Ясмин джакмич. граф рейнхард

Воображаю вашему вниманию рассказ ставший вторым в конкурс рассказов Крестовые походы. Как по мне рассказ мало чем по собственному уровню отличается от рассказа занявшего второе место – Кризис. Но однако, на цвет и вкус.., ну вы дальше понимаете.

Если бы графа фон Эшера попросили поведать что-нибудь о себе, он вероятнее постарался бы отшутиться и робко промолчал бы, отведя взор в сторону, в поиске предмета либо персоны, талантливой натолкнуть его на перемену темы. Но тут же неожиданно добавил:

— Вы точно не поверите в эту историю, господин баронет. Я не буду вас за это винить. Если бы кто-то поведал что-то подобное мне, я бы ни за что не поверил.

Но к сожалению я знаю, что это действительно, по причине того, что всё это приключилось со мной.

Тогда, в ярко освещенной пламенем газовых рожков гостиной Вэрни Вендалла ни Я, ни Трисси, ни кто или второй из отечественной компании и в кошмарном сне, навеянном чтением мистических историй на кладбище, представить не имел возможности, что именно он подразумевал за данной интригующе-ужасной фразой.

Отечественное знакомство началось достаточно неприятным образом и одному Всевышнему известно, как оно сложилось бы дальше — и продлилось ли по большому счету, потому, что в тот момент я готовься отказать этому нахальному типу от дома и спустить с каменной лестницы, сбегавшей с Виа-Флорес к морю, если бы не череда необычных событий, последовавшая за тем солнечным августовским днём.

Он уже пара раз оказался неподалеку от места отечественного размещения, среди одичавших апельсинов у хижины рыбака-корсиканца, достаточно неприятного типа, откуда раскрывался прекрасный вид для маринских этюдов и был хорошей пляж, где мы с сестрой и размешались в предполуденные часы. До тех пор пока Трисси.. кхм, простите, леди Патрисия Вогэн разрешала себе искупаться в море и позагорать далеко от интересных, талантливых скоро разразиться потоком возмущения по поводу ее неподобающего вида (быть может скрывая очевидную похоть и/либо зависть ее фигуре), я сосредоточенно трудился, делая цветовые наброски и необходимые зарисовки.

Необычный человек, большой, плечистый в пара несезонным глухом дорожном сюртуке, и совсем нелепым ситцевым шейным платком наподобие тех, что носят арабы, стоял у кромки самшитовой рощи, всматриваясь в морскую гладь. После этого он неожиданно срывался с места и шел широкими шагами на протяжении берега, в большинстве случаев по направлению Сан-Ремо, в неприятную от нас сторону. Но в тот сутки граф Эшер из-за чего то отправился навстречу нам, — с хищным клацканием грызя трубку и иногда поправляя собственную шляпу от шальных порывов ветра.

Должен признать, что я, двадцатипятилетний обалдуй, Джордж Вогэн , 6-й баронет Кастингхэм, как глупый мальчишка всё еще восхищаюсь средневековой романтикой, образом рыцарства как чего-то чудесного и преисполненного благородства, верности, любви и чести — той патетики, которой так не достаточно иногда в реальности, и которая помогает для меня благословенным неисчерпаемым источником воодушевления. В юные годы, в то время, когда дядя Артур просматривал нам древние саги и средневековые рыцарские баллады, устраивая для нас целое представление, у меня появилась глупая привычка читать стихи, что весьма забавляло и развлекало Трисси — она прозвала меня трубадуром. Вероятно столь блужданию и романтическому восприятию в иллюзиях содействовала та невеселая ситуация, в которой мне и моим сестрам было нужно расти.

Я разрешил себе так детально растечься словом о собственных недостойных мечтаниях молодости и страшных превратностях судьбы валлийских сквайров только чтобы читатель имел возможность ясней представить, в какой ситуации и с каким наивным и экзальтированным юнцом было нужно столкнуться этому человеку, шедшему по податливому песку куда-то, загружённый в тяжелые раздумья.

Трудясь над эскизом картины, я увлекся на столько, что снова принялся нараспев просматривать Песнь Джазиры, отечественную любимую с сестрой Погоню за Солнцем, попутно выводя на безлюдном бугре с краю панорамы груду руин, еще не определившись какую как раз форму им придать:

— Я улетаю прочь
Спешу ветром везде
Так как за солнцем я в погоне
Взмываю вверх через ночь,
В мыслях идя по кругу,
Над почвой плывя в покое

Нежданно меня окликнул голос, но это был не задорный звонкий колокольчик царственной и в один момент так очаровательно-стеснительной Трисси, довольно часто подпевавшей мне бельканто, а чей то незнакомый замечательный баритон, на мгновение показавшийся мне ухнувшим пушечным залпом басом.

— Спуститесь с небес на землю, господин, — слух полосонул германский выговор, — Открытый разумом заметит, но только твердо стоящий дойдет, — поравнявшись с моим мольбертом, он неожиданно пнул с не хорошо скрываемым раздражением песочный нанос, в котором увяз его сапог, — Галлюцинации Армина фон Эшера не стоят того, дабы драть глотку.

хмурый вид и Суровый тон этого господина, что без неточности предугадал столь неизвестное произведение поразил меня, что я сначала не нашелся что ему сообщить а также выронил кисть. Сестра не имела возможности слышать его из-за шумного наката прибоя, начала распеваться — она обнаружила пение нужной тренировкой легких и связок, выскальзывая из нежной водной глади на отяжелелый берег, выводя с легким прононсом переход:

— Взмываю вверх через ночь,
В мыслях идя по кругу,
Над почвой плывя в покое

Мужчина желал что то сообщить, но осекся на полуслове и обернулся на звук ее голоса. Только я в тот момент видел его лицо, выглядывавшее между полем шляпы, щетинистыми усами с мотком и бородой платка, — в долю секунды на нем пронеслись отражения целого каскада чувств — удивления, удивления, позабытого мальчишеского восхищения, придавшие жёсткому незнакомцу человеческий вид. Трисси вышла на берег, поправляя долгие спутанные волосы, в слепую ища полотенце, покинутое на высоком от набегающих волн камне. Выйдя из оцепенения, незнакомец забрал тряпку и протянул ей, культурно и весьма мягко сообщил:

— Вы возможно ищите это, сударыня.

Последовала сцена, в которой не ясно кто из нас троих был больше сконфужен. Трисси машинально вскрикнула и, прикрывшись полотенцем, начала смеяться. Господин неожиданно нахлобучил шляпу и, развернувшись, спешными шагами заторопился к каменной лестнице.

— Какой забавный тип, — улыбнулась сестра, оттирая краем полотенца собственные волосы от корней до кончиков, провожая человека взором, — Откуда он взялся? лишь я плыла к берегу, Ты был один, мелкий трубадур. В этот самый момент как из под почвы вырос!

— Понятия не имею, я кроме того не увидел, как он подошел…. — проговорил я, стараясь собраться с мыслями, как нежданно сознание какой то вопиющей Какой грубиян! Кроме того что наорал, песнь фон Эшера ему не нравиться, к тому же на Тебя пялился. Откуда лишь берутся такие…

— А по моему он просто стеснительный, — хмыкнув, начала отлеплять мокрую ткань купального костюма от плеча улыбнулась сестра.

Всё случилось так скоро, что я начал думать, что виденный мной человек был полуденным миражом, являющимся перегревшимся на солнце. Но сестра, не переставая нужно мной подтрунивать по поводу моих измышлений и досадований, видела его также. Значит определенно не галлюцинация.

Но откуда же он знает Песнь Джазиры?

Это копание до истины имело возможность бы длиться вечно и обеспечило бы мне бессонную ночь, если бы тем же вечером мы не столкнулись с этим необычным человеком на приеме у Вэрни Вендалла, что нас и представил. По совершению этого обряда, 24-й граф Альдорнский Рейнхард фон Эшер принес собственные извинения за произошедшее утром, сообщив, что опаздывал на очень ответственную встречу, и мокрый песок, проваливающийся под ногами, до таковой степени разогрел в нем раздражение, что скрыть его ему не удалось. Трисси, планировавшая вернуть Венделлу занятую книгу, которую держала в руках, ненавязчиво спросила, чем же его так злит в очаровательной средневековой сказке, он неожиданно загорелся необычным бесовским огоньком. Глядя ей в глаза он выдал тираду:

— Сударыня, я не привык гордиться подвигами собственных предков, предпочитая собственными делами обосновывать право заслуживать Их Имени. И не забывая о той цене, которую они заплатили за освобождение Святынь, я с печалью осознаю слабость и тщетность моих упрочнений…. Минули славные годы, в то время, когда фамилия Эшеров была синонимом рыцарства в его лучших качествах.

Уже не вериться, что созданный и выпестованный ими Тевтонский орден практически 230 лет удерживал последние форпосты на Левантском берегу, пока Сулейман Прекрасный не стер Акру с лица почвы, заставив их окончательно покинуть эту почву вместе с госпитальерами. Канули в лету дни осад Вены 1529-го и 1683 годов, в то время, когда орден собирал под собственными тёмными крестами Имперскую Армию и столь ненавистный габсбургским казначеям ненужный имперский флот, до последней капли крови дравшиеся против полчищ мусульман.

Сейчас… Только поросшие сорной травой и лианами развалины крепостей напоминают об их мимолетном владычестве в Венесуэле, данной Карлом V в оплату собственных некончающихся долгов перед рыцарями. Времена изменялись — кентерберийцы-мерсеры выродились в натуральных торгашей шёлком, госпитальеры стали полууголовными наёмниками Венеции и Савойи, приходилось изменяться и тевтонцам.

Рыцарь делается либо преступником, либо торгашом, либо безумным, — он горько набрался воздуха, — Реформация, Шведское, а после этого и Прусское великодержавие, наконец Французская революция молнией собственного очень способного детища Наполеона поразили и уничтожили всё что являлось пристанищем ордену — ослабла и уткнулась в Центральную Европу мощь Габсбургов, не властных над северо-восточной и северо-западной Германией. Провалились сквозь землю секуляризированные почвы Ордена от Хольстейна до Эстляндии.

Рассыпалась под ударами шведов Ганза, для которой орден был мечом и щитом. Следом за злыми ветрами Тридцатилетней войны появились, хоть и не мгновенно, постоянные армии и меньше князьков предпочитали платить специалистам за собственный покой. Испанские Габсбурги вымерли и вместе с ними оборвалась и привилегия на расселение германских колонистов в Америке.

В том направлении вместо них растеклись гонимые гугеноты и каждый сброд, искавший спасения если не в охочей до чужестранцев петровской России, то на андских склонах Вице-королевств Перу и генерал-капитанства Чили. В лихие годы Революции с карты Западной и Южной Германии как то незаметно провалились сквозь землю церковные княжества, видевшие в нем собственного защитника. Смерть ветхого графа Готфрида — моего прадеда — лишила начальника 35.000 собранных наемников. Они разбежались под Аустерлицем, не выдержав натиска французов.

Как и Священная Империя, Тевтонский орден стал ветхим реликтом, каковые унесло из сознания ветром времени. И лишь Эшеры остались. Как сорная трава…

Он умолк и вручил сестре оброненную ею книгу мистера Лоуренса Канинга История Рыцарства до наших дней.

— Я прихожусь внучатым племянником Арниму фон Эшеру в 24 колене. Данный человек погиб, заблудившись между призрачными мирами, открытыми ему наркотическим дурманом, в каковые его мятежная душа попала, жаждя познания. Он понес наказание за самонадеянность и слепое любопытство, каковые желают достигнуть знаний, дешёвых только существам высшего порядка, и достигает только безумной гордыни, не подмечая, что удел человека — быть смиренным и неведущим.

Потому что все знать — ничего не мочь…

Источник — http://fai.org.ru/forum/topic/39025-yasmin-dzhakmich-graf-reynhard/

Olivia Rauscher: Evaluation und Wirkungsmessung, Salzburg: 5.11.2013

Увлекательные записи:

Похожие статьи, которые вам, наверника будут интересны: