Империя цин: пехота «новых войск» в японо-китайской войне 1894-1895 гг.

Введение

Сухопутные армии империи Цин к началу войны цзяу [1] складывались из очень разнородных элементов – от унаследованных от XVII в. феодальных Восьмизнаменных армий с их саблями и луками, до армий ляньцзюнь, обученных британскими и германскими инструкторами и имевшими на вооружении пушки Круппа, митральезы Гатлинга и винтовки Маузера.

Фактически национальными армиями гуаныдзюнь возможно было вычислять войска Зеленого Знамени и Восьми Флагов, талантливые только к несению гарнизонной службы и караульной, войска ляньцзюнь да некое численность войск современного типа, подготовленных в 1880-х годах в Маньчжурии стараниями генерала Мутушаня и его соратников.

Большая часть сухопутных сил, прошедших модернизацию и взявших некое представление о современной тактике ведения боя, представляла собой индивидуальные армии местных феодалов-милитаристов [2]. По окончании подавления Тайпинского восстания (1850–1864) и перемещения Няньцзюнь (1853–1868) Цины предприняли попытку сократить численность армий, неподконтрольных правительству напрямую, дав в 1875 г. строгий приказ распустить солидную часть вооруженных формирований местных феодалов.

Но кроме того в этих условиях кое-какие феодалы сохранили собственные армии и добились получения субсидий на их содержание. Но неспециализированные тенденции к сокращению негосударственных вооруженных формирований стали причиной тому, что обычно милитаристы содержали всего пара сотен наемников, не очень сильно заботясь об их обучении и вооружении, но гордо именуя их «армиями» [14, с. 315]. Сильнейшими среди них были Сянская армия (южане) и Хуайская армия (северяне).

Любая армия самостоятельно снабжала себя оружием и проводила обучение, не заботясь о соответствии собственных тактической подготовки, боеприпасов и оружия тактической подготовке, боеприпасам и оружию вторых армий. Эти изюминки делали вооруженные силы империи Цин очень неповоротливыми, архаичными и малобоеспособными.

В войне 1894–1895 гг. участвовали не все войска, имевшиеся в распоряжении Цинского правительства – это были в основном Хуайская армия, новые войска в Маньчжурии, часть Сянской армии У Дачэна, войска ляньцзюнь и местные формирования в Маньчжурии и на Тайване.

Хуайская армия, новые войска и маньчжурские войска ляньцзюнь смогут быть объединены под неспециализированным заглавием «новых армий» за счет сходства многих линия в обучении, обмундировании, оружии а также комплектовании. Как раз о них и отправится обращение.

Пехота Комплектация

Пехота постоянно составляла в Китае главную часть армии. К 1894 г. пехотные части имелись как в ветхих Восьмизнаменных и Зеленознаменных армиях, так и новых армиях ляньцзюнь. В случае если ранее принадлежность к коннице либо пехоте являлась наследственной и убылые места замещались в основном из числа родственников либо детей военнослужащего, то в армиях нового типа комплектация происходила методом вербовки добровольцев за определенную плату.

Данный метод комплектации обширно распространился в годы Тайпинской войны 1850–1864 гг., в то время, когда стало известно, что войска ветхого типа совсем небоеспособны и новые, наемные формирования, значительно лучше зарекомендовали себя на поле боя.

Во второй половине семидесятых годов девятнцадцатого века, в то время, когда главная часть внутренних неурядиц была преодолена, правительство попыталось упорядочить правила найма и выплату жалования новых воинов. Вербовка производилась или по инициативе начальника части, или вербовочным управлением. В среднем, вербуемый нанимался на 6 лет с правом возобновить договор по окончании данного срока, с ежемесячным жалованием в 3-4 ляна серебром [3], иногда договор имел возможность доходить до 10, 20 лет а также более.

Расторгнуть договор воинов имел возможность лишь с согласия начальника части и при условии нахождения себе адекватной замены. Но на деле многие милитаристы только формально придерживались этого правила и, взяв отчисления на содержание определенного количества воинов, обычно не особенно старались собрать положенные штаты.

Процесс вербовки происходил следующим образом – взяв высочайший приказ на формирование нового подразделения либо дополнительного комплекта в существующие, командующий выставлял на базарной площади значки с объявлением и отбирал новобранцев, исходя, первым делом, из внешнего вида, физической силы и здоровья человека. Прошлое новобранца и его моральные качества игрались при выборе весьма маленькую роль – среди воинов возможно было видеть и одноухих, и клейменых – так в Китае отмечали людей, совершивших правонарушение. Подписывая договор, новобранец давал клятву подчиняться армейским начальству и законам, и помогать исправно в течение оговоренного договором срока.

Вопрос обеспечения армии подготовленным резервом решался различными методами – так, в 1870-х – начале 1880-х в части Хуайской армии, расквартированные в районе Тяньцзиня и подчинявшиеся Ли Хунчжану, всегда вербовали людей, каковые, по выслуге договора, переводились в гарнизоны Маньчжурии, формируя в том месте контингент армий, обученных на новый манер. Тяньцзиньские армейские лагеря, тем самым, помогали собственного рода громадной учебной частью для подготовки кадров новой китайской армии.

Для максимально действенного применения кадров ветхой армии в 1865 г. было кроме этого решено переводить часть воинов из армий Зеленого Знамени в армии нового типа, обучать их по европейским уставам и неспешно преобразовывать в новую, регулярную армию империи – ляньцзюнь. Но переводимые в ляньцзюнь воины Зеленознаменных армий приносили с собой традиции и привычки ветхой армии, от которых было очень сложно избавиться в условиях пренебрежения и повального казнокрадства должностными обязанностями, поразившими империю на последней стадии ее существования.

Выносливые, неприхотливые, легко обучаемые, не опасающиеся смерти в сражении китайские воины, однако, не хорошо спаивались в единое подразделение, будучи арифметическим комплектом индивидуальностей, мало заинтересованных в благе семейства [4] и шедших в армию лишь для обеспечения себе постоянный источник существования. Классическое пренебрежение военном работой как на наибольшем уровне, в то время, когда госслужащие гражданских ведомств и ученые писатели считались более глубокоуважаемыми людьми, нежели чиновники и офицеры армейских ведомств, так и в среде несложного народа, придумавшего пословицу

«в случае если ковать гвоздь – не бери на него хорошее железо, в случае если желаешь стать человеком – не ходи в воины»

приводило к тому, что, кроме того будучи физически сильными, хорошо обученными и вооруженными, китайские воины обычно не оправдывали возлагавшихся на них надежд. Мотивировать же для исправного несения работы китайского воина было тяжело – кроме сносных условий быта принципиально важно было преодолеть пропасть, разделяющую офицеров и рядовых, вынудить солдат поверить в собственных глав.

А это было сложнее всего – большинство офицеров, назначавшихся за физическую силу и смелость (правильнее, за лихой вид), была, в большинстве случаев, невежественна и нечиста на руку и не пользовалась авторитетом у воинов. Редкие исключения в виде честных и пекущихся о деле глав, любимых и глубокоуважаемых подчиненными, только подтверждали неспециализированное правило.

Но направляться признать, что по боевым качествам и уровню организации цинская армия примера 1894 г. существенно превосходила вооруженные силы Китая начала-середины XIX в..

Снабжение

Снабжение армий в Китае было поставлено очень необычно – считалось, что все потребности воина будут удовлетворены, в случае если ему своевременно выдавать положенное жалование в серебре. Теоретически это было правильно, но на деле вылилось в массу злоупотреблений и стало причиной фактически полному отсутствию в армии современной работы тыла.

Воинам-пехотинцам было положено выдавать 3-4 ляна серебра. Выдача жалования производилась раз в 3 месяца, но на практике случались большие задержки. В некоторых местах, где современная чеканная монета была не распространена, воины приобретали жалование весовым серебром, которое изменялось на литые [5] бронзовые монеты по рыночному курсу.

Иногда потребность местного рынка в серебре была ниже, чем количество единовременно взятого воинами местного гарнизона серебра, тогда медь быстро поднималась в цене и воины теряли большие суммы от собственного скудного жалования [26, с. 154].

Некая часть нужных воину вещей приобреталась им самостоятельно на местах. Вторая часть закупалась централизованно, через начальника части. Для этого он высылал офицеров на местный рынок, дабы прицениться к партии товара, а после этого, за счет выданных командующим армией сумм, закупал нужное по сходной цене.

Обычно снаряжение закупалось губернатором (цзяньцзюнь) провинции, в которой были расквартированы войска. По примерному подсчету потребностей воинов в амуниции и обмундировании делалась смета, в соответствии с которой заказ размещался на казенных либо частных фирмах (в зависимости от заинтересованности государственныхы служащих), по окончании чего товар поступал на склад губернатора и по требованиям от начальников частей отпускался представителям части, каковые должны были обеспечить доставку груза в часть в сохранности и целости. Предметы обмундирования, среди них и зимнего, выдавались воинам из расчета на год, вещмешок и патронташ – бессрочно.

Если губернатор имел собственные виды на приобретаемые из центра отчисления, он выдавал начальникам частей определенные суммы по смете, по окончании чего начальники располагали этими деньгами по собственному усмотрению, самостоятельно закупая одежду, продовольствие и утварь. Наряду с этим удерживалась и часть жалования воинов – в большинстве случаев, за закупленное продовольствие, обмундирование, фураж и снаряжение с воинов вычитали часть жалования. Однако, провиант был скудным, что являлось причиной нередких грабежей местных жителей со стороны воинов.

Выдача довольствия натурой, в большинстве случаев, производилась лишь в тех местах, где местное производство не имело возможности удовлетворить потребности воинов в провианте и обмундировании – это были отдаленные районы Монголии, Тибета, Синьцзяна либо Маньчжурии.

По наблюдениям русских офицеров, дополнительного жалования воины не получали по большому счету, за исключением случаев, в то время, когда производились какие-либо работы по постройке новых казарм, упрочнений либо прокладке/ремонту дорог. Но и тогда зарплата воинов была мизерной, и выдавалась с задержками.

Кроме того направленные в командировку воины не получали никаких прибавок к собственному жалованию, что делало их жизнь совсем невыносимой – будучи приспособленными для несения работы в гарнизоне [6], в командировке воины появились в тяжелом положении – население относилось к ним неуважительно и стремилось всячески завысить цену на продукты и постой. Однако тут выручала солдатская солидарность – в случае если командированных воинов набиралось достаточное количество, дабы обобрать торговца либо силой навязать собственные условия хозяину постоялого двора, то все начинали заискивать перед ними и делать их условия.

К 1882 г. при размере жалования воина 3 ляна, в большинстве случаев, 1/3 его оседала в карманах руководства, что делало офицеров и отношения солдат весьма и весьма напряженными. В среднем, на питание воинов расходовал всего около 2 лян в месяц. Однако, снаружи недовольство проявлялось нечасто – дефицит средств воины с лихвой компенсировали за счет местных жителей и редко в то время, когда офицеры принимали сторону гражданских, наказывая солдат за поборы и грабежи.

Правительство было озабочено этим фактом, т.к. только что умиротворенная страна имела возможность снова возразить благодаря разгула солдатни, и потребовало наказания казнокрадов. Но, не обращая внимания на единичные случаи разжалования офицеров [7], казнокрадство процветало .

Продуктовое снабжение было поставлено не хорошо – не смотря на то, что воинам надеялось большое количество мясной пищи (до 300 гр. в сутки), реально его выдачу имели возможность или по большому счету не создавать, или, для погашения недовольства, в некоторых частях выдавали опиум вместо мяса. В.В. Радлов отмечал, что опиекурение в умеренных количествах не приносит вреда здоровью – основное, дабы наряду с этим человек прекрасно питался и имел адекватную двигательную активность.

Как пример он приводил употреблявших опиум казахов, имевших в основном мясо-молочную диету и большое количество времени проводивших в степи, за выпасом собственных стад. Наоборот, по его наблюдениям, в случае если питание нехорошее, потребление опиума нередкое, а двигательная активность случайна, то человек скоро преобразовывался в развалину. Одним из проявлений последствий опиекурения была повышенная пугливость – наркоман, пребывая в трезвом состоянии, опасался всего около.

В армии это приводило к беспричинному открытию стрельбы часовыми, нестойкости воинов на поле боя и очень сильно снижало уровень качества несения работы. Исходя из этого самые прогрессивные офицеры стремились оградить собственных солдат от данной привычки, что хватало сложным делом – к услугам воинов была масса опиекурилен в городе, а производившийся в Китае в огромных количествах опиум со второй половины XIX в. стал в полной мере дешёв по цене кроме того весьма небогатым людям.

От правительства мясо выдавалось лишь по громадным праздникам – на праздник Дуаньу [8], на праздник осени и на Новый год от казны надеялось выдать 1 барана из расчета на 5 воинов [9]. Кроме мяса воины приобретали от 600 до 900 грамм муки в некоторое количество и день крупы (просо либо рис) при его наличия. В походах армиям выдавали большое количество риса, что перевозили в обозе на арбах либо водным транспортом.

В лагерях воины размещались или в классических для Китая постройках из хорошо утрамбованной почвы [10], либо же расположенных верными последовательностями палатках. Палатки имели различный размер и рассчитывались на 7, 10 и 20 человек. Офицеры правильно имели возможность занимать пара палаток для размещения собственной прислуги и свиты. Земляные казармы разделялись перегородками на помещения, в каждой их которых размещались 10-12 солдат.

Время от времени воин предпочитал питаться в одиночку, но чаще 5-20 человек планировали в артель и совместно вели хозяйство, самостоятельно закупая продукты и готовя себе пищу. В большинстве случаев, это были соленые либо свежие овощи, каша, лапша, пампушки и клёцки. Иногда готовили мясо, а с разрешения офицеров – получали вино [11]. Для обогрева помещения и приготовления пищи отпускались дрова – к примеру, расквартированным в Урге китайским воинам, жившим в юртах,

«на каждую юрту отпускается в день бревно, около сажени длиной и от шести до семи вершков в диаметре» [3, с. 187].

Все работы по приготовлению пищи, стирке и починке снаряжения и обмундирования воины создавали самостоятельно. Оружие подлежало починке у оружейников, но не во всех частях они были. В целом, фактически все источники показывают, что современное огнестрельное оружие находилось воинами в весьма нехорошем состоянии и начальникам частей приходилось держать на складах запас нового оружия на случай выступления в поход.

снаряжение и Обмундирование

До 1874 г. воины наемных армий не получали обмундирования от казны. Принятие ответа о снабжении воинов обмундированием фактически совпало по времени с ответом о сокращении количества наемных частей, упорядочения размера прохождения и порядка службы финансового довольствия. Быть может, эти процессы был взаимосвязаны между собой.

В соответствии с иконографическим материалам и свидетельству очевидцев, и сохранившимся артефактам, цинские армии не имели единообразного обмундирования и зависели в этом отношении от пристрастий и вкусов местных полководцев. По большей части это касалось обуви, головного убора и цвета обмундирования. Но неспециализированная база была традиционна – рубашка, брюки классического для Китая покроя, распашная куртка и чулки-куртка, именовавшаяся по-китайски магуацзы, а по-маньчжурски – курма.

За исключением курмы все остальные элементы одежды, по единодушному признанию бессчётных очевидцев, ничем не отличались от одежды китайских крестьян. Многие авторы показывали, что, скинув курму, солдат легко имел возможность раствориться в толпе обывателей. Это обычно являлось поводом для массовой резни, устраиваемой соперником в захваченном населенном пункте – бессчётные случаи избиения мирных обитателей разъяснялись тем, что цинские воины, скинув курму и став неотличимыми от обывателей, вели пламя по сопернику, и в отыскивании этих солдат приходилось без разбора уничтожать все мужское население в данном пункте.

материал и Цвет обмундирования был различным – употреблялись шерстяные и хлопчатобумажные материи красного, светло синий, оранжевого, белого и, быть может, вторых цветов. Курма имела кайму из материала, хорошего от материала курмы цвета. В центре курмы и на ее пояснице нашивался матерчатый круг с надписью, содержащей данные о роде имени и войск начальника/места работы.

К примеру, «Ачэн ляньцзюнь» (крепость Ачэн, войска ляньцзюнь), «Ачэн маюн» (крепость Ачэн, конный наемный воин) либо «Боли цзянцзюнь циньбин» (Телохранитель главнокому в Боли). Наличие надписи на курме было отличительным показателем воинов ляньцзюнь и наемных армий. Считается, что у воинов Восьмизнаменных армий, носивших одежду подобного покроя, таковой надписи не было, не смотря на то, что на некоторых картинах 1880-1890-х гг., заказанных императором Гуансюем (1874–1908) для увековечения подвигов цинского оружия в войнах с мусульманскими повстанцами и тайпинами, знаменные воины имеют подобные круги на курме.

Теоретически, курму следовало носить с поясом, но, по ветхой маньчжурской традиции, большинство воинов носила пояс под курмой, производя ремни поясной портупеи через боковые разрезы курмы. Для пехоты курма, в большинстве случаев, была синей с красной окантовкой, либо оранжевой с темно-синей, темно-зеленой либо тёмной, не смотря на то, что виделись различные варианты [12].

Любопытно, что, для экономии формально выдававшегося на год обмундирования, воины вне строя выворачивали курму наизнанку, дабы не подвергать износу внешнюю сторону и подставляли ударам стихий подкладку из синей чтобы. На курме унтер-офицеров делались цветные нашивки, показывавшие их чин.

Кое-какие варианты обмундирования допускали ношение пехотой долгих набедренников, повторяющих по форме ветхие панцирные набедренники цзяшань маньчжурских латников. В других вариантах у курмы допускалось наличие рукавов. На зиму воинам выдавали за казенный счет долгие стеганные на вате халаты либо маленькие толстые ватные куртки.

Пехота приобретала в основном куртки. Вне строя воины носили дабовые куртки и штаны.

Обувь была различной – летом воины предпочитали вне строя ходить босиком, а в строю – надевать легкие матерчатые ботинки бусе на стеганой подошве в сочетании с онучами и чулками. Другие носили классические матерчатые сапоги, кроме этого на толстой стеганой подошве. голенище и Головка делалось из войлока либо хлопчатобумажных тканей, проходящий по ним края голенища и осевой шов окантовывались яркой тканью с целью достижения декоративного результата.

Иногда на фото воинов одного и того же подразделения возможно заметить как бусе, так и сапоги.

Много вариантов допускал и головной убор – практически все воины летом носили легкий платок, под что убирали свернутую около головы косу. Цвет платка, в большинстве случаев, был чёрный – светло синий либо «светло синий с тёмными разводами». Но русские наблюдатели отмечали, что таковой головной убор был не весьма эргономичен – в большинстве случаев, он только предохранял от мошкары и солнечного удара.

Дабы обезопасисть глаза, воины использовали картонные либо бумажные козырьки, подтыкавшиеся под ту часть повязки, со стороны которой светило солнце. Полковник Д.В. Путята [13], посетивший Маньчжурию весной 1893 г., подмечал по этому поводу, что головные платки и такие козырьки сильно портят внешний вид воинов.

Воины, расквартированные в провинции Чжили и Маньчжурии, довольно часто пользовались соломенной шляпой типа канотье. На зиму воины делали себе плотный тюрбан из чёрной материи – теплый и эргономичный. унтер и Офицеры-офицеры носили или конические шляпы с красной цветным шариком и кистью, показывающим ранг офицера, или классическую чиновничью шапку с полями, кроме этого с кистью и шариком.

На зиму офицеры и маньчжурские солдаты имели возможность носить меховой треух с кожаным верхом – мапгай.

Вторыми предметами снаряжения цинского воина были: патронташ в виде округлой сумки, подвешивавшейся на поясе спереди, вещмешок, непромокаемый плащ, обычно – кусок клеенки на случай дождя, зонтик, веер, простеганное ватное одеяло, нож с палочками, чашка, фляга (из тыквы, кожаная либо из другого материала). Эти вещи или покупались воином самостоятельно, или выдавались (патронташ и вещмешок) бессрочно за казенный счет.

Под индивидуальные вещи, инструменты, кухонные принадлежности, боеприпасы и войсковое имущество в каждом батальоне должны были иметься повозки типа громадной арбы, рассчитанной на перевозку груза в 40-70 пудов, с высокими колесами без металлической шины – их заменяли гвозди с громадными квадратными шляпками, которыми обивали колесо так, что вбитые гвозди, соприкасаясь шляпками, как бы образовывали шину. В упряжку входили лошадь и два мула либо три мула – в случае если грузы были сверхтяжелыми.

Настоящее количество повозок в батальоне целиком и полностью зависело от начальника, но в целом, при расчете исходили из того, что на каждые 10-20 человек направляться иметь 1 повозку. Возчиков выбирали из воинов самого батальона. При откомандировании к обозу они не должны были иметь оружия и охранялись особой вооруженной командой.

Организация

Организация цинских армий не отличалась однообразием. В годы Тайпинской войны многие главы строили войска под себя, исходя из имеющихся средств и задач. К концу войны потребовалось произвести кое-какие действия по унификации численности подразделений.

Но на практике это правило соблюдалось не хорошо.

В пехотных частях, в большинстве случаев, насчитывалось около 500 солдат. Такая часть приобретала наименование ляньцзы либо ин, что приблизительно соответствовало русскому батальону. Но капитан Симанский показывает, что настоящая численность батальона к 1894 г. могла быть и больше – к примеру, 770, 846 либо кроме того 905 человек [14].

Вопрос о нестроевых солдат и соотношении строевых, выполнявших роль мастеровых и обслуги, не узнан полностью до сих пор. Так, к примеру, в армиях Цзо Цзунтана в годы войны в Восточном Туркестане (1875–1877) на любой пехотный батальон надеялось по 188 человек нестроевых, а согласно данным полковника Барабаша, в каждой роте из 100 воинов имелось по 20 нестроевых. Майор Кэвендиш упоминает, что в 1898 г. в пехотном батальоне насчитывалось 300 солдат, 150 кули и 5 офицеров [76, с. 35].

В армиях Не Шичэна и Е Чжичао, посланных в Корею в июне 1894 г., нестроевые чины не упоминаются по большому счету. Не упоминаются нестроевые чины и в армиях, переброшенных в августе 1894 г. в Пхёньян – пробуя компенсировать малочисленность носильщиков, воины, по свидетельству Яо Сигуана, ловили корейцев и заставляли их нести собственные грузы, а прибыв в Пхёньян, мобилизовали все трудоспособное местное население для постройки упрочнений, не смотря на то, что, как свидетельствуют источники, китайские воины неизменно скоро и как следует создавали собственные лагеря и укрепленные линии сомостоятельно.

Пехотный батальон делился на 5 рот (шао). Организация на более низком уровне имела возможность разниться. По одной из предположений, любая рота делилась на 8 отделений (пэн), каждые 2 отделения объединялись во взвод.

Большую часть должностей в ротах и батальонах занимали унтер-офицеры. Как постоянную заболевание китайских новых армий, капитан Симанский отмечает некомплектность личного состава. Об этом косвенно говорит и генерал Не Шичэн в собственном ежедневнике – перечисляя в диспозиции, составленной им для сражения при Сонхване, примененные в бою войска, он показывает на их неспециализированную численность – неполные 2000 пеших и конных воинов с артиллерией [36, с. 9].

Однако, в случае если вычислять все указанные им подразделения как имеющие полную численность, то его отряд должен был составлять, по самой меньшей мере, 2500 солдат и офицеров.

В армиях ляньцзюнь и Хуайской армии были кроме этого предприняты попытки свести солдат в тактические единицы более большого уровня, нежели батальон – командующему (чжэнь цзунбин) придавали 5 батальонов, приобретавших в пехоте классические для Китая заглавия – левый, правый, передний, задний и центральный. К началу 1894 г. Хуайские войска Ли Хунчжана были сведены в 13 бригад в среднем по 2700 офицеров и солдат.

Так, на 1894 г. главным высшим соединением являлась бригада из 5 батальонов, но многие командующие имели под своим началом 2-3 а также более бригад, считавшихся армией, на деле редко превышавших по численности русскую дивизию [15]. Так, новые маньчжурские армии, обученные Мутушанем, складывались из 3 корпусов по 4500 человек в каждом – 8 батальонов пехоты, 2 орудий и эскадронов 20 конницы [16]. Но действий маньчжурских армий в подобном организационном составе на протяжении войны 1894–1895 гг. не было отмечено.

Неравномерность распределения армий между командующими возможно легко проследить на примере 35 батальонов, прибывших в Пхёньян в августе 1894 г. Суммарно эти армии насчитывали около 18 офицеров и тысяч солдат. Громаднейшим числом батальонов – 13 – располагал командующий «армией Шэн» Вэй Жугуй, претендовавший на этом основании на звание главнокому.

Командующий «армией Фэн» Цзо Баогуй имел 6 батальонов, столько же имел командующий Мукденскими армиями Фэншэнья, у Ма Юйкуня насчитывалось всего 4 батальона Непоколебимой армии. Подошедшие с юга потрепанные в сражении с японцами войска Е Чжичао и Не Шичэна насчитывали 6 батальонов Лутайских и Юйгуаньских охранных армий. Так, средняя численность батальона составляла 514 человек, но в частях Вэй Жугуя, Цзо Баогуя и Фэншэнья была очень большой часть кавалерии, исходя из этого возможно лишь отметить большой разброс в численности личного состава каждого подразделения.

Штабных структур в европейском понимании слова не существовало – любой генерал имел собственную свиту, складывавшуюся из некоего количества государственныхы служащих, пребывавших в рангах и разных званиях. Так, среди Лутайских охранных армий, переброшенных в Корею летом 1894 г., были генералы (чжэнь цзунбин и тиду), начальники батальонов (ингуань), младшие офицеры (инбянь), главы групп (баньдай), курсанты Бэйянского военного училища (у сюэшэн), адьютанты (мую), и госслужащие, чьи должности именовались кроме этого, как и гражданские административные должности – главы округов (чжицы) и уездов (чжисянь).

Прибыв на место, они организовали походную войсковую канцелярию (цянь-ди инъучу), в которой старшим был помощник командующего (фужун). Из имеющихся в отечественном распоряжении документов неясно, кто за что в данной канцелярии отвечал, потому, что решающее слово оставалось за командующими – генералами Е Чжичао и Не Шичэном – что маскировало деятельность вторых офицеров. Назначение тех либо иных офицеров для исполнения конкретного задания происходило по произволу командующего.

По всей видимости, в собственных действиях командующий руководствовался личными качествами офицера, поручая ему дело, самоё соответствующее его свойствам.

В первой половине 80-х годов девятнцадцатого века обсуждался вопрос о переводе частей на пара иную совокупность комплектования – так, в пехотной ляньцзы должно было остаться лишь по 250 строевых воинов, что более соответствовало роте. Но эти попытки реорганизовать войска не имели последствий. Рыхлость организационной структуры и малая распространенность высших тактических и административных дивизий – и соединений бригад – отрицательно оказывали влияние на боеготовность китайских армий.

Так, в январе-феврале 1895 г., в то время, когда наметился очевидный успех японских армий на Гайпинском направлении, генералы группировки, закрывавшей направление на Мукден, были вынуждены передать для усиления цинских армий на угрожаемом Пекинском направлении в распоряжение главнокому Сун Цина батальон «Жэньцзы» под руководством Цзян Цзыкана [17]. Наряду с этим в течение долгого времени штабы вели между собой переговоры по телеграфу, спорили относительно важности того либо иного стратегического направления и, в итоге, решили, в неспециализированном-то, несложный вопрос о переброске одного батальона в распоряжение главнокому.

Обучение и тактика

Первые попытки обучать солдат на европейский манер были предприняты в октябре 1861 г. русскими армейскими инструкторами капитаном И.А. Зейфортом (стрелковое дело) и поручиком И.И. Филиппенко (артиллерийское дело) в Кяхте, куда для встречи переданного Россией Китаю транспорта с оружием (2000 пушек и 6 штуцеров) прибыл отряд из 60 цинских воинов при 6 офицерах [18]. В первых числах Февраля 1862 г. цинские воины покинули Кяхту согласно решению цинского правительства.

На испытательных стрельбах в Пекине данный отряд продемонстрировал прекрасные результаты – с расстояния 250 шагов в цель попала 1/3 выпущенных пуль.

7 января 1862 г. принц Гун внес предложение организовать отряд Шэньцзиин (букв. «Батальон чудесного оружия»), куда сводились лучшие воины Восьмизнаменных армий для обучения по европейским уставам. Тогда же в Тяньцзине началось обучение группы из 120 офицеров и 6 солдат Восьмизнаменных армий под управлением британского генерала Стейвли. В отличие от русских инструкторов, британцы главное внимание уделяли строевой подготовке воинов и добились в этом больших удач.

Скоро занятия были перенесены в портовый город Дагу. К 1864 г. через обучение в Шэньцзиин прошло около 30 тысяч воинов Восьмизнаменных армий, результаты которого русский посланник А.Е. Влангали оценил так:

«По большому счету, все движения и построения, равно как и пальба, были произведены удовлетворительно. Артиллерия кроме этого маневрировала и стреляла достаточно порядочно».

С 1870 г. в армиях, подконтрольных Ли Хунчжану, был введен прусский армейский устав. В других частях имелись инструкторы из различных государств – Англии, Франции, Пруссии. Многие местные начальники приспособили на собственный лад европейские уставы к китайским реалиями.

Обучение продвигалось прекрасно лишь в приморских городах – собственного рода «парадной вывеске Китая». Но и в том месте, как отметил полковник Бодиско, инструктор обычно

«по окончании команды должен был сказать, что направляться делать»

– для китайских армий голосовые команды были новшеством – традиционно распоряжения армиям передавали знамёнами, огнями, ракетами, звуками горна, барабана и гонга, выстрелами из сигнальных пушек [3, с. 188]. К примеру, для ведения залпового огня офицер давал символ красным флагом, а для стрельбы последовательностями – синим.

В следствии единый командный язык не был выработан – в частях Шэньцзиин командные слова переводились на маньчжурский, но в армиях ляньцзюнь китайские новобранцы еле понимали маньчжурские команды. Соответственно, многие зарубежные инструкторы не пробовали руководить на местных наречиях – потом в Маньчжурии виделись солдаты и китайские офицеры, маневрировавшие и стрелявшие по командам, отдаваемым на искаженном французском языке, а в Синьцзяне зафиксированы искаженные британские команды «Пайр» (Fire!) и «Куик марч» (Quick March!).

Удивление европейцев вызывали и построения китайских армий – в большинстве случаев, они строились с учетом низкой скорострельности оружия в 3-5 шеренг. Первая шеренга имела долгие пики, вторая шеренга – маленькие копья, трезубцы, алебарды и цепы, третья вооружалась тяжелыми фитильными крупнокалиберными винтовками тайцян, четвертая – простыми фитильными винтовками. В пятой шеренге находились воины со знамёнами и значками.

Это в некоей мере напоминало построения цинских солдат периода Цяньлун (1736–1796), в то время, когда в первой шеренге поднимались солдаты с древковым оружием, а в последующих – стрелки из фитильных ружей и луков. По мере развития армейского дела в Китае от ветхих канонов начали отходить, но еще к началу 1880-х годов русские наблюдатели свидетельствовали о бессчётных пикинерах у китайцев, все еще игравшихся ключевую роль на полях сражений в Синьцзяне [25, с. 190].

Единообразия в обучении армий не было. Генерал Фриде отмечал, что в каждой провинции вопрос об обучении армий решается местным губернатором, благодаря чего тяжело отыскать две провинции, где провинциальные армии имели бы обучение и одинаковую структуру.

В целом, все очевидцы сходились в одном – китайцы намного лучше владеют холодным оружием, которое содержат в полном порядке и мастерски фехтуют любым его видом – от парных сабель до долгих пик – чем оружием огнестрельным. Огнестрельное оружие находилось в потрясающем беспорядке, а обучение стрельбе в цель было поставлено на необходимый уровень только в некоторых частях.

По всей видимости, тут сказывалась инерция мышления – до 1850-х годов в Китае использовались только фитильные винтовки, личная меткость которых была низка и основной упор делался на отработку залпового огня в составе подразделения. Исходя из этого при обучении от воинов потребовали, первым делом, стремительного перезаряжания оружия для поддержания темпа стрельбы, которая велась неприцельно, «в сторону соперника».

Новое оружие диктовало новые условия обучения, но классический консерватизм китайских армейских в этом отношении еще долго давал о себе знать – к примеру, в 1887 г. гарнизон в Цзиньчжоу складывался из 4000 воинов, из которых лишь 1250 имели карабины и европейские винтовки. 240 воинов были отобраны для обучения бою саблями и копьями, а остальные были вооружены фитильными, кремневыми и пистонными винтовками устаревших образцов.

По окончании поражения во франко-китайской войне 1884–1885 гг. прицельная стрельба из ружей стала крайне важным условием обучения армий. Солдат систематично обучали на стрельбищах. Мишенями помогали громадные чугунные доски, выкрашенные в белый цвет с тёмным яблоком посредине. Для отмечания попаданий по окончании каждого успешного выстрела ударял барабан.

Хороших стрелков награждали финансовыми призами.

Кое-какие начальники уделяли главное внимание как раз обучению стрельбе из современных ружей, а не неспециализированной подготовке. Цзэн Пу писал, что в канун японо-китайской войны показалась мода на составление руководств по стрельбе из пушек и ружей, а армейские стали похваляться своим мастерством стрельбы. Выведенный им в романе «Цветы в море зла» под именем Хэ Тайчжэня командующий Сянской армией У Дачэн хвастался, что его отборный батальон «тигров» великолепно стрелял из современных ружей Маузера на расстояние в 500 шагов:

«Я уже истратил двадцать тысяч юаней на одни призы, потому что по отечественным правилам любой, кто уложит за пятьсот шагов все пять пуль в красный кружок мишени, приобретает восемь лян. Сейчас я выплачиваю по тысяче и более юаней в сутки, кое-какие бойцы взяли уже по двадцать-тридцать лян, так, количество хороших стрелков у нас все время возрастает» [63, с. 372].

Но, в целом, стрелковая подготовка китайских армий оставалась на весьма низком уровне.

Галкина полковников и Описания Барабаша, замечавших за обучением китайских армий в Монголии, Маньчжурии и Синьцзяне, дают в целом следующую картину используемой цинскими армиями тактики – войска выстраивались в линию, имея артиллерию в разрывах между частями. По команде войска начинали медлительно продвигаться вперед либо назад, ведя стрельбу из всего наличного огнестрельного оружия и стараясь не порвать строй.

Пикинеры при отступлении закрывали отход армий, выбегая вперед и нанося колющие удары пиками с криком: «Га!». В некоторых местах еще сохранялись отряды солдат, вооруженных круглыми саблями и плетёными щитами, но настоящей боевой ценности в условиях распространения современного огнестрельного оружия они уже не воображали.

, если приходилось противостоять превосходящим по численности армиям соперника, предписывалось строиться в каре (сыфан чжэнь). Ощетинившись пиками, каре вело залповую стрельбу для отражения конницы соперника. Наряду с этим все перестроения, как сообщают свидетели, происходили снаружи хаотично, не смотря на то, что и весьма скоро.

Полковник Барабаш утверждал, что точность выполнения строевых команд довольно большая, не смотря на то, что снаружи перестраивающаяся китайская часть была очень сильно похожа на встревоженный муравейник [3, с. 190].

В полевом бою предпочтение отдавалось лобовой атаке широким фронтом и фланговому обходу. В обороне китайские воины ощущали себя увереннее, но кроме того самые сильные позиции, в большинстве случаев, оставлялись ими при обозначившейся угрозе охвата с флангов и отсечения пути отступления.

Обороняясь, китайцы создавали густую сеть земляных упрочнений, каковые, но, обычно не были применены к местности с учетом возможностей современной артиллерии – так, распространенной неточностью китайской пехоты было размещение собственных оборонительных позиций в местах, простреливаемых с командующих высот. рукопашный бой и Штыковая атака по инициативе китайских воин завязывался редко – чаще подобные случаи были ответом на успешную атаку соперника и велись, в большинстве случаев, в городской черте/в пределах упрочнений.

Полковник Галкин отмечал, что большинство практикуемых цинскими частями построений и маневров негодна для современной войны и весьма не сильный местом китайской армии есть фактически полное отсутствие отработки сотрудничества между родами войск и подразделениями. Война подтвердила эти наблюдения – так, в бою при Гайпине 10.01.1895 правый фланг генерала Сюй Бандао не поддержал подвергшийся атаке центр генерала Чжан Гаоюаня, а левый фланг генерала Ян Шоушаня самовольно перешел в атаку.

В следствии цинские армии были разбиты по частям, понесли тяжелые потери и покинули город. В целом, события 1894-1895 гг. продемонстрировали не сильный навыки китайской пехоты в полевом бою, в особенности в наступлении.

Оружие

Оружие пехоты отличалось невиданной для Европы пестротой – к примеру, в армии Ли Хунчжана к 1883 г. имелись винтовки и карабины Энфильда, Снайдерса, Шарпа, Ремингтона, Шаспо, Альбини, Винчестера, Пибоди, Мартини и Маузера. Большую роль в создании этого оружейного паноптикума сыграли Тайпинская война, в то время, когда Китай массово скупал стрелковое оружие со всего света, и Илийский кризис 1881-1882 гг., в то время, когда, подготавливаясь к войне с Россией, Китай снова прибег к закупке самого разнообразного оружия у всех вероятных контрагентов.

Лишь в 1880 г. было решено покинуть в качестве главного оружия винтовку Маузера обр. 1871 г. Но и затем в армиях имелось большое количество оружия различных калибров и совокупностей, что значительно затрудняло боепитание. Лишь на протяжении операции по захвату Люйшунькоу японцы собрали на поле боя винтовки 7 разных совокупностей [19]. Частей, вооруженных однообразно, было мало.

В записках очевидцев сообщалось, что максимум, чего возможно было добиться – это вооружить каждое отделение ружьями какой-либо одной совокупности. Как не хорошо дело обстояло в действительности, сообщить тяжело – документы, в большинстве случаев, упоминают только винтовки по большому счету (лайфули цян), а фотографии редко изображают большие веса воинов с таким разрешением, что возможно выяснить тип винтовки у каждого бойца.

К началу войны 1894 г. в армиях кроме однозарядной винтовки Маузера обр. 1871 г. калибром 11 мм показалась и более идеальная магазинная винтовка Маузера обр. 1871/1884 г. с трубчатым магазином совокупности Кропачека на 8 штык и патронов-ножом.

Личное оружие офицеров составляли револьверы разных совокупностей (Ремингтона, Смит-энд-Вессона и др.) и клинковое оружие – в большинстве случаев, сабли типа люедао с латунным прибором в стиле юаньши. Древесные ножны обтягивались кожей ската и красились в разные цвета, рукоять обматывалась шелковым, конопляным либо хлопчатобумажным шнуром, оружие подвешивалось на поясную портупею классическим для империи Цин методом – на поясной крюк. Но виделись иногда и сабли европейского типа.

Воины, в большинстве случаев, не имели сабель, не смотря на то, что на фото трофеев, захваченных японскими армиями по окончании битвы при Пхёньяне, возможно различить последовательность образцов, каковые не могли принадлежать кавалеристам – они имеют долгую двуручную рукоять с кольцеобразным навершием. До 1920-х годов такие сабли на вооружении кавалерии не зафиксированы ни иконографически, ни в письменных источниках.

Вероятнее, это оружие принадлежало новобранцам, пришедшим на вербовочные пункты в июле 1894 г. со своим холодным оружием и имевшим его в сражении в качестве оружия самообороны. Предположительно, имевшие сабли стрелки переносили их в ножнах за спиной, как возможно заметить на фотографиях Гоминьдана войск и пехоты милитаристов в 1920-1930-е годы.

Пулеметы в те годы еще не вышли из стадии опыта, исходя из этого автоматическое оружие сухопутных армий относилось к артиллерии.

Также, современного оружия, у пехоты иногда виделись пики, алебарды и трезубцы, но к началу войны цзяу такая архаика стала, по преимуществу, уделом частей почетного караула. Однако, японская пропаганда умело применяла «безжалостный» вид этого оружия в собственных целях – к примеру, на картине «Отечественные армии берут вражеские упрочнения в сражении при Пхеньяне» китайские воины изображены с нелепыми в данном контексте саблями и трезубцами в руках, а один из них кроме того закрывает в испуге лицо плетеным щитом тэнпай, превращая его в ужасную маску.

Но ориентироваться на японские пропагандистские лубки 1894-1895 гг. для составления представления о вооружении и внешнем виде китайских армий не следует – так, на вышеупомянутой картине подобные средневековые предметы оружия находятся в руках воинов батальона армии «Жэньцзы», бывшей одним из самых современных и прекрасно вооруженных частей, подчинявшихся Ли Хунчжану, а достаточно современные маньчжурские армии под руководством Икэтанъа на картине «Маньчжурские наездники следят за отечественным лагерем в Цаохэкоу» изображены в фантастических одеяниях, не имеющих ничего общего с одеждой китайцев и маньчжуров, с алебардами, щитами, невообразимой формы саблями, с боевой раскраской на лице и в шляпах, напоминающих классический японский шлем дзингаса. В этом отношении японская иконография войны цзяу является, скорее, дезинформацию, нежели полезный источник по внешнему виду армий соперника. Обстоятельством этого явления была практика создания агитационных картин по устоявшимся со времен Опиумных войны и войн в Судане канонам изображения победоносных сражений на страницах прессы живописцами, реально на войне не бывавшими.

Кроме ручного стрелкового и, быть может, клинкового оружия, китайские воины имели легкий шанцевый инструмент. Главную часть инструмента для постройки укреплений и оборудования позиций перевозили на арбах в обозе. Неуставное оружие для самообороны – металлические палицы, кистени, ножи и т.д. – приобретались воинами самостоятельно, официально в строю не употреблялись и регламентации не подлежали.

Обстоятельства поражения Китая

Не обращая внимания на кажущееся превосходство собственных сил (прежде всего – численное), Китай не имел возможности победить в данной войне – переживая период скрытой феодальной раздробленности, он не имел возможности ни всецело мобилизовать собственные ресурсы, ни выдвинуть объединяющую нацию идею, разрешавшую воевать до победного финиша.

Более того, в войне участвовала только малый часть сил Китая – Хуайская армия, бывшая личным войском Ли Хунчжана (около 35 тысяч людей), гарнизоны крепостей в Чжили, новые войска в Маньчжурии (около 15 тысяч людей), Бэйянский флот (около 5 тысяч людей), часть Сянской армии (около 20-30 тысяч людей), местные ополчения и партизаны в районах, затронутых военными действиями. Население провинций Китая, принявших участие в войне, составляло около 70 миллионов человек против приблизительно 44 миллионов человек населения Японии, но отсутствие развитой ифраструктуры не разрешало применять демографический потенциал страны для постоянного пополнения армии.

Не было и налаженной совокупности подготовки резерва – практически, по окончании начала боевых действий вербуемые из неимущих слоев населения новобранцы приобретали только минимальную подготовку перед отправкой на фронт. Дошло до того, что действительно обсуждались замыслы применять в боевых действиях солдатах Восьмизнаменной армии, вооруженных фитильными ружьями и луками!

Громадные нарекания вызывала и подготовка командного состава – практически все высшие полководцы цинских армий не имели современного военного образования и выдвинулись на руководящие должности на протяжении подавления крестьянских мятежей. Их квалификация и опыт были очевидно недостаточными, дабы сражаться с современной армией, имеющей хорошее оружие и действующей в соответствии с положениям европейской военной науки.

Малое влияние на ход войны оказало и партизанское перемещение – оно или насаждалось сверху (к примеру, по требованию государственныхы служащих 3000 охотников из Маньчжурии были организованы в отряды и переброшены к театру боевых действий, где оказали некую помощь цинским армиям), или в нем учавствовали криминальные элементы, пробовавшие так выслужиться перед властями и легализовать собственные вооруженные формирования (к примеру, Хань Дэцзюй, направивший отряд собственных хунхузов на помощь армии).

Не выдержала опробования войной и китайская индустрия – протяженность железных дорог в стране составляла всего 364 км, что без шуток затрудняла военных грузов и переброску подкреплений, а на арсеналах и верфях трудилось только около 10 тысяч рабочих. Док, пригодный для ремонта громадных судов, был всего один – в Люйшунькоу. С его утратой Бэйянский флот лишился единственной ремонтной базы и скоро стал небоеспособен [20].

большой ущерб Китаю наносили и такие факторы, как устаревший принцип комплектования армий, отсутствие современной структуры армии, их разнородность, малое распространение тактических единиц выше батальона и неопределенность обстановки с обоюдным подчинением различных «командующих» – многие влиятельные генералы обычно не принимали назначаемого сверху главнокому, саботировали его распоряжения и приказы, препирались между собой, не торопясь делать распоряжения, в критические моменты имели возможность отвести собственные войска с фронта либо же вести долгие переговоры по телеграфу, выторговывая для себя удачные условия и требуя усиления для собственных армий.

Эта рыхлая и неповоротливая масса, не обращая внимания на мужество отдельных частей и армейский талант некоторых полководцев, изначально не имела возможности действенно противостоять современной японской армии, организованной по германскому примеру, подчиняющейся единому руководству и располагавшей большим обученным резервом, опирающейся на достаточно замечательную индустрию.

Поражение империи Цин в войне со быстро набиравшей силу Японией, с одной стороны, продемонстрировало гнилость правящего в Китае режима, а иначе, открыло более вольный путь к формированию капитализма в Китае. Парадоксально, но, не обращая внимания на огромное национальное унижение, поражение 1895 г. выяснилось более соответствующим национальным заинтересованностям Китая, ликвидируя бессчётные феодальные препоны на пути развития современной индустрии и создания современных армии.

источники и Литература

¦ Аюшин Н.Б. Огнестрельное оружие из коллекции Дальневосточного Университета/Старая и средневековая история Восточной Азии. К 1300-летию образования страны Бохай (материалы интернациональной научной конференции) – Владивосток, 1998-с. 277-294.
¦ Аюшин Н.Б., Багрин Е.А. Огнестрельное оружие Дальнего Востока XIX в. – Военное дело в Азиатско-Тихоокеанском регионе, Владивосток, 2010. – вып. 1.-е. 200-221.
¦ Барабаш Я.Ф. Монгольские и китайские армии в Урге/Армейский сборник. – № 7-1872, с. 171-192.
¦ Бичурин Н.Я. Статистическое описание Китайской империи. – М, 2002.
¦ Бичурин Н.Я. Китай в гражданском и нравственном состоянии. – М, 2002.
¦ Бобров Л.А., Пастухов А.М. Ойратская артиллерия XVII-XVIII столетий: вопросы происхождения, боевого применения и конструкции/Оружие и военное дело Центральной Азии и кочевников Сибири. – Новосибирск, 2007. – с. 170-247.
¦ Бутаков А.М. Вооруженные силы японии и Китая/Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии, вып. 3. – СПб, 1883.
¦ Бушмакин В.А., Пастухов А.М. Становление Японского Императорского флота/Морская компания, №8, 2010. – с. 28-35.
¦ Ванин Ю.В. Политика Китая в отношении Кореи/соседи и Китай в Новейшее время и Новое. – М, Наука, 1982. – с. 368-395.
¦ Вебель Поездка в Корею летом 1889 г./Сборник материалов по Азии, вып. 41, СПб, 1890.
¦ Вильсон X. Броненосцы в сражении. – М, 2003.
¦ Война меиеду Китаем и Япониею в 1894-1895 гг. Перевод с французскаго. – Новгород, 1896.
¦ Восстание ихэтуаней. материалы и Документы. М, 1968.
¦ Гайпинсянь чжи (Описание уезда Гайпин)/Чжун-Жи чжаньчжэнь (Японо-китайская война), т. 1, с. 315-317. – Шанхай, 1956.
¦ Грей Дж. Г. История Старого Китая. – М, 2006.
¦ Дацышен В.Г. Армия и реформы армии в Маньчжурии во второй половине XIX – начале XX вв./Военное дело в Азиатско-Тихоокеанском регионе, Владивосток, 2010. – вып. 1.-е. 113-130.
¦ Жифан цзицзай ды Чжун-Жи чжаньши. Сюаньи (История японо-китайской войны по японским материалам. Избранные материалы)/Чжун-Жи чжаньнжэнь (Японокитайская война), т. 1, с. 218-289. – Шанхай, 1956.
¦ Забровская Л.В. Политика Цинской империи в Корее 1876-1910 гг. – М, 1987.
¦ Ершов Д.В. Хунхузы: необъявленная война. Этнический бандитизм на Дальнем Востоке. – М, 2010.
¦ Ефимов Г.В. Очерки по новой и новейшей истории Китая. – М, 1949.
¦ История армейского мастерства, т. 5 – СПб, 1994.
¦ Калюжная Н.М. Восстание ихэтуаней 1898-1901. – M, 1978.
¦ Киселев Д.В. Первые броненосные суда китайской постройки/Морская Кампания, Москва, 2010- №3-с. 6-11.
¦ Киселев Д.В. «Чаоюн» и «Янвэй» – от канонерок к крейсерам/Морская Кампания, Москва, 2010- №6-с. 2-19
¦ Кляшторный С.Г., Колесников А.А. Восточный Туркестан глазами русских путешественников. -Алма-Ата, 1988.
¦ Кузнецов B.C. Экономическая политика цинского правительства в Синьцзяне. -М, 1973.
¦ Ларин В.Л. Повстанческая борьба народов юго-западного Китая в 50-70-х годах XIX века.-М, 1986.
¦ Ли Ги Бэк История Кореи: новая трактовка. – М, 2000, перевод с корейского под редакцией С.О. Курбанова.
¦ Лубенцов А.Г. Хамкенская и Пхиенанская провинции Кореи. – Хабаровск, 1898.

Империя цин: пехота «новых войск» в японо-китайской войне 1894-1895 гг.

Оружейная. Историческая справка. Японо-китайская война 1894-1895 гг.

Увлекательные записи:

Похожие статьи, которые вам, наверника будут интересны: