попытки приземлиться поблизости от места крушения моего приятеля были бесплодны: почва в том месте сплошь изрыта воронками от снарядов и разрывов гранат. И я полетел на отечественный аэропорт.

При приземлении я скапотировал. Я был удивлен, я утратил сознание – и вместе с тем у меня еще оставалась безумная надежда.

Что, если он жив?..

Но в то время, когда мы примчались с аэропорта к артиллеристам на автомобиле, навстречу нам вынесли мертвеца! Бельке погиб в тот самый миг, в то время, когда его самолет коснулся почвы. Освальд ни при каких обстоятельствах не носил защитной каски и в «Альбатросе» не привязывался.

Да это в любом случае не спасло бы его при столь ужасном ударе.

Только неспешно доходит до отечественного сознания – какую вакуум покинул по окончании собственной смерти Бельке. Без него все как будто бы бы лишилось души. Он был отечественным вождем, отечественным преподавателем. На всех, кто виделся с ни, он оказывал воистину неотразимое влияние. И прежде всего – самой собственной личностью.

Ни при каких обстоятельствах и ничего он не делал нарочито, он был сама естественность, и это покоряло.

В случае если Бельке рядом – значит, успех обеспечен. В это верили все – и вправду, так оно и было. С ним нам получалось практически всё.

В эти полтора месяца он вместе с нами стёр с лица земли шестьдесят вражеских самолетов – и постоянно оставался невредимым, а в это же время преимущества британцев уменьшались сутки ото дня. Что нам остается? Только постараться сохранить его дух в отечественной эскадрилье.

Сейчас мы летим в Камбрэ, откуда братья и родители Храбреца заберут его к себе и выполняют его прах на кладбище в Дессау. Родители Освальда – великие люди: при всей той немыслимой боли, которую они испытывают, они отважно держатся перед лицом неизбежного…

Слезы потекли по жёсткому лицу Эрвина Бёме. Будущее вправду несправедлива: подобно храбрецу старой легенды, Беме был человеком, что в роковое мгновение случайно убил того, кто был ему дороже всех людей на земле.

Фотография Освальда Бельке, раскрашенная Сейчас J. A. Mendes

* * *

— Это самолет Эрвина Беме! – На аэропорте приветственно махали руками.

Беме заходил на посадку неуверенно. Видно было, что не все хорошо с лётчиком и аппаратом.

По окончании страшного случая с Бельке Эрвин Беме не стал изгоем, и громадную роль в этом сыграл Манфред фон Рихтгофен. Он первым сообщил потрясенному, раздавленному горем Беме:

— В том, что случилось, нет твоей вины. Это была роковая случайность.

— Я не могу жить с таким грузом на душе, — открыто согласился ему Эрвин.

— Придется, — ответил Рихтгофен так же прямо. – У тебя постоянно останутся оружие и самолёт. Бей неприятеля, летай, заслуживай памяти отечественного погибшего товарища. Уверен, Бельке – в том месте, в Вальгалле, — все осознаёт и благословляет тебя.

И все-таки что-то надломилось в душе Эрвина Беме. Он замкнулся в себе. Жил как автомат. Летал, сражался.

Время от времени писал письма Анне-Мари.

…Самолет плюхнулся на брюхо и, помедлив, завалился на крыло. Механик подбежал к кабине летчика. Залитый кровью Эрвин Беме пробормотал:

— Мелочи…

И утратил сознание.

Дорогая фройляйн Анна-Мари! Еще со времен начальной школы мне не получалось взять выше тройки по чистописанию, но сейчас Вы определенно поставили бы мне низший балл. Все по причине того, что приходится писать в кровати.

Помимо этого, я не могу воспользоваться левой рукой, дабы придержать лист бумаги.

Постель, в которой я пишу, находится в госпиталь в Камбрэ. А в военного госпиталь я нахожусь по той причине, что позавчера один очень недоброжелательно настроенный британец коварно прострелил мне левую руку.

Это был двухместный «Сопвич». Я уже подбил его, и он падал. Мне оставалось выпустить последнюю очередь и стереть с лица земли бедолагу, и вот, представьте себе, в припадке какого-либо глупого охотничьего благородства, я даровал добыче жизнь.

И как же он отплатил мне за это? Неблагодарный!

Но не страшитесь ни за судьбу мою, ни за руку. Кости и нервы не пострадали, выстрел задел только по касательной. Действительно, мне чертовски больно, но это дело второстепенное; больше всего меня злит то, что нужно будет бросить мою эскадрилью – и именно сейчас, в то время, когда началась весенняя заварушка.

На долгое время ли я застрял в военного госпиталь и возьму ли еще один отпуск, дабы повидаться с Вами, — о том ведают только всевышние. Порадуйте же приветом обреченного на одиночество и проклятого бездействием лазаретного узника…

Эрвин был прав: от фронта его отлучили на долгое время. Вручая летчику Железный крест, руководство вместе с тем подрезало ему крылья.

— Герр Беме, мы ценим ваш героизм, ваше рвение приносить пользу армиям, но… Ваше ранение… Ваши теоретические познания… Ваш опыт… И, наконец, простите за откровенность, — ваш возраст…

Беме сходу осознал, куда руководство клонит: его опять желают «упечь» в инструкторы.

Он горячо запротестовал. Но не было уже Освальда Бельке, что вступился бы за него и забрал к себе в истребительную эскадрилью.

— Это на время, — давали слово ему, — пока не восстановится ваше здоровье.

— Я буду бороться, — предотвратил Эрвин Беме.

И опять потянулись неинтересные дни в роли инструктора. Беме писал рапорт за рапортом, требуя, дабы его послали на фронт. Он прикладывал к своим запискам справки от рекомендации и врачей товарищей.

И наконец произошло чудо. Его прописали начальником истребительной эскадрильи. Эскадрилья именовалась «Освальд Бельке».

Это звучало как прощение.

История Освальда Бельке, опубликованная в Соединенных Штатах в первой половине 30-ых годов XX века и написанная капитаном Рикенбакером, выдающимся американским летчиком, кавалером Медали Почета
Историческая справка

Освальд Бельке одержал 40 подтвержденных воздушных побед и вошел в историю авиации не только как выдающийся летчик, но и как теоретик и аналитик воздушного боя, создавший последовательность тактических приёмов. Громаднейшее значение Бельке придавал сотрудничеству пилотов в сражении, внезапности и занятию удачной позиции. Бельке осознавал важность знания техники первым начал и противника изучать вражеские самолеты, захваченные в состоянии, пригодном для полетов.

Бельке пользовался уважением по обе стороны линии фронта — в сутки его смерти на аэропорт Первого истребительного соединения британский самолёт скинул вымпел с надписью: «В память о капитане Бельке, отечественном мужественном и добропорядочном сопернике, от английских Королевских воздушных сил». Освальда Бельке в Германии именуют отцом германской истребительной авиации. Его имя традиционно носит одна из истребительных эскадрилий ВВС Германии.

Посвященная Бельке коллекционная открытка кайзеровской Германии

Роковое искушение — Русский трейлер #2 (2017)

Увлекательные записи:

Похожие статьи, которые вам, наверника будут интересны: