Концы в воду

Коррупция по-флотски: из-за чего император Николай I с ней не справился

В шестом часу вечера 8 октября (по старому стилю) 1831 года в крюйт-камере 84-пушечного линкора «Фершампенуаз», находившегося на Малом Кронштадтском рейде при входе в гавань, раздался взрыв. После этого полыхнул пожар, корабль выгорел до днища. Погибли 48 членов экипажа и поручик корпуса морской артиллерии не из состава экипажа, пробовавший выручать утопающих.

Сгоревший корабль с труднопроизносимым именем (он взял его в память сражения 1814 года союзных и французских армий у местечка Фер-Шампенуаз) только что возвратился из Средиземноморья, где входил в состав русской эскадры. Практически незадолго до, как того и потребовали правила, с него всецело выгрузили, перевезли на берег и сдали на артиллерийский магазин (склад) целый боезапас: порох, коробки с бомбами и брандскугелями, патроны для ружей и пистолетов. По окончании выгрузки крюйт-камеры начисто вымыли от пороховой пыли.

Тяжело обрисовать бешенство императора Николая I, которому донесли о смерти одного из самых лучших судов у домашней причальной стены. В то время, когда же правитель выяснил, что «Фершампенуаз» нёс на своём борту ещё и некоторый груз бумаг щекотливого свойства, его негодование переросло в жёсткую уверенность: корабль умышленно сожгли, дабы те бумаги стереть с лица земли!

Только в 1855 году историограф русского флота Александр Петрович Соколов в собственной «пожаров судов и Летописи крушений Русского флота от начала его по 1854 год» немного открыл завесу над тем, что считалось ужасной национальной тайной: «В числе вторых корабельных и экипажеских дел, сгорел архив хозяйственной части плавания эскадры в Греческих водах, пребывающий на корабле для доставления в Россию». Это стало первым разрешённым цензурой упоминанием того, что именно было на борту сгоревшего «Фершампенуаза». Что разрешает по-иному посмотреть на обстоятельства, заставившие императора обратить собственный известный «взор Василиска» на дело о смерти «Фершампенуаза». В то время, когда адмирал Михаил Лазарев доложил императору выводы рабочей группы о том, что пожар появился из-за самовозгорания, Николай в ответ заявил: «А я тебе говорю, что корабль сожгли!»

Интендантские тайны

Поход эскадры Гейдена вошёл в историю как Третья Архипелагская экспедиция. Архипелагская – по причине того, что действовала русская эскадра недалеко от Архипелага, как тогда именовали бессчётные греческие острова Эгейского моря. Начало ей было положено летом 1827 года, в то время, когда в разгар войны греков за собственную независимость, в соответствии с подписанному в Лондоне трактату, эскадры Англии, России и Франции двинулись в «тёплую точку».

Как гласило подписанное Николаем предписание, российские суда должны были «замечать строгое крейсирование так, дабы силою воспрепятствовать всякому покушению выслать морем как из турецких владений, так и из Египта какое-либо вспомоществование армиями либо припасами и судами противу греческих сил». Дано было употребить силу и в случае если османы «покусятся силою воспрепятствовать союзным державам выполнить роль примирителей». Потом, как мы знаем, был разгром турецко-египетской эскадры в Наварине, Русско-турецкая война 1828–1829 годов, блокада Дарданелл, борьба с пиратством, участие уже в гражданской войне в Греции Опираясь на Мальту, позднее перенеся базу на греческий остров Порос, русская эскадра крейсировала в Средиземноморье до 1833 года. В сентябре 1828 года к ней прибыл «Фершампенуаз»

Действуя, как сообщили бы сейчас, на коммуникациях соперника, русские моряки, как это водится в военное время, захватывали и торговые суда под флагом соперника, да и по большому счету всех, кто пробовал прорвать заявленную блокаду. В полном соответствии с действовавшим тогда морским правом, захваченное признавалось законным призом, а с призами поступали так, как это было принято. Самые хорошие суда, в случае если была возможность, применяли в качестве запасных.

Другие, сняв оружие и всё мало-мальски полезное, реализовывали по сходной цене, часто его же обладателям. Груз кроме этого шёл с торгов. Про оружие, армейские снаряжение и припасы с амуницией и сказать нечего: изымалось всё, впредь до последнего старого ятагана. Что же касается пленённого экипажа, с ним имели возможность поступить по-различному. В случае если это был «официальный» армейский корабль, пленных имели возможность передать союзникам либо отпустить восвояси.

Командам «нейтралов» ничего не угрожало, не считая конфискации груза и, быть может, судна. А вот что делали с экипажами разбойных галер, шебек, тартан и других фелюк, история умалчивает. Нельзя исключать, что их путь, в духе традиций и времени, лежал на ближайший невольничий рынок.

В том же направлении отправлялись гребцы-невольники и пребывающий на борту «живой товар». В случае если кто считает, что «высвобожденных дам Востока» из какого-нибудь гарема ожидала другая будущее, ошибается. Разве только имели возможность высвободить насильно вывозимых в Египет греков.

Главная часть вырученного за призы распределялась между судовыми командами; в случае если эскадра действовала вместе с союзниками, часть добычи выделялась и им.

Стоит ли сомневаться, что львиная часть этих «внебюджетных» средств растекалась по карманам и зарукавьям тех, кто конкретно осуществлял все эти операции по реализации трофеев, флотских интендантов? Так что бухгалтерия на судах эскадры была кроме того не двойной, а тройной либо пятерной, не обо всех трофеях доносилось, не всё фиксировалось в корабельной документации, в случае если по большому счету фиксировалось. Знали ли об этом офицеры?

А как же, не смотря на то, что и фрагментарно. Но молчали, ни при каких обстоятельствах не вынося сор из домашней избы. Это была самая спаянная каста России: флот был ещё мал, а офицеров на нём не так уж большое количество, да и все они знали друг друга со времён Морского кадетского корпуса, часто и являлись целыми домашними семействами. Это и была семья, а что в ней имеется урод, ни в жисть не приняли бы, да и доносительство у флотских не почиталось.

К тому же офицеров, храбрецов Наварина, не интересовало, откуда у них в карманах внезапно начинали звенеть «внебюджетные» червонцы. И кто их осудит? В итоге, разве не потребовали возмещения тяготы судьбы – при их полунищенском содержании, ужасающих условиях корабельного быта, не говоря уже про смертельный риск, которому моряки подвергались не только в сражении, но кроме того легко выходя в море на позволяющих течь прогнивших судах?

Но в случае если офицерам «внебюджетные» червонцы и перепадали, жизнь нижних чинов оставалась столь ужасающей, что 27 декабря 1827 года на линкоре «Александр Невский», находившемся в мальтийском порту, вспыхнул бунт. Матросы предъявили претензии ревизору, лейтенанту Алексею Бехтееву, что, как направляться из рапорта Гейдена в Морской штаб, «отбирал из неспециализированного приёма лучшую зелень и мясо для кают-компанейского стола».

Ревизор, выбираемый офицерами корабля, – корабельный интендант, отвечавший, среди другого, за приём провизии и её сохранность, за содержание свежей воды, замечал, «чтобы привозимая с берега зелень и свежая провизия были лучшего качества и в определённом количестве, и чтобы раздавались по артелям верно». Как же нужно было дотянуться боевых моряков, отличившихся при Наварине, – не из-за пучка же редиски они взбунтовались, в действительности!

Эскадра, меняя состав, крейсировала в Архипелаге до 1833 года, но о её работе по окончании Наварина не пишут фактически ничего, как будто бы она совершала курортный круиз. Может поразить и мизерное наличие информации о призах, как будто бы по окончании Наварина всё судоходство в Средиземноморье, ранее интенсивное, внезапно разом закончилось. Но так как на протяжении прошлых Архипелагских экспедиций призы исчислялись десятками, а с того времени мореходство в регионе стало только интенсивнее.

Всё легко до банальности: так же интенсивнее стали применяться и способы сокрытия информации. Не смотря на то, что кое-что просачивалось.

Император Николай I

Так, в последних числах Апреля 1828 года суда эскадры захватили египетский корвет «Насаби cабах» – фактически новый, в хорошем состоянии, выстроенный из лучшего дубового леса, обшитый медью в подводной части, с новёхонькими британскими орудиями. Корвет был признан законным призом. Но в то время, когда началась опись, тут же и обнаружилось, что корвет находился в столь страшном состоянии, что ему нужна дезинфекция.

Для чего его отвели к мелкому острову недалеко от Пороса, чтобы разгрузить без лишних глаз. По официальной версии, извлечённые из трюма тюки с одеждой, ковры, шали и кожаные изделия «предали пламени», сожгли. Особенно «верится» в сожжение ковров, каковые позже устилали каюты командиров и адмиральские каюты судов эскадры.

Кстати, при той дезинфекции из трюмов извлекли 2000 мёртвых крыс: не необычно ли, что крыс подсчитали до последнего хвоста, а дорогие «сожжённые» ковры отчего-то не сочли Неизвестно куда испарился и второй ликвидный груз: в трюме корабля выяснилось большое количество «военных снарядов», и семь тысяч ружей. Что с ними было дальше, робко умалчивается. Ещё как мы знаем, что за первую половину 1829 года цена изъятой контрабанды, по оценкам призовой рабочей группе, составила 72,5 тысячи рублей.

Робко? Да как сообщить, хватило бы на выплату годового жалованья всем офицерам эскадры. Но кто заявил, что это настоящая оценка?

Мальтийские соколы

Но, у флотских интендантов имелись и другие возможности позолотить ручку, к примеру за счёт «усушки-утруски» средств, выделяемых на ремонт судов, содержание и питание личного состава. Очевидно, самые увлекательные «кунштюки» проворачивались на Мальте, где в 1827–1828 годах была стоянка эскадры.

По указанию Санкт-Петербурга местом починки русских судов первоначально предполагалось избрать порты Неаполитанского королевства, но, как написал в первой половине 60-ых годов XIX века в «Морском сборнике» его редактор, капитан-лейтенант Всеволод Мельницкий, адмирал Гейден предпочёл Мальту «по обстоятельствам достатка этого порта в сравнении с неаполитанскими». Красноречивая оговорка, в особенности с учётом того, что все главные материалы для ремонта было нужно завозить из Англии, лес – с Адриатики, а мачтовые деревья – из той же Неаполя и Англии.

Но некто Жермэн, «богатый судостроитель мальтийского порта, по отзыву графа Гейдена, занимался починкою судов отечественных очень ревностно, за очень сходную цену, отказавшись от многих вторых заказов более удачных, в надежде взять за собственное усердие медаль от русского правительства». Как же, медаль!

Кстати, целый новый стоячий такелаж, купленный на Мальте, непрерывно лопался. «Перепрел и перегорел в местных магазинах», – неудобно оправдывался в собственных писаниях официальный историограф эскадры капитан-лейтенант Кадьян. Перепрел, а флотские интенданты этого не увидели?

Какие конкретно деньги крутились в деле ремонта на Мальте судов русской эскадры, даёт представление цитата из уже упомянутого Мельницкого: в марте 1828 года Гейден доносил, что «на удовлетворение британского адмиралтейства, за все исправления мачт, якорей и рангоута, забрано у банкира Рочлера, в счёт нового кредитива, 12 000 ф. стер.» – сумма по тем временам большая. Но куда занимательнее такое примечание: «Во какое количество же обошлась по большому счету снабжение эскадры и вся починка в Мальте, – из документов, которыми мы пользовались, не видно»! Так потому и не видно, что ехали они на «Фершампенуазе»

Как свидетельствуют мальтийские историки, по результатам нахождения русской эскадры на Мальте озолотились кроме того самые бедные мальтийские рыбаки, причём в буквальном смысле: вместо скромных кипарисовых крестиков обзавелись огромными золотыми крестами на солидных золотых же цепурах. Как раз тогда и было положено начало состояниям многих мальтийских семейств, процветающих и сейчас. Поверим, что щедрые флотские интенданты наряду с этим забыли себя любимых?

Во второй половине 20-ых годов XIX века базу перенесли на греческий остров Порос. Это, само собой разумеется, не пуп цивилизации, но не потерялись и в том месте. Вот свидетельство, в высшей степени красноречивое.

В прощальном письме адмиралу Гейдену греческий президент Каподистрия писал, что «Порос был ещё сравнительно не так давно бедненьким местечком», не имевшим кроме того дорог, но «Ваше Превосходительство избрали данный порт местом для собрания флота, и вскорости данный остров оживился»: вознеслись «большие строения», давшие «средства к честному существованию многим рабочим людям и многим бедным и неимущим», а «город Порос принял благоприятный вид проложением дорог, украсился площадями и выстроенными набережными». какое количество же золота с русской эскадры осело в данной дыре и неужто наряду с этим к рукам флотских интендантов не пристала кроме того золотая пылинка?

Мытая крюйт-камера

Для хранения боезапаса на парусном корабле – пороховых зарядов для пушек, ружей и пистолетов предназначено специально строимое помещение, крюйт-камера. Морской устав гласил, что крюйт-камера обязана пребывать ниже грузовой ватерлинии и быть снабжена кранами для выпуска и впуска воды.

Сама она неизменно строго изолировалась от соседних помещений, её наружную поверхность обшивали страницами жести, стыки пропаивали, а внутреннюю поверхность зашивали свинцовыми пластинами и также пропаивали. Нижнюю часть крюйт-камеры кроме этого защищали свинцовыми листами и жестью, поверх свинца всё помещение закрывали плотным войлоком.

Вход в камеру воображал тамбур с двумя дверями, одну из которых дополнительно завешивали шторой из грубошёрстного сукна, дабы воспрепятствовать проникновению воздушных потоков. Герметичность контролировали так: «в фонари пускают дым либо жгут в них серу и, в случае если увидят, что дым либо серный запах проходит в крюйт-камеру, приказывают исправить их и снова замазать скважины».

Ключи от крюйт-камеры постоянно хранились лишь у капитана корабля, а при его съезде с корабля передавались старшему офицеру. Любое отпирание крюйт-камеры – чётко выверенная и отработанная процедура с необходимым присутствием «офицера, для этого отправленного».

Адмирал Михаил Лазарев

Столь же дотошно Морской устав расписывает все звенья и этапы бомбовых погребов и погрузки пороха, правила хранения, выдачи, регулярного осмотра, сдачи и выгрузки боезапаса в портовое артиллерийское ведомство. Очень оговорено, что при всех работах с порохом в обязательном порядке присутствуют офицеры, а при выгрузке пороха и снарядов «артиллерийский офицер заботится, дабы крюйт-камеры были чисто вымыты и нигде не оставалось пороховой пыли. Осмотрев оныя совместно со старшим офицером, он доносит о том начальнику, что обязан лично осмотреть крюйт-камеры».

Данное Соколовым в «Летописи пожаров и крушений» описание пожара на линкоре «Фершампенуаз» с позиций известных нам уставных норм, морских традиций и правил выглядит нелепо. Что не просто так: Соколов – умелый морской офицер, замечательно всё осознающий, но и цензуры никто не отменял. Вот он и написал так, что довёл официальную версию до вздора: кто знает, тот осознает. Итак, корабль на рейде, боезапас с него свезён, а крюйт-камера вычищена и вымыта.

Фактический начальник – Григорий фон Платер, но его произвели в адмиралы, и, не смотря на то, что он держит собственный флаг на корабле, руководит им уже помой-му капитан-лейтенант Антон Барташевич. Что официально не утверждён и дел не принял, но свежий адмирал Платер торопится съехать на берег, что очевидно не соответствовало уставным нормам. «Сейчас, – информирует Соколов, – приехал ассистент капитана над портом, капитан 2 ранга Бурнашев, для осмотра крюйт-камер; он отыскал, что громадная крюйт-камера не достаточно прекрасно вымыта, потому что в пазах большое количество пороховой грязи, и, предложив командующему кораблём капитан-лейтенанту Барташевичу перемыть её снова, уехал.

Это предложение было сделано в кают-компании, где офицеры обедали, и Барташевич, дав ключи старшему артиллерийскому офицеру, поручику Тибардину, приказал хорошенько перемыть крюйт-камеру. Тибардин тут же передал приказание цейхвахтеру (чин морской артиллерии, соответствующий 10-му классу по Табели о рангах. – Авт.) Мякишеву, и тот, забрав с собою пятерых канонеров (в помощь которым по окончании ещё отправлено пять), срочно занялся этою работою».

Адмирал Григорий фон Платер

Тут сходу пара нелепостей. Первая: Барташевич в кают-компании – если он начальник, его в том месте быть не имело возможности! В кают-компании распоряжается старший офицер, и начальнику в том направлении путь заказан, разве только по приглашению.

В случае если Барташевич был в кают-компании, то руководил ли он кораблём? Вторая: предлагается поверить, что капитан 2-го ранга Степан Бурнашев, опытный морской волк, пребывавший в работе с 1802 года, в кают-компании, куда его пригласили отобедать, на протяжении трапезы дал указания по крюйт-камере. Но в кают-компании было нельзя кроме того заикаться о работе и служебных делах, а уж гость и подавно для того чтобы не имел возможности сделать.

Сообщить же про не хорошо вымытую камеру, будучи гостем кают-компании, всё равняется что облить хозяев помоями. Для того чтобы просто не могло быть. Потом нам предлагают поверить, что артиллерийский офицер Тибардин, грубо нарушая Морской устав, не находился при работах. И при их приёмке не было старшего офицера, а начальник лично не осмотрел крюйт-камеру

Пороховая пыль?

По официальной версии, работа по помывке крюйт-камеры уже завершалась, «как внезапно сделался взрыв, и из громадной крюйт-камеры повалил густой дым». Наверху взрыва не слышали, но тем, кто был в кубрике, он послышался «как пушечный выстрел, но лишь полегче», вторым послышался звук, «как упавшая бочка», третьим – «как удар в турецкий барабан». Из чего направляться, заключил Соколов, «что взрыв не был силён».

О обстоятельствах его один из канониров дал такие показания: осматривали полки, где хранились картузы (никаких картузов, напомню, да и по большому счету ничего в крюйт-камере уже не было), как «внезапно сделалось пламя над площадкой трапа» и все ринулись из крюйт-камеры. Через чур много всего, дабы могло быть правдой. Не говоря уже про то, что выжила вся помывочная команда канониров – в центре взрыва!

Да была ли эта помывка по большому счету? Официально утверждалось, что сама по себе (либо от ручного фонаря) вспыхнула засевшая в щелях пороховая пыль. Но еле верится , что в герметичной крюйт-камере, два раза выдраенной, полностью безлюдной и мокрой, имело возможность появляться столько пороховой пыли, дабы она, кроме того вспыхнув, произвела столь замечательный эффект.

Тушение же пожара, если судить по описанию, и вовсе скорее похоже на саботаж: как будто бы и не тушили, а ожидали, пока не выгорит то, чему должно выгореть. Скажем, почему-то не задействовали для тушения помпы, откачивающие воду из трюмов. В совете офицеров было «положено прорубить и затопить корабль».

А позже на корабль прибыл адмирал Платер, поведение которого с позиций здравого смысла и морских порядков не совсем ясно. Он продолжительно не давал команды спасаться, не смотря на то, что около полыхавшего корабля уже было множество шлюпок, высланных для спасения людей, а спасти корабль уже не было ни мельчайшей надежды.

Затопить его опоздали: и ветер был не тот, и по окончании отрубания носового кабельтова корабль заворотило вправо, по окончании маленького дрейфа он сел на мель недалеко от Лесных ворот, в 10 саженях от гавани. Позже адмирал приказал спасаться, но сам неясно для чего заперся в собственной каюте с корабельным врачом Корелиусом и боцманматом. После этого приказал боцманмату выбить раму и все трое спустились по финишам – их заблаговременно, что ли, вывесили?

Смотр Балтфлота Николаем I. Алексей Боголюбов. 1848. Совершенно верно так же Николай I провожал эскадру в средиземноморскую экспедицию во второй половине 20-ых годов девятнадцатого века

Платера важным, очевидно, не приняли: он же «был съехавши с корабля». Но «к лишению живота» суд приговорил капитан-лейтенанта Барташевича, поручика Тибардина и цейхвахтера Мякишева. Но Аудиторский (другими словами судебный) департамент Морского министерства Барташевича оправдал, а двух артиллеристов внес предложение «разжаловать в рядовые без выслуги».

Адмиралтейств-совет оправдание Барташевича утвердить не решился, передав участь офицера «в милостивое воззрение правителя императора», уже в его присутствии адмиралы внесли предложение капитан-лейтенанта «простить» и только «вменить в штраф бытие под судом».

Корабль сожгли, людей погубили, а виноватых, не считая пары артиллеристов, нет? Разъярённый император собственноручно наложил резолюцию: «Капитан-лейтенанта Барташевича, признавая виновным в пренебрежении к собственной обязанности от чего и последовала при пожаре корабля гибельная смерть 48 человек вверенного ему экипажа, разжаловать в матросы впредь до выслуги, а в другом быть по сему». Артиллеристов разжаловали в рядовые, и дальнейшее их будущее неизвестна, а вот Барташевичу сослуживцы пропасть не дали: уже в первой половине 30-ых годов XIX века он снова мичман, во второй половине 30-ых годов девятнадцатого века – капитан-лейтенант, переведён в 1-й Учебный морской экипаж, а после этого руководил ластовыми (другими словами береговыми) экипажами и погиб в первой половине 50-ых годов XIX века в чине полковника.

Храбрецы распила

Но кто же настоящие бенефициары этого распила? Имена их не стали достоянием публики, не смотря на то, что сам Николай, непременно, их определил. Разумеется, те флотские интенданты, что ведали снабжением эскадры на Поросе и Мальте. Кто как раз?

Пробуем вычислить по ветхим справочникам и выясняем: интендантской частью на эскадре – на Поросе и Мальте – управлял статский советник (чин 5-го класса) Сергей Михайлович Бровцын. Фигура любопытная: появился во второй половине 70-ых годов XVIII века, в 1795 году окончил Морской корпус, служил на Балтике, участник нескольких военных и войн кампаний, в 1811 году удостоен ордена Св.

Георгия 4-го класса за выслугу, на протяжении войны 1812 года руководил тихвинской дружиной Новгородского ополчения, с 1820 года – по Минфину, после этого в Морском министерстве, где был правителем канцелярии Адмиралтейств-коллегии. После этого – основной интендант Средиземноморский эскадры, а по окончании – обер-интендант Черноморского флота! Собственный человек, кто же его на съедение выдаст?

Но были птицы и больше, без которых целый данный шахер-махер был неосуществим в принципе: те, кто ведал довольствием для эскадры в Санкт-Петербурге. Конкретно – глава соответствующего департамента Морского министерства – Комиссариатского. Во главе его с 1827 года служил Лев Александрович Симанский.

Также фигура занимательная – собственными связями. Его отец, адмирал Александр Лукич Симанский, в послужном перечне которого тот же Морской кадетский корпус, участие в Первой Архипелагской экспедиции, руководство придворной яхтой «Петергоф» не меньше крут был и брат фигуранта, Лука Александрович: генерал, храбрец заграничных 1812 походов и войны года, начальник лейб-гвардии Измайловского полка, бывший кроме того адъютантом Николая I. Допустим, доложили правителю, что определённые подозрения смогут иметь место, но так как это брат и сын таких храбрецов Но во второй половине 30-ых годов XIX века господина Симанского однако попросили с этого места, наградив следующим чином настоящего статского советника.

А кто его поменял? Да тот же Бровцын, уже генерал. Щуку кинули в воду: Комиссариатский департамент Бровцын управлял до собственной смерти в первой половине 50-ых годов девятнадцатого века, став к тому времени генерал-лейтенантом.

В случае если покопаться, отыщутся и те, кто нёс ответственность за денежный контроль морского ведомства, но расхитителей флотского имущества в очень больших размерах отчего-то в упор не подмечал. В интересующий нас период это Контрольный департамент морских отчётов, что до 1834 года управлял генерал-контролёр тайный советник Даниил Яковлевич Башуцкий. На весьма и многое он закрывал глаза.

Но также так как был брат собственного брата – генерала пехоты Павла Яковлевича Башуцкого, лейб-гвардейца, храбреца Фридланда, одно время начальника всё того же лейб-гвардии Измайловского полка. А ещё – начальник Санкт-Петербурга и «за преданность и полное усердие», найденные на протяжении событий на Сенатской площади, пожалован Николаем в генерал-адъютанты; делал выводы декабристов, в воздаяние чего взял кресло сенатора. Преданейший человек, аккуратный – прикажете тревожить его брата?!

Тут необходимо было ждать эргономичного времени, дабы негромко спровадить в отставку, что и сделали, но только во второй половине 30-ых годов XIX века.

Иллюзия контроля

Было ещё одно контрольное ведомство, столь же необычнейшим образом закрывшее глаза на хитрости флотских интендантов – намерено созданная в Национальном контроле (аналог современной Счётной палаты) как раз для «разбора полётов» Временная контрольная рабочая группа для квитанций морского ведомства. Эту контору в 1831–1832 годах управлял статский советник Иван Дмитриевич Бардуков, кавалер орденов Св. Анны 2-й степени с бриллиантами, Св.

Владимира 3-й знака и степени отличия беспорочной работы за ХХХV лет. Ранее, ещё с екатерининских времён, он служил в Счётной экспедиции Адмиралтейств-коллегии, позже в Контрольном департаменте морских отчётов, дослужившись в том месте до обер-контролёра

Такие вот реалии авторитарного режима «ожесточённого» Николая I: казалось бы, грозный самодержец, лишь пальцем шевельни, а ничего со взятками и коррупционерами сделать не имел возможности, кроме того со своим III отделением. Ещё до событий на Сенатской площади Николай вернул против себя гвардию – она его ненавидела, а по окончании 14 декабря 1825 года расплевался с титулованной знатью.

По окончании «Фершампенуаза» вскрылось та-акое, но позволить себе конфронтацию ещё и со сплочённой кастой флотских офицеров Николай не имел возможности: адмиралы не без греха, так так как и помогают-то как, и заговоров не учиняют, и миллионеров среди них нет. Император не имел возможности себе позволить остаться с носом, но не имел возможности допустить и огласки, не смотря на то, что по факту скандал был. Потому, как ему казалось, задача – получить данные, дабы осуществлять контроль.

Но это выяснилось иллюзией контроля, а деньги всё равняется тратились так, что настоящий контроль не предполагался – к бесконтрольности вело само устройство власти. Правителю оставалось только знать, не делая резких телодвижений и ничего не расчёсывая – в противном случае до гангрены неподалеку либо до апоплексического удара табакеркой.

источник: http://www.sovsekretno.ru/articles/id/5370/

След. И концы в воду

Увлекательные записи:

Похожие статьи, которые вам, наверника будут интересны: