Дело «весна»

Либо из-за чего Сталин стёр с лица земли русское офицерство

Темы предвоенного становления Красной армии, специфика этого процесса, репрессии, обрушившиеся на ее командный, прежде всего преподавательский состав в 30-е годы, остаются одними из самых дискуссионных в военно-научном мире. Но, последнее десятилетие развеяло многие мифы, которые связаны с уничтожением элиты РККА в предвоенный период. Либо из-за чего Сталин стёр с лица земли русское офицерство

В первую очередь никакому важному исследователю уже не приходит в голову именовать бывших подпоручиков, комиссаров, партийных выдвиженцев, сделавших головокружительную карьеру на кровавых полях Гражданской войны и стёртых с лица земли Сталиным в 1937-1938 годах, очень способными полководцами, а их смерть именовать причиной Красной и ослаблением армии ее поражений летом 1941 года.

Наоборот, на современном этапе возрастает интерес к тем, кто в годы русском смуты в скромной должности начштабов, советников и помощников командармов планировал и осуществлял операции большевистских армий, практически обеспечив им победу. О некоторых из этих полководцев мы уже писали («Гражданская война: забытые победители», ВПК, № 38, 2009). Но нам удалось поведать далеко не обо всех настоящих храбрецах РККА.

Судьбы многих военспецов сложились трагично. В сущности об этом — репрессиях начала 30-х — до тех пор пока мало известно современному читателю. Процесс уничтожения бывших офицеров и генералов Императорской армии, помогавших коммунистам, до недавнего времени оставался в тени событий 1937 года.

Но как раз первая волна репрессий, известных как дело «Весна», вправду ослабила большевистские Вооруженные Силы, в первую очередь их научный потенциал, и в большой степени содействовала поражению РККА на начальной стадии ВОВ.

Лишь во время с 1930 по 1931 год были арестованы более чем трех тысяч военспецов, среди которых были не только бывшие офицеры и генералы, сначала проходившие службу в Красной армии, но и белые полководцы, добровольно возвратившиеся в СССР. самые знаменитыми из них были генералы: герой обороны Крыма Слащев, начальник 4-го Донского корпуса Секретев, глава элитной — «цветной» — Марковской дивизии Гравицкий. Добавим к этому перечню генерала Морозова, руководившего на исходе Гражданской войны Кубанской армией и подписавшего ее капитуляцию в первой половине 20-ых годов XX века.

Очевидно, что знания и боевой опыт бывших генералов и офицеров содействовали превращению большевистских Армии в передовые и сильнейшие в Европе. Отчего же тогда советское управление обрушило репрессии на военспецов?

В полной мере объяснимы и логичны действия Сталина во второй половине 30-ых годов XX века. Он избавлялся от любителей, потому что уничтожал занимавших ответственные командные посты в Красную армию «стратегов». Чуть ли не лучшим из них считался Тухачевский, что «прославился» рассуждениями о «социалистическом базисе» в будущей войне, о том, что «операции не должны вестись анархически, безыдейно»… Наряду с этим пробовал полемизировать с настоящими армейскими мыслителями, в частности с бывшим генералом Свечиным — автором теории стратегии измора.

Но, дискуссия бывшего подпоручика с настоящим ученым носила своеобразный темперамент: Свечин в первой половине 30-ых годов двадцатого века пребывал в заключении и потому не имел возможности ответить собственному влиятельному оппоненту. Собственные идеи бывший генерал изложил в труде «Стратегия», взявшем высокую оценку другого выдающегося военного мыслителя Снесарева. Последний, к примеру, писал о «Стратегии»: «…труд А. А. Свечина является наибольшее явление в отечественной военной литературе за последние годы независимо от того, какие конкретно бы в нем при внимательном анализе ни были отысканы позже небольшие неточности, недоговоры либо кроме того фактические промахи…»

Но, взоры этого выдающегося военного мыслителя хороши отдельной публикации. Отметим лишь, что именно Свечину мы обязаны таким научно созданным понятием, как своевременное мастерство, а его «Стратегия» в первой половине 40-ых годов XX века стала настольной книгой многих советских штабных работников, знавших, что данный ученый был казнен как враг народа. Увы, в начале 30-х большевистское управление взяло на вооружение теорию сокрушения, отстаиваемую Тухачевским и ставшую составной частью военной теории РККА в предвоенный период, что и обернулось для нее тяжелыми поражениями в 1941-м — весной 1943-го.

Неудивительно, что у бывшего подпоручика — но, по уровню армейского мышления он таковым и остался — были натянутые отношения с настоящими специалистами ветхой армии, к примеру с вышеупомянутым Морозовым, преподававшим в ленинградской Военно-политической академии и обоснованно вычислявшим, что стратегию и тактику нужно изучать по опыту Первой Мировой, но никак не Гражданской. Последняя с позиций армейского мастерства во многом представляла собой реликт XIX века, достаточно упомянуть фактическое отсутствие и кавалерийские сражения фронтов. Но, коллеги Тухачевского в большинстве собственном не писали кроме того и псевдонаучных работ, потому что не имели элементарного военного образования.

В начале же 30-х были брошены в лагеря и расстреляны настоящие специалисты, армейские учёные и теоретики, чьи знания и опыт, без сомнений, помогли бы избежать трагедии 1941 года.

Вопрос о обстоятельствах репрессий, которые связаны с делом «Весна», увлекателен еще и на фоне непростой внешнеполитической обстановки, складывавшейся около СССР на исходе 20-х годов. Во второй половине 20-ых годов XX века быстро обострились советско-британские несоответствия, что стало причиной временному разрыву дипотношений между обеими государствами, а на польской границе чуть не вспыхнула война. Обстановку усугубило убийство полномочного представителя СССР Войкова в Варшаве.

Одновременно с этим активизировалась диверсионная деятельность белогвардейцев на территории СССР, а фактический главком белой армии, объединенной в Русский общевоинский альянс, барон Врангель совершил инспекционную поездку на Балканский полуостров, где были расположены вверенные ему части.

Во второй половине 20-ых годов XX века для большевистского управления было очевидным, что при начала боевых действий с любой из восточноевропейских государств (Польшей в первую очередь) боеспособные, прекрасно организованные и обученные белые войска примут участие в борьбе против СССР. Добавим к этому советско-китайский конфликт на КВЖД во второй половине 20-ых годов XX века, очень осложнивший интернациональную обстановку на Дальнем Востоке.

В данной ситуации для его окружения и Сталина оставалось малоизвестным, как поведут себя 15 тысяч вчерашних контрреволюционеров, служивших в Красную армию. Готовы ли были бывшие белогвардейцы, надевшие красноармейскую форму, снова выступить против советской власти? Думается, на современном этапе нереально дать однозначный ответ на данный вопрос.

К примеру, один из лучших экспертов по истории Белого перемещения А. Кручинин допускает, что генерал Слащев возвратился в Россию как раз с целью создания военного и подготовки переворота для этого в рядах РККА законспирированной военной организации. Увидим, что преподававший на стрелково-тактических направлениях усовершенствования командного состава Красной армии «Выстрел» крымский храбрец всегда просил дать ему в руководство корпус.

Отношение же к советской власти военспецов, не проходивших службу в белой армии, оставалось непростым. Да, на протяжении Гражданской войны по различным обстоятельствам они сражались в рядах РККА. Но к 30-м годам, в полной мере возможно, у большинства военспецов провалились сквозь землю иллюзии по поводу вероятной изменении интернациональной власти в национальную. Помимо этого, Россию потряс ужасный голод, становилось очевидным будущее завершение НЭПа, начиналась коллективизация.

Очевидно, подобные события не позвали симпатии у многих военспецов. И исходя из этого они, с позиций Сталина и его окружения, в полной мере имели возможность разглядывать вопрос о смене политической власти в СССР. Но это лишь теоретически.

Так, первая обстоятельство репрессий кроется в страхе большевистского управления перед возможностью армейского переворота. Напомним, что масла в пламя подливали эмигранты, не скрывавшие надежд на антиправительственный заговор в РККА и видевшие во главе него Тухачевского. Как раз его именовал покинувший в первой половине 20-ых годов XX века Советскую республику философ Ильин единственной фигурой, талантливой претендовать на роль российского Бонапарта.

О аналогичных настроениях в белой военной эмиграции ОГПУ было замечательно осведомлено.

Но маловероятно, дабы офицеры и высокообразованные генералы делали ставку на вчерашнего выскочку-подпоручика да к тому же и любителя в отношении важных стратегических вопросов. Материалы по делу «Весна» говорят о том, что Тухачевский не был вхож в дома ветхой военной элиты.

Круг общения Тухачевского был иным. Как продемонстрировал арестованный в первой половине 30-ых годов двадцатого века бывший автор и полковник Генштаба увлекательного, не смотря на то, что и не неоспоримого труда по истории Гражданской войны «Как сражалась революция» Н. Какурин: «В Москве временами планировали у Тухачевского, временами у Гая… В Ленинграде планировали у Тухачевского.

Фаворитом всех этих собраний являлся Тухачевский, участники: я, Колесинский, Эстрейхер, Егоров, Гай, Никонов, Чусов, Ветлин, Кауфельдт».

Названные лица не были теоретиками и выдающимися полководцами. Собственной карьерой многие из них обязаны своеобразным условиям Гражданской войны. Да и отношения между, скажем, Тухачевским и Егоровым — оба в 1935 году станут маршалами — были далеко не безоблачными, но, военспецы кроме этого не воображали единого целого и, как показывают материалы следственных дел, неспособны были к заговорщицким действиям, не смотря на то, что кое-какие из них не скрывали негативного отношения к коммунистам.

Но несложной антипатии к коммунистам выяснилось не хватает для свержения их власти: нужны железная воля и решительность, готовность пойти на конечный риск. Способны ли были военспецы на переворот? Думается, что нет.

В сущности наиболее генералов и активная часть офицеров ветхой армии, непримиримо настроенная по отношению к коммунистам, в Гражданскую войну сражалась в рядах белых армий. Большая же масса белогвардейцев, плененная красными либо добровольно возвратившаяся в СССР, была потрясена поражением, испытывала моральную усталость.

Так как они сражались в течении пяти-шести лет, пережили ужасный солдатский террор в 1917, разгром и крушение надежд, обернувшийся печалью отступления либо хаосом эвакуации — новороссийской в первую очередь. Думается, большая часть военспецов, как красных, так и вчерашних белых, хотели лишь одного — стабильности, обычной людской жизни и не готовы было пойти на конечный риск, который связан с переворотом, отдавая себе отчет в неминуемой расправе при его провала. Увидим, что расправа угрожала не только самим армейским, но и их семьям, это являлось важным сдерживающим причиной для тех, кто все же вспоминал о свержении советской власти.

Так, опасения коммунистов перед возможностью армейского переворота на исходе 20-х были, на отечественный взор, в целом беспочвенны, о чем неоспоримо свидетельствуют материалы следствия по делу «Весна». Военспецы иногда планировали совместно чтобы отыскать в памяти прежнее, к примеру отметить полковой праздник. Да, на аналогичных мероприятиях, возможно, звучали песни бывшей Императорской армии, нелестные беседы о большевистской власти, но они были сродни полудиссидентским кухонным посиделкам 70-х.

Что касается Слащева, то нам представляется хоть и в полной мере допустимой, но все же маловероятной его свойство возглавить армейский переворот. Во-первых, коммунисты предусмотрительно не ставили бывшего генерала на командную должность, во-вторых, практически изолировали его от общения с руководством РККА и контактов с армией, включая бывших белогвардейцев, а в-третьих, Слащев большое количество выпивал, что отнюдь не говорит о его рвении без шуток заняться подготовкой свержения советской власти. Но, все это не более чем отечественные предположения, потому что деятельность прославленного генерала в СССР, как и его смерть, оставляет много вопросов.

Еще одна обстоятельство репрессий, возможно, кроется в не совсем верной оценке большевистским политическим управлением военной элиты РККА. Иными словами, частично коммунисты стали жертвой созданного ими же мифа о том, что именно пролетарские полководцы-самородки без военного образования и всяких академий по большому счету смогли разгромить силы контрреволюции.

По словам современного историка С. Минакова, уже по окончании смерти Фрунзе Ворошилов писал, вспоминая о подготовке крымской операции 1920 года: «Мы начинаем обсуждать стратегический замысел нанесения решительного и последнего удара барону Врангелю. И вчерашний подпольщик, коммунист Арсений с поражающим авторитетом и изумительной ясностью подлинного полководца развивает в подробностях грядущие решительные операции Красной армии. Будущее Врангеля предрешена».

Но ни о речи и дивизий каком разгроме Врангеля быть не имеет возможности. Барон отвел собственную армию от Перекопа и благополучно эвакуировал ее и мирное население (всех желающих) за границу. И это при учете того, что в распоряжении Фрунзе было две конные армии, каковые так и не смогли не допустить отступление пехотных частей соперника к крымским портам.

Наконец, нужно сообщить еще об одной причине репрессий советской власти против военспецов — психотерапевтической, лежащей уже не в сфере истории, а скорее философии.

В 1917 случились не просто переворот и последовавшая за ним смена публичного строя, нет — коммунисты вправду строили новый мир, пробовали воплотить в судьбу мечту, тревожившую умы многих мыслителей. К 1930 году в СССР уже появилось поколение, для которого ветхая Российская Федерация была чужой страной, непонятной и, разумеется, враждебной.

И исходя из этого осколки ветхого мира бессердечно и без тени сострадания уничтожались не только властью, но и новым поколением, вежливым коммунистами. Последние, к слову, очень без шуток и ответственно подошли к воспитанию молодежи, для которой история СССР не имела преемственности и писалась с чистого страницы.

Увидим, что на метафизическом уровне конфликт нового и ветхого в Советской республики отыскал выражение в категориях противостояния собственные — чужие. Последние подлежали уничтожению. К этим чужим относились Церковь, крестьянство, интеллигенция, офицерство и купечество.

Все названные слои населения были носителями, как многим казалось, отживших традиций, мироощущения, несовместимых с новыми сокровищами. Исходя из этого коммунисты и вычисляли нужным стереть с лица земли носителей ментальных установок прошлого. Сталину удалось убедить молодое поколение во враждебности реликтов ветхой России к новому обществу, следовательно, во желании и вредительстве свергнуть рабоче-крестьянскую власть.

Молодежь очертя голову и огромной жертвенностью строила новую судьбу, и это лишь усиливало враждебность искренних и по-своему честных комсомольцев — строителей первых пятилеток — к осколкам дореволюционной России.

Нужно подчернуть, что примеры, которые связаны с бессердечным уничтожением чужих, были не единичны в русской истории. Так, к примеру, во второй половине 60-ых годов XII века созданная Андреем Боголюбским коалиция русских князей захватила и разграбила Киев. Последнее было беспрецедентным шагом, потому что до этого князья стремились как раз править в старой столице.

Андрей стал первым правителем, в сознании которого Киев представлялся чужим городом, что допускало возможность его разгрома.

Таким же образом направляться растолковывать опричный террор Ивана Грозного. Царь жил, как ему казалось, на пороге завершения земной истории, в то время, когда обостряется борьба добра и зла: в первой половине 90-ых годов пятнадцатого века должен был наступить в соответствии с принятому в Российской Федерации летоисчислению 7000 год от сотворения мира. И как Всевышний наказывает грешников на небе, так и правитель — монарх — это же делает на земле: как раз так осмысливал собственную власть Грозный.

Исходя из этого в сознании царя замученные им люди были безбожниками — чужими, стереть с лица земли которых была его обязанность.

Наконец, противостояние Петра I с реликтами ветхой столичной Руси воображало собой как раз борьбу самодержца с чужими. Это и стало причиной безжалостному уничтожению стрельцов во второй половине 90-ых годов XVII века, в то время, когда царь лично рубил головы ни в чем не повинных людей, потому что никакого стрелецкого бунта в действительности не было.

Приведенные примеры из русской истории, как и уничтожение военспецов, по сути объединены одной метафизической обстоятельством. Во всех указанных случаях к власти приходили не просто новые люди, а деятели, утверждавшие кроме того не столько новую модель национального устройства, сколько миропонимание, иное, кроме того в некоем смысле сакральное переживание власти.

Помимо этого, военспецы в глазах новой власти являлись в некоем смысле параллельной ей интеллектуальной элитой, что для коммунистов было нетерпимым. И исходя из этого старое не просто должно было уйти с политической арена, нет — оно должно было быть как раз стёрто с лица земли как носитель враждебных сокровищ, как чужое.

Каковы же итоги репрессий, связанных среди них и с делом «Весна», во время финиша 20-х — начала 30-х годов? На современном этапе официальная цифра репрессированных включает порядка 10 тысяч людей. Иными словами, к началу 30-х Сталин стёр с лица земли и послал в лагеря фактически всех здоровых офицеров бывшей Императорской армии, практически лишив комсостав РККА и армейские институты, и академию Генштаба преемственности.

Так, во многом как раз в репрессиях 1930-1931 годов — обстоятельства ужасных поражений РККА в 1941 и 1942 годах, огромных территориальных и людских утрат и продолжительных четырех лет войны.

Игорь ХОДАКОВ
кандидат исторических наук

Горячая политическая весна. Дело Насирова — это только начало. Денис Кирюхин

Увлекательные записи:

Похожие статьи, которые вам, наверника будут интересны: