Луиза-франсуаза. трапнiк

Коротенькая сказяфка про попаданца, что Сталина видел и движение Великой Отечественной поменял.

Генерал сидел над своевременными картами, со необычной тоскою всматриваясь в схемы и планы весенней кампании. Он так погрузился в собственные мысли, что принесшему свежесваренный кофе адъютанту было нужно пара раз окликать его, но генерал не слышал майора , пока тот не прикоснулся его за плечо.

Непонимающим взором осмотрев того, кто решился отвлечь командующего от размышлений, он однако увидел дымящуюся чашку и сумел увязать её с немым вопросом. Благодарю, поставь на стол, я чуть позднее выпью. Адъютант поставил чашку на указанное место и, практически на цыпочках, вышел из помещения.

года и 1942Весенней кампании уделялось особенное внимание — при успешном её завершении в войне имел возможность наступить коренной перелом, исходя из этого такое внимание к замыслам со стороны командующего было в полной мере растолковано. Не стоило его отвлекать.

Но, если бы лишь майору удалось прочесть мысли, каковые бродили в генеральской голове, он бы срочно привёл к санитарам. В лучшем для генерала случае, очевидно.

Йоо твою ма-а-а-ать…

Данной, несомненно, очень избитой фразой, Федька Упрямцев, пускай и не совсем конкретно, но ёмко отражал целый спектр охвативших его эмоций по окончании того, как понял — нет, он не спит и не бредит от переизбытка принятых внутрижелудочно спиртосодержащих средств увеселения организма по случаю удачно сданной сессии.

Да, ещё день назад… либо семьдесят с хвостиком лет тому вперед — кто сейчас знает, как верно? — Федот, студент четвёртого курса БГУ, по случаю удачно сданной зимней сессии, вместо того, дабы как и положено (с позиций своих родителей) сесть на поезд и отправиться в родные Барановичи, засел со сворой товарищей в общаге. Как это водится среди студентов всех народов и времён по окончании экзаменов — усугубили. Как это водится среди четверокурсников — до полной отключки.

А поутру, с непривычной лёгкостью а также самостоятельно подняв веки…

Генерал задумчиво изучал карты.

Он же ни хрена в них не осознаёт! В смысле — совсем нихрена! Значочки, стрелочки, крючочки, циферки простые и дробные… Со школьной скамейки (пятый класс школы , история Старого Мира) Федот не забывал лишь то, что пехота на картах обозначается всецело закрашенными кирпичиками, а кавалерия — наискосок наполовину.

Ещё где то по извилинам скользили обрывки знаний о том, что Т-34 — лучший танк, а Маринеско потопит (либо уже потопил?) Густава с кучей подводников, но так как он раздолбай и пьяница, то Храбреца ему не дадут, а дадут лишь Красное знамя и, помой-му, снимут взыскания.

За час сидений знания не систематизировались, но, на удивление самого Упрямцева, их выяснилось не так уж и мало. Однако толку от них было чуть — факты были разрознены и в неспециализированную картину не складывались, что вгоняло в ужасную депрессию. А ведь он на данный момент важен за пара! армий сходу, и произойди что…

А ведь произойдёт, в обязательном порядке произойдёт, не верите — поставьте юриста недоучку руководить сотнями тысяч воинов!

На Фёдора навалилась тоска. Кроме того не за собственную судьбу, сейчас уже чётко вырисовывавшейся на фоне стены перед взводом. Он имел возможность сделать всё значительно хуже!

Упрямцев не забывал рассказы прабабки, заставшей ту — или необходимо сказать эту? — войну…

…в один раз вышли мы на улицу и видим: над отечественным громадным полем у деревни кружится самолёт. Кружится он, кружится. Наблюдаем мы, а осознать не можем — то ли отечественный самолёт, то ли германский? И чего он кружится? И внезапно, как начали вылетать из этого самолёта парашютисты! Отечественный десант это был. Как лягушата! Лишь — прыг!

И раскрывается парашют! Прыг — раскрывается! Всё это было днём, нам было отлично всё видно.

Немцев сейчас в отечественной деревне не было.

А рядом с деревней был ветхий погост, уже в том месте не хоронили. На этом погосте, как на данный момент не забываю, росли вековые ёлки — большие такие. И вот на этих-то ёлках и засел германский снайпер. В низине протекала речка Костра — с кладбища текла, а к Бессоново была горка. Парашютисты — уж не знаю как, на лыжах либо пешком, как пошли плетёночкой — один за одним поднимались они на горочку, так снайпер всех их и покосил. Двенадцать человек. Мы их видели позже, так и лежали они на снегу, как шли — подряд.

Снайпер их поджидал, сидел на ёлке. Похоронены они в братской могиле в Бессоново.

Увидели немцы, что скинули парашютистов, и пришли сжигать отечественную деревню. Пришли и говорят: Матки, давайте выносите всё из домов. А как тогда жили? Богатства никакого ни у кого не было. Тряпьё, посуда, да еда. Хлеб в колхозе давали зерном. Зерно у нас было.

Корова у нас была. Боже мой, куда ж это всё выносить? Раньше участки были высоким тыном огорожены. Стали мы рыть в снегу под тыном ямки и в том направлении, прямо в снег всё собственное имущество закапывать.

Закопали. Благодарю уже за то, что дали всё вынести. А куда дальше деваться? Нас у мамки было четверо детей: я — 1927 года рождения, два моих годов 1926 и 1932 брата рождения и самая младшая сестра 1935 года рождения.

И у всех так было. Детей раньше в семьях большое количество было. Не меньше трёх-четырёх человек детей в каждом дворе. Мамка вывезла саночки древесные, кое-что мы на них загрузили — тряпки, жратву.

Посадили младшую сестру Нину на эти саночки, обложили её тряпками, а куда ехать? — не знаем. Корову вывели, желали с собой забрать. Но подошёл немец, оторвал у нас корову и повёл — не дал нам корову забрать.

И стали отечественную деревню поджигать, вся деревня запылала.

Добрая половина обитателей отправились в одну сторону — за большак, искать себе место, где дальше жить. А мы подались по направлению к Артёмову, к Азарову. Приехали мы в Артёмово, переночевали одну ночь, и эту деревню немцы также пришли сжигать.

Сожгли и Артёмово. Также хороша нет, вся деревня собралась в одной халупе.

Сидим мы в Артёмове, полная изба народу. И артёмовские, и мы, соседи их приехали. И внезапно, чирк в стенку! Пуля зажигательная! Говорили, что с Лысой Горки добывали немцы, стреляли по нам. Одна пуля — чирк! Вторая! Третья!

Как мы сидели, так грудом и сунулись все вон из избы, в двери, чуть успев собственные пожитки прихватить. На огороде все в снег повторкались мордами…

В собственном кабинете, до войны бывшим, Наверное, учительской (штаб размещался в сохранившейся по окончании бомбёжек школе) генерал просидел допоздна. Ему приносили какие-то не терпящие отлагательств документы, каковые он подписывал, делая вид, что скоро их прочитывает — всё равняется он ничего в них не осознавал. Адъютанту Фёдор наказал по возможности, все не срочные вопросы решать через помощников либо отложить на сутки — сейчас нужно весьма подробно продумать замысел — мельчайшая неточность может стоить лишних пара тысяч отечественных солдат, и не смотря на то, что никто тут ни на секунду не сомневается в отечественной победе — не следует стремиться решать задачи не считаясь с судьбами!.

К счастью, ничего аврального не происходило, документооборот, слава всевышнему, был налажен, и оставалось время поразмыслить. Вот лишь от лезущих в голову мыслей бывшему-будущему студенту сейчас оккупированной Беларуси хотелось выть на луну и грызть зубами стол, расписываясь в полном собственном бессилии.

Так, что же вспоминается о весне-лете 42го? В общем… Советское руководство не смогло просчитать германские замыслы, наподобие как постарались устроить котёл на Украине, ни черта не вышло, сами утратили кучу бойцов (какие конкретно части? кто руководил? память молчит в тряпочку), немцы забрали Харьков (части? начальники? даты?) и пошли на Сталинград… тьфу, Сталинград.

Одна такая оговорочка — и наблюдать начнут… необычно. Прекрасно ещё, что говорю без собственного минского говора, меньше предлогов для удивления… А Сталинград — это помой-му как треть светской танковой индустрии, а не безлюдная точка на карте, как придумал ублюдок Солж. Вот кого нужно бы поймать — и пущай люфтваффовская бомба разлюбит его в небольшую кровавую дрищ! Лишь — где он? Не помню.

Линия, знать бы раньше, что всё так окажется — наизусть бы выучил биографию неполживца!!!

Остаётся самая малость. Додуматься (кто-то честно уверен в том, что военная кафедра готовит будущих юристов на выдающихся полководцев?) как сделать так, дабы не было Харькова. Причём безотлагательно, потому как на дворе — апрель.

А бодяга закружилась наподобие как бы и в мае.

Охрененная точность, а основное — знание подробностей! Осталось придумать, как подобную ересь красиво оформить. К примеру, агентурное сообщение Ставке Главнокому от очень информированного агента в германском генштабе (о котором не знает как Берия, так и каждые другие разведслужбы СССР): Данной весной в Харьков ходить запрещено, по причине того, что тогда немцы вас до Мамаева кургана погонят!.

В подобное не поверил бы кроме того и сам Фёдор, не имевший никакого отношения к любому силовому ведомству кроме того в бытность собственную студентом начала XXI века — на данный момент он, пускай и временно, и не по собственному жажде, имел определённое отношение к армии. Вариант с неожиданным прозрением либо визитом какого именно нибудь Горного Старца (нет гор? Болотный Старец также не нехорош!) отпадал по подобной обстоятельству…

Ответ пришло под утро, в то время, когда, по окончании продолжительной ночи, занятой бесплодными размышлениями, немолодой, худощавый генерал начал проваливаться в сон. Оно было таким неожиданным и наглым, что имело шансы на успех.

Какие конкретно как раз шансы, быстро вставший и спешно выбирающий в мыслях подробности неожиданного озарения (дабы не дай всевышний не потерять пришедшую на грани сна и яви идею), генерал не прикидывал — Фёдор Евгеньевич Упрямцев, студент 4го курса юрфака БГУ, 1990го года рождения, беспартийный, не судим — всё равняется он ничего в этом не осознавал. Да это было и не имеет значения.

Изобразив вызов с самого верху и приказав в режиме большой секретности подготовить штабной самолёт со всеми нужными документами к вылету, генерал успел привести себя в порядок, надеть нарядный мундир со медалями и всеми орденами, а после этого, весёло и покровительственно оглядывая солдат и адъютантов, проследовал на аэропорт. немного поднятое настроение, которое уловили и штабные, и воины, и аэродромная обслуга, вселяло во всех необъяснимую уверенность в скором и успешном окончании данной проклятой войны.

Вылетел он один — вернее, один если не считать лётчика, славного малого, не забывающего ещё Испанию. Лётчику пассажир, не обращая внимания на то, что его (пилота) подняли ни свет ни заря для тайного вылета с командующим на борту, понравился — генерал был в хорошем настроении, по секрету сказал пилоту, что в случае если всё пройдёт как положено, то тому дадут как минимум медаль да и по большому счету, показался всецело своим юношей.

Настоящий, не штабной генерал, поразмыслил про себя лётчик, сейчас осознавая, из-за чего того так уважают подчинённые. Генерал с интересом, но так, дабы не отвлекать от полёта, задавал вопросы его о работе, о семье а также интересовался, как, пускай и в общем, руководить самолётом.

лейтенант госбезопасности Тюфякин во главе поднятого в ружьё караульного взвода бежал со всех ног. Малоизвестный самолёт, удачно провороненный аэродромными постами ВНОС по обстоятельству неработающих моторов, бесшумной ласточкой пролетел над взлётно-посадочной полосой и помой-му как сел за просекой, на грунтовку.

Тюфякин обливался позже при мысли о том, что было бы, если бы данный самолёт был бомбардировщиком, и планировал — кроме того в случае если тот, по в полной мере здравому предположению руководившего взводом старшего сержанта, окажется неисправным отечественным — взгреть вносовцев по самое не балуйся! То, что самолёт управлялся, было разумеется — планируя, тот развернулся для более эргономичной посадки.

Может, бак пробили, и было нужно пробовать дотянуть до ближайшего аэропорта? — думал старлей, не забывая подбадривать сонных бойцов. Либо штабист заблудился? Линия, пока соображал, не увидел — имеется на нём пробоины либо нет…

Выбежав на грунтовку Тюфякин обмер. Чуть не столкнувшие его бежавшие позади бойцы отреагировали приблизительно так же.

— Товарищ лейтенант ? — задал вопрос большой, худощавый человек в генеральской форме, протягивая ладонь для рукопожатия. — В самолёте находятся тайные документы, срочно обеспечьте охрану и, как возможно скорее, организуйте их доставку в Москву…

***

…Увы, но до сих пор мы не знаем настоящих имён большинства отечественных разведчиков-нелегалов. Это оправданно — нельзя рисковать многолетней, продолжающейся время от времени кроме того десятки лет, агентурной деятельностью созданных разведсетей, поскольку неприятель может вернуть их способы и путь внедрения кроме того по самым малым подробностям их настоящей биографии. Выдающимся успехом и, в один момент, лучшим примером аналогичного агента советской разведки можно считать деятельность человека, чьё настоящее имя ещё многие десятки лет будет пребывать под грифом Совсем секретно — храбреца СССР, известного всему миру как фельдмаршал Вермахта Фёдор фон Бок, чья деятельность стала причиной сокрушительному провалу фашистских армий во время весны-лета 1942го года, от которого гитлеровские орды так ни при каких обстоятельствах и не смогли оправиться…

Великая Отечественная Война 1941-1943 годов, Ленинград, 1993 г.

Источник: http://samlib.ru/l/luizafransuaza/popadanetz.shtml

Чёрная месса белокурой маркизы

Увлекательные записи:

Похожие статьи, которые вам, наверника будут интересны: