Абсолютный хищник

Еще одна занимательная статья от сотрудника crustgroup — автора цикла статей «Трагедия Бронзового века».

Расписывая ход за шагом текущий цивилизационный кризис, что разворачивается у нас перед глазами сутки за днём, я всегда сталкиваюсь с оптимистическим трендом: фигня, прорвёмся. Но, это сакраментальное прорвёмся, которое я, непременно, целиком и полностью поддерживаю, должно сопутствовать не наивно-детскому фигня, малята, а значительно более взрослому подходу: прорвёмся, с утратами, не все – и, более того, фундаментально изменимся.

Так как отечественная личная история, как вида и история всей биосферы планеты Земля просто-таки пестрит примерами сумасшедших взлётов, броских расцветов и ещё более катастрофически ослепительных падений видов, оседлавших эволюционную волну, но позже, в какой-то момент утративших драйв и соскользнувших в пучину безвременья.

И, сидя летом на завалинке простого украинского сельского дворика на берегу какой-нибудь Десны либо Ворсклы, в полной мере возможно заметить некоторых храбрецов этого миллиардолетнего рассказа. А кое-какие из храбрецов, невидимые невооружённым глазом, миллионами будут плавать в водах той самой реки, которая будет течь мимо хаты, сарая и рогоза и прибрежного тростника.

Обращение в этом рассказе отправится об безотносительных хищниках. О циклопе, курице и стрекозе. И это не шутка.

Храбрец отечественного рассказа.

Это отечественная Громадная История. А на картине сверху – Полный Хищник собственного времени, властитель докембрийских морей, Его Величество Циклоп. Ну не сам само собой разумеется – а только его далёкий потомок. не сильный тень, призрак и фантом прошлого величия. Вам необходимы пояснения?

Их имеется у меня.

Началась эта история давным-давно, в то время, когда планктон был мелкий-премаленький…

Многие моменты в данной статье я буду цитировать по превосходной книге Кирилла Еськова жизни и История Земли на ней. Легко, по причине того, что Кирилл эксперт в палеонтологии и гениальнейший популяризатор – да и концепция безотносительного хищника в палеонтологии – это уже, в неспециализированном-то менйстрим, что в том месте существует уже весьма в далеком прошлом. Вопрос новизны скорее в том, как вопросы эволюции живого мира возможно применить к нашему собственному людской формированию.

Итак: докембрий, море, планктон. Мелкий планктон, что решает собственные мелкие неприятности.

До начала рифея (это – около 1,65 млрд лет) фитопланктон (небольшие водоросли) состоял практически только из малоразмерных форм (до 16 мкм). Возможно предполагать, что хищники сейчас или были представлены самым небольшим размерным классом (назовем его условно «инфузория»), или отсутствовали вовсе. Но, первое более возможно: из этого времени известны и небольшие шипастые формы, что возможно первым в истории возникновением защитных структур у фитопланктона в ответ на пресс выедания первым зоопланктоном.

Малоразмерные фитопланктонные организмы сталкиваются с одной проблемой, на которую в первый раз обратил внимание гидробиолог Б.В. Виленкин. Снабжение этих одноклеточных биогенами и растворенными газами является следствием диффузии (свободного проникновения) через клеточную стенку; это, казалось бы, должно помогать миниатюризации клеток – дабы максимально расширить отношение ее поверхности к количеству.

Но весьма небольшой организм неспособен выделиться из окружающей его водной массы: пассивно паря в толще воды (и оставаясь неподвижным относительно нее), он скоро формирует около себя «пустыню» – выедает из конкретно окружающего его водного слоя все биогены. Наряду с этим он насыщает воду диффундирующей наружу собственной органикой, которую не в силах удерживать в клетки из-за того же самого – большого – соотношения поверхность / количество.

То, что наряду с этим безвозвратно теряется более трети клеточной продукции – ещё полбеды; хуже то, что на окисление данной органики расходуется кислород, и водный слой, окружающий организм, обедняется кислородом. Одним словом, незабвенный Пятачок был прав: жизнь «весьма мелкого существа» полна проблем.

Проблем этих возможно избежать, только вынудив организм перемещаться довольно вмещающей его воды. Этого возможно добиться двумя методами: или начать самому деятельно двигаться в ее толще, или, напротив, прикрепиться к неподвижному субстрату – дабы вода двигалась довольно тебя. Второй метод прокариоты реализовали срочно, сконструировав мат.

Современные бактериальные маты видел в собственной жизни любой аквариумист, которых хотя бы один раз чистил фильтрующие элементы собственного аквариума. Противная липкая масса, осевшая на поролоне фильтров и является несложный бактериальный мат. В рифее же маты были распространены так обширно, что кое-какие осадочные породы практически сложены из трупиков бактерий (не кораллов!). Эти породы именуются строматолиты:

Современные строматолиты в заливе Шарк, Австралия. Сверху – разрез строматолитовой породы с характерными полосами бактериального мата.

А вот с первым методом – деятельно поплавать в толще среды – казалось бы, более несложным и очевидным – у несложных водорослей появились большие неприятности – потому что действенных органов перемещения, аналогичных ресничкам и жгутикам эукариотных одноклеточных, у светло синий-зелёных водорослей так не появляется (ну нет у них таких генов). Поэтому-то светло синий-зелёным, не обращая внимания на монополию на фотосинтез, и было нужно идти на поклон к предкам современных водорослей, встраиваясь в них в виде хлоропластов, что я уже как-то разбирал вот в данной статье.

Для для того чтобы направляться;гибридного и химерного фитопланктона, владеющего свойством разрешать «несоответствие Виленкина» за счет активных передвижений, уже выгодно сохранять минимальные размеры тела (что усиливает соотношение поверхность/количество).

Исходя из этого появление в раннем рифее (1,6 млрд лет) форм из следующего размерного класса (16-60 мкм) может рассматриваться как отражение усиления пресса хищников класса «инфузория», и соответственно, попытки фитопланктона уйти за размерный оптимум выедания методом повышения размера. Для понимания сути процесса – кошке легко съесть мышку, а вот с капибарой кошка уже не справится – она кошке не по зубам и не по размеру, не смотря на то, что и всё тот же грызун, хоть и переросток:

Погладь капибару, погладь капибару, с**а.

Эта стратегия употреблялась фитопланктоном в течении всего рифея, т.е. около миллиарда лет. В середине рифея (1,4-1,0 млрд лет) появляются водоросли размерного класса 60-200 мкм; это может рассматриваться как реакция на появление хищников следующего размерного класса – «коловратка». К концу же позднего рифея (700 млн лет) фитопланктонные организмы достигают большого размера за всю историю: кроме главной сейчас размерной группы 200-600 мкм сейчас появляются, к примеру, огромные водоросли диаметром до 2-3 миллиметров – это по большому счету уже физиологический предел размера для одноклеточных.

Коловратка – ужасный хищник рифейских морей. Думаю, повышение раз в сто.

Доминирование сейчас защитной стратегии в виде повышения размера, при очевидно подчиненном значении выростов оболочки, говорит о сильном прессе зоопланктона класса «коловратка», но при отсутствии более больших хищников. По большому счету тенденция к однонаправленному трансформации размера для жертвы имеет суть только при существовании единственного размерного класса хищников – в другом случае ты тут же попадаешь «из огня в полымя». Капибару, быть может, тяжело съесть кошке, но вот для ягуара она в полной мере себе законная добыча.

А вот дальше случился вендский фитопланктонный кризис: разнообразие водорослей, достигнув незадолго до появления вендской фауны (около 600 млн. лет назад) собственного максимума, быстро падает, причем крупноразмерные формы исчезают всецело. Попытки растолковать данный кризис тем, что фитопланктонные сообщества имели возможность столкнуться сейчас с глобальным недостатком СО2 при избытке О2 (такое сочетание вправду угнетает развитие микроводорослей), кажутся достаточно наивными. Значительно убедительнее смотрится догадка российского палеонтолога Бурзина о том, что кризис появился в следствии появления хищников следующего размерного класса, храбреца отечественного рассказа – класса «циклоп» (до 2 мм), составляющих и по сей день главную массу современного зоопланктона.

Данный удар поддых со стороны хищников был подлым и неостановимым. От этого неприятеля уже не имела возможности спасти ставшая стандартной стратегия опережающего ухода в следующий размерный класс – потому что фитопланктон уже «уперся» в физиологический предел размеров тела. Только к началу кембрия фитопланктону удалось дать тождественный эволюционный ответ на комбинированное действие хищников различных классов: с этого момента (и поныне) главной защитной стратегией для фитопланктоных организмов делается образование шипов, выростов, экваториальной каймы и тому подобные невкусности.

Хорошая теория эволюции говорит о совсем противоположном: как думается, естественным образом направляться и так называемая «филогенетическая реактивность хищника»: жертва увеличивает скорость передвижения – хищник должен перейти к охоте из засады, жертва наряжается панцирем – хищник начинает создавать инструменты для его взлома; и всё в истории идёт как раз в таком порядке. Но многие палеонтологи (В.А.Красилов, В.В.Жерихин, А.С.Раутиан) приходят сейчас к выводу о том, что балансовые модели – это путь к познанию функционирования сообществ, но не их эволюции.

Все необратимые эволюционные процессы – от глобальных экосистемных кризисов до развития отдельных видов – протекают не благодаря, а вопреки сохранению экологического равновесия. Функционирование сообществ основано на циклических процессах, протекающих с отрицательной обратной связью; для того же, дабы началось развитие, она обязана разрушиться и смениться на хорошую обратную сообщение. Имеется хорошая обратная сообщение – ожидай взрыва, эволюции и нового дивного мира.

Применительно к совокупности «хищник-жертва» это должно смотреться так. Любой эволюционный успех жертвы (повышение скорости передвижения, создание панциря, острых рогов либо копыт) хищник чувствует на собственной шкуре срочно; жертве же в неспециализированном-то наплевать на эволюционные приобретения хищника, потому, что в норме тот все равно изымает только часть ее популяции. , пока хищник остается в таком реактивном состоянии, совокупность пребывает в равновесии.

Фактически говоря, жертва начинает «подмечать» хищника только с того момента, как его эффективность превысила некое пороговое значение, в следствии чего тот начал подрывать ее ресурсы. В тот самый момент, в то время, когда реактивной делается жертва, а не хищник, в совокупности и появляется хорошая обратная сообщение по типу «гонки оружий», и совокупность, выйдя из равновесия, начинает эволюционировать в неком (причем совсем не обязательно в «верном»!) направлении.

На эволюционную роль верхних трофических уровней экосистемы возможно взглянуть и с пара другой точки зрения. Дело в том, что их сотрудничества с нижними уровнями являются не столько энергетическими (обрисовываемыми в терминах трофической пирамиды), какое количество информационными.

Тут возможно использована аналогия с постиндустриальным обществом, в котором важное значение получает не уровень производства сам по себе энергии (как это было в индустриальную эру), а оптимизация управления энергопотоками за счет информационных связей. Как раз таким «блоком управления» живой экосистемы и являются хищники, деятельность которых приводит к эволюционным изменениям у их жертв. Как заметил А.С.Раутиан, само выражение «жертвы и эволюционные стратегии хищника» не в полной мере верно: у хищника стратегия имеется, а вот у жертвы – одна лишь тактика.

О степени же автономности этого «блока управления» дают наглядное представление как раз те палеонтологически документированные обстановки, в то время, когда он создаёт чересчур действенного хищника, что, по выражению А.Г. Пономаренко, «проедает экосистему полностью» – как это и случилось при происхождении зоопланктона размерного класса «циклоп».

Любой эколог сообщит не вспоминая, что «этого не может быть, по причине того, что не может быть ни при каких обстоятельствах!», и будет совсем прав – но прав как раз в рамках собственного, экологического, масштаба времени. В эволюционном же масштабе времени такая обстановка (ее возможно условно назвать «изобретением полного оружия») не просто вероятна – она, как мы заметим потом, являлась реальным механизмом запуска многих наибольших экосистемных филогенетических революций и перестроек.

Второй раз по окончании циклопа полный хищник посетил нас в каменноугольном периоде. на данный момент эти твари тихо порхают по берегам рек, в воде что резвятся циклопы, но в своё время это был ужас и страх, крылатая бестия и безотносительное зло:

Муха-Дракон. Dragonfly.

Каменноугольный период, время, в то время, когда растительность деятельно изымала углерод из воздуха и генерировала кислород, полон детективных историй. К примеру, история с насекомыми. Это было время не просто огромных стрекоз. Это было время, в то время, когда по большому счету смогли показаться летающие насекомые. Так как, воображая себе эволюцию будущего летуна, необходимо осознавать, что он должен быть достаточно тяжел, дабы зачатки крыльев давали ему преимущество в затяжном прыжке с ветки на ветку.

А тяжелыми насекомые могли быть лишь в карбоне, поскольку только тогда в воздухе было столько кислорода, дабы пассивно дышащее трахеями насекомое не задохнулось от своих громадных размеров.

Но древние насекомые были членистоногими, каковые систематично линяют, как на данный момент ракообразные. Другими словами, дабы возможно было линять, в хитиновых крыльев пребывала живая ткань. С тяжелыми неоперенными крыльями летать тяжело.

Возможно взглянуть, как летают подёнки – последние выжившие насекомые, крылатые особи которых линяют.

В этот самый момент какому–то жуку пришло в голову, что взрослому линять не к лицу. И тогда крылья смогли усохнуть, стать более легкими и твёрдыми. На арену опять вышел полный хищник – стрекоза. Да–да, эта прекрасная и безобидная букашка. Стрекозы, не встречая ни сопротивления ни обмана, съели фактически всё, что шевелится.

Это при том, что ее крылья, по современным меркам – примитивны и не складываются, а личинки некоторых ее видов дышать могут как йоги, лишь жопой (анальные жабры).

Как и каждый безотносительный хищник, которым, кстати, возможно назвать и человека, стрекозы создали экологическую трагедию. Мир насекомых, каким мы его видим на данный момент, да и по большому счету всю землю, стоящий выше по пищевой цепи, появился благодаря стрекозам. Часть насекомых, как те же подёнки, эволюционные ровесницы стрекоз, осознали, что светиться на воздухе страшно и живут
только сутки – дабы размножиться и отложить яйца, из которых вылупятся живущие пара лет личинки. Часть ушла под почву, под кору, под пни, перевоплотив одну несколько крыльев в панцирь либо лишившись крыльев по большому счету. Часть быстро уменьшилась в размерах и прекратила быть привлекательной для больших хищников. Часть обучилась применять тактику селёдки, образуя громадные своры, разлетающиеся в сторны при атаки.

Часть, такие как кузнечики, обучилась весьма быстро прыгать. Часть, такие как тараканы, разучились летать. Часть, такие как мухи, обучилась скоро летать по умным и непредсказуемым траекториям.

Часть обзавелась ядом. Часть обучилась жить семьями.

А один из видов, которого его прямокрылые родственники – стрекозы выдавили на периферию судьбы, в завалы мертвых растений, которыми были устланы леса карбона, был должен попытаться на вкус поленья, для чего обзавелся умными бактериями симбионтами. Начав утилизировать завалы целлюлозы и возвращать, так, углерод обратно в круговорот, он без шуток, вместе с другими жуками, которых мы на данный момент именуем вредителями, помог сокращению живых лесов и их мертвых залежей. Это привело а) к сокращению генерации кислорода и б) возврату углерода, в виде двуокиси, обратно в воздух.

Сокращение доли кислорода в воздухе вынудило стрекоз уменьшиться до современных размеров и прекратить творить безобразия. Фактически, стрекозы съели собственный будущее. А если бы не было стрекоз, насекомые до сих пор питались бы соками, пыльцой и спорами (голосеменных) растений, каменный уголь продолжал бы образовываться до сих пор, а пёстро окрашенные тараканы уютно порхали бы под абажуром на кухне.

Вот как всё непросто не редкость в эволюции.

Третьего храбреца отечественного рассказа – курицу – вы, конечно же сможете расписать в красках и сами. Достаточно отыскать в памяти, что в почётных и глубокоуважаемых кузенах у курицы числится таковой превосходный экземпляр, как Тиранозавр Рекс, а пошло всё развиваться от для того чтобы незаметного и невзрачного существа, как Asilisaurus kongwe:

Архозавры (курицы и предки динозавров) показались в поздней перми, практически в один момент с терапсидами (отечественными предками), и в один момент же с последними выработали крайне важное для стремительного передвижения положение задних конечностей – сведенное, прямое и под туловищем. А вот дальше архозавры, вместо того, дабы копаться с преобразованием пояса передних конечностей, по большому счету отказались от их применения для перемещения, и выработали принципиально новый тип перемещения – бипедальный (двуногое хождение).

О потенциальных скоростных возможностях для того чтобы двуногого диапсида дают некое представление современные страусы. Бипедальность также требует последовательности важных анатомических перестроек (в первую очередь – создания опорного таза с консолидированными позвонками крестцового отдела), но это, как ни необычно, выяснилось легче, чем решить простенькую на первый взгляд задачу снятия ограничений в подвижности плечевого сустава – на что отечественным предкам-тероморфам было нужно израсходовать практически 100 миллионов лет.

Так в триасе появилась жизненная форма скоростного бипедального существа; как раз «двуногость» открыла динозаврам путь к 130-миллионолетнему владычеству над сушей (имеется большое количество четвероногих травоядных динозавров, но все они случились от двуногих предков, «опустившихся на четвереньки»). Среди наземных хищников в большом размерном классе эта жизненная форма стала по большому счету единственной и, единожды сформировавшись, фактически не изменялась в течении всего мезозоя (основной персонаж «Парка юрского периода» – позднемеловой динозавр Tyranosaurus rex – снаружи мало чем отличается от большого триасового текодонта Ornithosuchus).

Более того: потом как раз бипедальная локомоция разрешила двум линиям архозавров – птицам и птерозаврам – независимо преобразовать переднюю конечность в машущее крыло и освоить деятельный полет. Но, «Это уже совсем вторая история», которая, фактически говоря, и приводит нас к скромной курице на отечественном заднем скотном дворе.

Ну и совсем вторая история – это история ещё одного двуногого хищника, появившегося в неогене. Данный хищник, вдобавок к двуногости обучился ещё и весьма действенно применять собственный межушный нервный ганглий мозг, что у него гипертрофировался и начал делать довольно много дополнительных функций, каковые он сам назвал разумом и сознанием:

И пускай реконструированный на картине вверху Человек Умелый и выглядит мартышка-мартышкой – но именно он, в Олдувайском ущелье первым среди Homo поднялся на путь применения мозга для сознательного управления потоками энергии. Именно он не стал растить себе замечательные зубы и челюстную мускулатуру в ущерб мозгам, а сделал первые каменные орудия, каковые поставили его на путь безотносительного хищника, которым мы идём и по сей день.

Как на большом растоянии заведёт нас данный путь? Только бог ведает, кроме того фантасты теряются в сомнениях. Одно светло совершенно верно – несложным данный путь не будет ни при каких обстоятельствах.

Несложный путь – это циклоп в реке, стрекоза на ветке и курица на скотном дворе. Бывшие полные хищники бывших времён. Как у Брюса Стерлинга в его Рое:

— Нет. Мы не прикоснулись потомков всех пятнадцати рас, пришедших в столкновение с нами. Да в этом и не было необходимости. Обратите внимание, капитан-врач, вот на этого мелкого уборщика, что летает около вашей головы, поедая капли вашей рвоты. Пятьсот миллионов лет назад его предки сотрясали Галактику. В то время, когда они нападали нас, мы спустили на них таких же, как и они сами. Представителей той же расы.

Само собой разумеется, мы перестроили отечественных бойцов, дабы они стали умнее, изобретательней, посильнее, выносливее и, конечно, всецело преданы нам. Отечественные Гнезда — это был единственный их мир, и они сражались с таковой изобретательностью и энергией, с какой ни при каких обстоятельствах не имели возможность сражаться мы сами… И в случае если ваша раса явится ко мне нас эксплуатировать, то мы, конечно, сделаем то же самое.
— Мы люди, мы иные.
— Само собой разумеется.
— И тысячи лет мало, дабы поменять нас. Вы погибнете, и тогда потомки заберут власть в Гнезде. Через пара поколений они уже будут всем руководить, вопреки всему.

И темнота им не помешает.
— Само собой разумеется, нет. Тут вам не необходимы глаза. Вам по большому счету ничего не требуется.
— Вы сохраните мне жизнь? Разрешите учить потомков всему, чему я
захочу?
— Само собой разумеется, капитан-врач. Честно говоря, мы оказываем вам услугу. Через тысячу лет ваши потомки будут единственными сохранившимися представителями человечества. И более того, мы лично позаботимся о том, дабы вы сами это заметили.

Мы сохраним вас.
— Вы ошибаетесь, Рой. Вы ошибаетесь по поводу разума и по поводу всего остального. Быть может, остальные расы и деградировали до паразитизма.

Но мы, люди, из другого теста.
— Само собой разумеется, само собой разумеется. Итак, вы согласны?
— Да, я принимаю ваш вызов. И я побежу!

Победит ли человечество? Вопрос открыт. Так как мы – Безотносительные Хищники собственного времени.

Мы проедаем биосферу полностью.

источник: http://crustgroup.livejournal.com/36553.html

Aliens vs Predator (Чужие против хищника) — часть 12 — Пора Охотиться

Увлекательные записи:

Похожие статьи, которые вам, наверника будут интересны: